Харламов. Легенда хоккея

Яков Костюковский, писатель

– Зря ваше звено расформировали.

– Что теперь говорить… Тренер решил – значит, все.

– Он не прав.

– У нас тот прав, у кого больше прав… 'Гак, кажется, у Райкина?

– Почему у Райкина? По-моему, это сказал Эмиль Кроткий… Посмотрите сами, я же вам подарил «Отрывки из ненаписанного».

– Да, теперь на пенсии будет время почитать.

– Да ладно вам! Вы еще будете играть и играть… И в своей же тройке.

– Не думаю… Ладно, не будем об этом… Прошел ваш сценарий?

– Теперь я прошу: не будем об этом… Кстати, у меня такое впечатление, что я общался с вашим сыном.

– Где?

– Тут на днях я был в вашем доме… Во дворе играл с мячом мальчишка. Очень на вас похож. Шустрый такой, ловкий… По-моему, растет второй Харламов.

– Маловато вы ему отпустили. Лучше бы – второй Пушкин.

– Пушкин?.. Ну, что ж – тоже неплохо.

– А почему вы решили, что это мой сын?

– Я же вам говорю: очень на вас похож… Лет пяти.

– Совпадает… В полосатой шапочке?

– Да, да…

– Говорили с ним?

– Да что-то он не очень разговорчивый…

– Совпадает.

– На меня никакого внимания… Поставил мяч напротив окна и ударил изо всех сил…

– Разбил стекло?

– Нет, не попал.

– Не попал?.. Тогда это не мой сын.

Таким или почти таким был наш последний разговор.

Таким или почти таким мне запомнился Валерий Харламов.

Последний сезон

Звонит поутру

Атээсовский зуммер,

А сердце как знает,

А сердце болит!

На скорости жил

И на скорости умер! —

Какой беспощадный буллит!..

Михаил Танич

В 1981 году Харламов объявил, что этот сезон для него станет последним. Завершить его он хотел красиво, и сначала казалось, что ему это удастся. В составе ЦСКА он в 11-й раз стал чемпионом СССР и был признан лучшим нападающим в финальном турнире Кубка европейских чемпионов. В качестве финальной точки он мечтал выиграть награду, которой у него еще не было – Кубок Канады, который должен был стартовать в конце августа в Виннипеге. Но…

Вячеслав Фетисов вспоминал: «Валера тренировался неистово, он был в прекрасной форме, и чувствовалось, что очень ждал турнира такого высокого ранга, понимая, что он станет последним для него. Мы паковали чемоданы, как вдруг Тихонов вызвал к себе Харламова. Через полчаса Валера вышел из тренерской. Ничего не объясняя, он пожал ребятам руки, что-то пролепетал о победе, развернулся и уехал. Как потом выяснилось, Тихонов «отцепил» Харламова за какое-то прошлое нарушение режима…»

Сам Тихонов утверждал, что все было несколько по-другому, и что Харламов сам признал, что он не в форме, и в Канаду ему лучше не ехать. Как бы то ни было, для всех специалистов хоккея и болельщиков эта новость стала невероятной, в нее просто не могли поверить.

Но этот отмененный Кубок Канады стал для Харламова не просто концом карьеры. 26 августа, когда он мог бы быть в Виннипеге и отстаивать честь страны, он вместо этого по воле тренера или судьбы отправился в аэропорт – встречать жену с сыном, которые возвращались с отдыха на юге. Потом он отвез их на дачу в деревню Покровка под Клином, где тогда жили его теща и четырехлетняя дочь Бегонита.

Олег Спасский, зам. главного редактора журнала «Советский Союз», ответственный редактор журнала «Спорт в СССР»

Начиная работу над книгой «Первая тройка», посвященной Борису Михайлову, Владимиру Петрову и Валерию Харламову, я расспрашивал хоккеистов, тренеров о главном в характере героев. Когда речь заходила о Харламове, все, словно сговорившись, отмечали одно – редкую доброту, расположенность к людям.

Это я уже знал: о ком бы ни спросил Валерия, о каждом он отзывался хорошо. Недостатки видел, знал, но, рассказывая о товарище, о партнере или сопернике, подчеркивал тем не менее в первую очередь достоинства. Это общая черта хороших людей.

Обиду не таил. Был отходчив, добродушен. Охотно смеялся шуткам других. На просьбу чехословацких любителей спорта назвать самого веселого и остроумного человека в его команде Виктор Васильевич Тихонов, старший тренер двух команд – сборной и ЦСКА, первым, не колеблясь, назвал Харламова.

Познал известность, славу. Громадную славу. Его узнавали не только в Москве: в пражском автобусе, на улицах Монреаля, где не было отбоя от коллекционеров автографов.

Имел награды, звания: три ордена, почетный знак ВЛКСМ и знак ЦК ВЛКСМ «Спортивная доблесть», две золотые олимпийские медали, восемь медалей чемпиона мира, десять – чемпиона СССР.

Знал славу. Но не знал себе цену. Не хотел знать.

За пределами площадки был заметен меньше других. Порой застенчив. Невероятно застенчив.

Когда Валерия уже не стало, разговаривал о нем с Чернышевым – Аркадий Иванович, с участием которого сложилась вся история отечественного хоккея, сказал:

«Это величайший хоккеист современности. Говорю не только о нашем хоккее. И очень скромный человек. Деликатный. Чуткий».

После матча, турнира, чемпионата он стремился отойти на второй план. Говорил о друзьях. О том, что без них не стал бы настоящим хоккеистом.

Размышлял о том, что жизнь человеческая – это будни, дела, повторяющиеся изо дня в день, какие-то житейские мелочи, что хоккей – не только и не столько праздники – чемпионаты мира, захватывающие поединки ЦСКА и «Спартака», сколько будни – тренировки, общение, порой ежечасное, с одними и теми же людьми. И прежде всего с партнерами по звену. Напоминал, что первое условие успеха в хоккее – психологическая совместимость всех трех форвардов. Еще лучше, если дружба.

Ценил дружбу. Берег ее. Благодарил хоккей за то, что свел его с прекрасными людьми.

Охотно рассказывал о друзьях. Пояснял: «Друг – это, по моим представлениям, человек, который всегда тебе поможет, человек, которому можно довериться в любой ситуации. Друг поймет твое настроение и поспешит принять участие в твоих заботах, если у тебя неприятности или просто плохое самочувствие».

Тянулся к детям, к семье. Любил детей. И дети тянулись к нему. И свои. И чужие.

Следил, чтобы в книгу его непременно были включены фотографии с Ирой, женой, с детьми – Сашей, Бегонией. И в последнее мгновение жизни старался помочь Ире – она была за рулем…