Хармонт. Наши дни
Шрифт:
Наутро Антон явился в лабораторию всклокоченный, с красными от бессонной ночи глазами, и сообщил, что видал он такие вечеринки в гробу и что, кажется, влюбился.
– Почему в гробу? – полюбопытствовал Ежи.
Антон ответил, что не дело, когда на вечеринку является какой-то пижон по кличке Смазливый Пит, про которого шепчутся, что он скупает хабар, а потому заискивают и лижут ботинки и хорошо ещё, если только ботинки. И не дело, что этот самый Смазливый, или как его там, спокойно приглашает танцевать девушку, с которой ты пришёл, и ведёт себя нагло, так что, будь дело в России, Антон давно начистил бы ему морду, а тут, видите ли, на вечеринках рукоприкладство не в чести.
– А влюбился в кого? – уточнил Ежи. – В журналистку? Что-то быстро ты.
Антон сказал, что самая верная
Ян Квятковски, 32 года, осуждённый к десяти годам
содержания под стражей заключённый
Окружную тюрьму «Сан-Себастьян» контингент не без остроумия переименовал в «Сталкер хауз». Было в «Сталкер хауз» полсотни камер, обнесённый колючей проволокой двор, столовая, подсобка, скудная библиотека и спортзал. Больше в тюрьме не было ничего, если не считать охраны и пары сотен осуждённых из Хармонта и его окрестностей. Большей частью сроки здесь отбывали сталкеры. Приятное разнообразие в их ряды вносили хармонтские бандиты, хулиганы, мошенники и проворовавшиеся официалы средней руки. За убийство сидели всего четверо. За вынужденные убийства в порядке самообороны – один лишь Ян Квятковски по прозвищу Джекпот.
Из тюрьмы наружу вели всего два пути – в Хармонт и на кладбище, остальные блокировались запрещающим эмиграцию законом. Первые пару лет Ян старался попасть на кладбище. Жить стало незачем после того, как на суде выяснилось, что в Арлингдейле погибли мать с отцом и без вести пропал брат. Десятилетний срок и отсутствие всяческих перспектив по его отбытии желание покончить с жизнью усугубляли.
Несколько раз Яну угодить на кладбище почти удалось.
На второй месяц после прибытия в тюрьму он схлестнулся в душевой со Стилетом Панини, первым авторитетом в «Сталкер хауз» по части нанесения телесных увечий. Стилета из душевой унесли на руках. Неделю спустя в столовой он, зайдя со спины, набросил Яну на шею самодельную гаротту и непременно удавил бы, не подоспей вовремя конвой. Ещё через пару недель Стилет, выломав из прохудившейся стены в подсобке ржавую арматурину, бросился на Яна и успел полоснуть по груди, прежде чем оказался в нокауте.
– Жить хочешь? – спросил Ян, едва Стилет очнулся.
– А ты? – вопросом на вопрос ответил тот.
– Я – нет.
Стилет недоверчиво прищурился.
– Жить хотят все, – поделился он благоприобретённым опытом.
– Пусть будет так, – не стал спорить Ян. – Запомни: клянусь, что ещё раз – и я тебя грохну. На мне пятеро, парень, ты будешь шестым.
Больше Стилет враждебности не проявлял.
Месяц спустя в столовой заключённые затеяли потасовку. Зачинщики угодили в неотапливаемые одиночки, на местном жаргоне называемые «дырами». Яна среди зачинщиков не было, но в «дыру» его закрыли за компанию с остальными. К тому времени тюремное начальство уже уверилось в том, что без мрачного, злого и скорого на расправу поляка не обходится ни одна свара. В одиночке Ян подхватил двухстороннее воспаление лёгких и опять едва не отправился на кладбище. Выздоравливал он в лазарете, долго и мучительно, а едва выздоровел, чудом не получил пулю в спину. Грузовичок, доставивший в «Сталкер хауз» нехитрые продукты, выезжал через тюремные ворота, и Ян, оттолкнув охранника, с отчаяния бросился за ним вслед. Убежать Яну не дали, его скрутили и вновь водворили в «дыру», а стрелявший конвойный изумлённо разглядывал свой «глок», который впервые за долгие годы безупречной службы дал осечку.
Желание расстаться с жизнью у Яна прошло, лишь когда на третий год отсидки в «Сталкер хауз» приземлился взятый с поличным на передаче хабара Чероки. Получил Чероки три года и срок принял по-философски невозмутимо, как принимал и все прочие жизненные невзгоды.
Голливудскую звезду Мяснику из него и вправду сделать не удалось, изуродованное «жгучим пухом» лицо Чероки походило на индейскую ритуальную маску больше, чем на человеческую физиономию.– Держись, Джекпот, – сказал Чероки, едва они впервые обнялись в тюремном дворе. – Хочешь, я, как выйду, опять присяду? Будем тянуть вместе.
Ян растрогался так, что едва удержал готовую уже рвануться из глазниц влагу.
– Я буду держаться, – сказал он. – Не волнуйся, и спасибо тебе.
– За что? – удивился индеец.
– За дружбу.
– Мужчины за дружбу не благодарят, – медленно произнёс Чероки. – Так говорил мой отец и отец моего отца, а они были вождями и мудрыми людьми.
Вскоре истёк срок у Стилета Панини. За два дня до освобождения Стилет пришёл к Яну прощаться.
– Джекпот, – сказал он. – Я слыхал, ты здесь потому, что прикончил моих соотечественников. Я хотел отомстить за них и поэтому поднял на тебя руку. Я был неправ, среди итальянцев тоже встречаются всякие люди. Теперь слушай: у меня есть свой бизнес в Хармонте. Пока я был здесь, о нём пеклись мои друзья. Это опасный бизнес, рисковый, но очень прибыльный. Ты, возможно, догадываешься, о чём я толкую.
Ян кивнул. Догадаться было несложно. Дела, связанные с наркотиками, в Хармонте контролировали итальянцы.
– Так вот, за то время, что я здесь парился, дела пошли в гору. Очень сильно пошли в гору, Джекпот. Скоро здесь наверняка появятся люди, от которых ты сможешь узнать подробности. Я пришёл, потому что хочу предложить тебе долю. Ты можешь войти в дело в любой момент. Хочешь – прямо сейчас. Если у тебя нет денег, я дам тебе в долг сколько скажешь и вложу эту сумму в свой бизнес. Когда ты выйдешь отсюда, она уже не раз обернётся.
Ян задумался. Деньги у него были, они так и остались закопанными под сосной с расщеплённым стволом. Молчал Ян долго, потом сказал:
– Спасибо тебе. Но я не могу это принять. Не по мне это.
Стилет Панини развёл руками.
– Ты сказал, я услышал. Но если передумаешь, дай мне знать.
Подробности, о которых говорил Стилет, действительно вскоре стали известны от новоиспечённых сидельцев. Поначалу бывалые сталкеры отнеслись к новой информации скептически. Однако, когда её подтвердил третий по счёту заключённый, а за ним четвёртый и пятый, сомневаться не осталось причин. Выяснилось, что, в отличие от изначальной, первичной, Зоны, на которой не росло ни единого земного растения, кольцо, новообразованный участок шириною в три сотни футов между старой границей Зоны и нынешней, плодородно. И не просто плодородно, а более чем. В частности, на кольце прекрасно прижились конопля и опиумный мак. Также выяснилось, что опиум и марихуана, добытые из взращенных на кольце посевов, существенно отличаются от производимых в любом другом месте. И отличаются весьма выгодно – в сторону улучшения качества. Другими словами, высочайшей чистотой итогового продукта.
На периферийных участках Зоны появились конопляные и маковые плантации, не принадлежащие, казалось бы, никому. Попытки властей уничтожить всходы успеха не имели. Химикаты через границу Зоны не проникали, огнемётные струи на ней гасли, а взрывчатые вещества не воспламенялись. Армейский спецотряд, посланный уничтожить плантацию вручную, в считаные минуты потерял троих и откатился.
Появились сталкеры нового толка – кольцевые плантаторы, или, как их стали называть, героинщики. Импорт наркотиков в Хармонт сменился на экспорт из него. Вслед за героинщиками в тюрьме появились заключённые новых криминальных профессий – скупщики и контрабандисты.
Однообразной тягостной вереницей тащились друг за другом и уплывали в прошлое дни, месяцы, годы. Места в камерах, освобождённые отбывшими срок и выпущенными на свободу заключёнными, долго не пустовали и заселялись новыми сидельцами. Вместе с ними поступали в «Сталкер хауз» криминальные, завязанные на Зону новости, которые незамедлительно распространялись по камерам и принимались к сведению теми, кто временно вынужден был отойти от дел. Фактически, обитатели «Сталкер хауз» были осведомлены о происходящем в Хармонте лучше его законопослушных жителей. Осведомлены, правда, несколько однобоко, зато в подробностях.