Хармонт. Наши дни

– Доктор Пильман.

Ежи запил коньяк брусничным чаем и поднял взгляд на домработницу. Кэти стояла на пороге, сцепив перед собой руки и глядя в пол, так что хорошенькое курносое личико было наполовину скрыто упавшей на глаза вороной чёлкой.

– Слушаю вас, – отозвался Ежи.

– Я вам совсем не нравлюсь, доктор Пильман?

Ежи сморгнул. От расторопной, скромной и молчаливой Кэти он этого вопроса совершенно не ожидал.

– В каком смысле? – на всякий случай уточнил он.

– В том самом.

Ежи замялся. Обижать девушку ему совершенно не хотелось.

– У меня есть жена, Кэти, – мягко сказал он.

– Жена? – Кэти вскинула на Ежи глаза. – Про которую полгорода говорит… – она зарделась, осеклась и смолкла.

– Что именно говорит?

– Будто вы сами не знаете, доктор.

Ежи рассеянно повертел в руках авторучку. Газетные статейки, в которых наглые репортёры намекали на давнюю связь его жены с Карлом Цмыгом, он читал. И, в отличие от тех, что касались наркобизнеса, ни на грош им не верил. Идея представить Мелиссу с Карлом или с кем бы то ни было попросту не приходила Ежи в голову, а насчёт того, что в политике все средства хороши, он слыхал неоднократно.

– Не стоит обращать внимания на досужие сплетни, – сказал Ежи. – Мало ли про кого что говорят.

Кэти смущённо переступила с ноги на ногу.

– Я думала, вам это безразлично, доктор Пильман, – неуверенно проговорила она. – В конце концов, есть мужья, получающие удовольствие от того, что жена путается с кем ни попадя. Я фильм недавно смотрела…

– Постойте, – последние фразы взяли Ежи за живое. – Что значит «с кем ни попадя»? – спросил он строго. – Сплетни сплетнями, но всё, знаете ли, хорошо в меру.

– Да то и значит, – выпалила Кэти. – Год назад пытался за мной ухаживать один парень. Его звали Джузеппе Панини, сейчас он, слава богу, в тюрьме.

– И что? – нахмурился Ежи.

– Да то, что он сын небезызвестного Сильвестро Панини по прозвищу Стилет. Не слыхали о таком?

– Ну слыхал что-то, – признался Ежи. – Тот ещё тип. И что?

– Да то, что Джузеппе своими глазами видел, как его папаша и ваша драгоценная супруга… – Кэти оборвала фразу и вновь потупилась. – Я из хорошей семьи, доктор Пильман, – закусив губу, сказала она. – Мой отец директор хармонтской частной школы, а мама учительница. Я ни за что не пошла бы к вам в услужение, если бы…

– Если бы что? – ошарашенно переспросил Ежи.

– Я надеялась, – всхлипнула девушка. – Сама не знаю, на что. Извините.

Минутой позже за Кэти захлопнулась входная дверь.

Ежи обхватил руками голову и задумался. Дыма без огня не бывает, вспомнил он не раз приходившую на ум поговорку. Собственно, у него нет никаких оснований полагать, что эта поговорка работает по отношению к нечистоплотности мэра Рексополиса Цмыга и неприменима к одной из его помощниц. С другой стороны, обвинять Мелиссу, скажем, в охлаждении супружеских отношений у него тоже нет оснований. Разве что стали эти отношения несколько более редкими, чем были сразу после свадьбы, но причиной тому явно возраст, и в основном, возраст его собственный.

Можно обратиться в сыскное агентство, подумал Ежи. Он вспомнил фразу, произнесённую женой, когда женой она ещё не была. Первая же попытка проследить за ней станет и последней. Допустим, но что с того? Частные сыщики в своём деле профессионалы, заметить профессиональную слежку трудно, а неподготовленному человеку попросту невозможно, об этом Ежи неоднократно читал. Итак, Мелисса не узнает. Но теперь допустим, что сплетни подтвердятся, что же тогда? На душе стало противно и слякотно. На роль всеобщего посмешища – незадачливого близорукого мужа, он не подходит. Можно закрыть глаза на что угодно, только не на это.

Надо посоветоваться, решил Ежи. Кроме Яна, ему не с кем, других близких людей у него нет. Значит, на следующие выходные он навестит брата, да и конференция к тому времени уже закончится. На душе полегчало. Ежи поколебался с минуту, налил в рюмку на два пальца коньяку, залпом проглотил и отправился на боковую.

Конференция открылась в понедельник с утра. Посвящалась она гипотезе, выдвинутой российским учёным профессором Лавровым. Коллега Лавров, опираясь на собранную в шести Зонах информацию, предполагал, что расширение Зон четвертьвековой давности лишь первое звено в цепи предстоящих. В частности, русский профессор предлагал план тотальной эвакуации населения и собирал подписи коллег под апелляцией к руководству Института для выделения необходимых средств.

Оппонент Лаврова, директор хармонтского филиала Института доктор Бергер, хотя и соглашался, что новые расширения возможны, предлагал особого значения им не придавать. Жилые сооружения и производственные постройки давно были эвакуированы, и в непосредственной близости от границы хармонтской Зоны находилась сейчас лишь исследовательская лаборатория, в которой Ежи некогда работал. Персонал лаборатории к неожиданностям был готов, так что паниковать и тратить средства, чтобы избежать надуманной, гипотетической, опасности, доктор Бергер считал нецелесообразным.

На третий день после открытия конференции трехчасовой доклад зачитал с кафедры и доктор Ежи Пильман. Он представил на рассмотрение коллег промежуточный вариант.

– Не переходи мост, пока не подошёл к нему, – процитировал Ежи старую английскую поговорку. – Расширениям Зон двадцатипятилетней давности предшествовала наступившая задолго до них повышенная активность. Если таковая начнётся вновь, времени подготовиться к сюрпризам будет достаточно. Тем более что повторное расширение, если оно и случится, сюрпризом уже не станет.

Завершилась конференция праздничным банкетом, который почтил присутствием известный благотворитель и меценат, мэр Рексополиса Карл Цмыг. Неужели правда, мрачно думал Ежи, глядя исподлобья на сидящего во главе стола весело хохочущего мэра и на улыбающуюся помощницу по организационным вопросам по левую руку от него. Господин Цмыг был само обаяние напополам с красноречием: он поднимал тосты, произносил речи, острил и вовсю хохотал над шуточками учёных. Мелисса соответствовала. Она почти не изменилась с годами, думал Ежи, автоматически поглощая праздничные деликатесы и не ощущая вкуса. Его жене сейчас тридцать пять, а выглядит она лет на десять моложе. Изящная, светловолосая, с искрящимися весельем зелёными глазами и ямочкой на подбородке. Достойная помощница наидостойнейшего общественного деятеля, что говорить. Не дождавшись завершения банкета и не прощаясь, Ежи вышел вон. Институтский охранник подогнал машину к крыльцу, предупредительно придержал дверцу. От полагающегося по штату личного шофёра Ежи в своё время отказался. Он уселся за руль, включил зажигание и поехал в научный городок, передислоцированный в Рексополис из ныне провинциального Хармонта.

Накануне субботы вечерний город гулял. Беззаботно фланировала по центральным улицам молодёжь. Люди постарше степенно оккупировали выносные ресторанные столики. На перекрёстках уличные музыканты исполняли рок, джаз и блюз. Рекламные огни: красные, жёлтые, зелёные, фиолетовые – придавали всеобщему веселью привкус разбитного ярмарочного балагана.

Ежи пересёк центральную площадь со строгим и величественным, выполненным под старину зданием мэрии. Площадь носила имя Валентина Пильмана, и Ежи, который вот уже десять лет этим гордился, неожиданно почувствовал неприязнь. Пару секунд он не мог понять, откуда она взялась, и осознал это, лишь свернув с площади на улицу Барбриджа. Переименовали её недавно, раньше называлась улица в честь одного из бывших директоров Института. В отличие от прочих центральных городских артерий, здесь было спокойно и тихо. Вдоль чугунных, украшенных позолотой оград, расхаживали подтянутые, сосредоточенные парни. Возвышалась на улице Барбриджа, на равном расстоянии от обоих её концов, роскошная резиденция мэра. В окружающих её домах жили семьи его свиты. Ежи поморщился: часть свиты носила прозвища, которые непременно упоминались репортёрами наряду с фамилией. Носатый, Гундосый, Одноглазый, прекрасная компания. Правда, Одноглазый, кажется, уже умер, если только его не убили.