Хасидские истории. Поздние учителя
Шрифт:
Цадик повторил свой вопрос один раз и другой, а на третий он лишился чувств и какое-то время лежал без движения. Когда его привели в чувство, цадик выпрямился в своем кресле и продолжил свои поучения: «“…а то мы умрем”. Потому что им было страшно подумать, что они больше не смогут служить Господу на земле».
Рабби из Кобрина спросили: «Как могло случится, что Датан и Авирам упрекнули Моше в том, что он хочет над ними властвовать? [109] Разве в Торе не сказано, что Моше был самым скромным из людей?»
109
Чис. 16:12–13
На
Однажды рабби из Кобрина поучал за субботней трапезой; в завершение он сказал хасидам, сидевшим с ним вокруг стола: «Как я вижу, ни одно из сказанных мною слов не дошло до ваших сердец. И если вы спросите меня, почему я так думаю – не будучи ни пророком, ни сыном пророка, – то я вам отвечу. Слова, идущие от сердца, всегда находят путь к сердцу другого человека во всей их полноте. Но если слова не нашли сердца, к которому они были обращены, то Бог оказывает милость говорящему: Он возвращает ему эти слова, дабы они не пропали втуне. Это случилось и со мною: я ощущаю, как сказанные мною слова переполняют мое сердце.
После смерти рабби Моше один из его друзей сказал: «Если бы ему было с кем говорить, он бы не умер».
Однажды, уже будучи старым, рабби Моше сидел за субботней трапезой, и всем было видно, как он ослаб. Его верный слуга предложил ему пойти отдохнуть. «Глупец! – воскликнул рабби. – Для меня единственное отдохновение – общаться со своим народом. Я не знаю никакого другого отдыха».
Однажды рабби Моше сказал:
«Если бы только знать, что мне удалось помочь хотя бы одному из моих хасидов по-настоящему служить Господу, то ничего другого мне и не надо».
В другой раз он сказал:
«Если бы только знать, что я хотя бы раз сказал “Амен” так, как следует говорить, то ничего другого мне и не надо».
И еще как-то он сказал:
«Если бы только знать, что после моей смерти на небесах скажут: “К нам идет еврей”, то ничего другого мне и не надо».
В Великую субботу, за несколько дней до своей смерти, рабби Моше из Кобрина снова и снова повторял слова псалма: «Славьте Бога! Восхваляй, душа моя, Бога» [110] . Затем он сказал вполголоса: «Душа моя, ты будешь славить Бога в любом из миров, где бы ни был этот мир. Но все же вот о чем я молю Бога: “Буду восхвалять Бога, пока я жив” [111] – и пока я существую, я хочу, чтобы у меня были силы восхвалять Его».
В последний день Песаха он долго говорил за праздничным столом, прежде чем сказать благословение. И потом вздохнул: «Мне нечего больше добавить. Скажем теперь благословение».
110
Пс. 146:1
111
Пс. 146:2
На следующий день он уже не встал с постели и неделю спустя умер.
Рабби Мендл из Коцка спросил вскоре после смерти рабби Моше одного из его учеников: «Что было самым важным для твоего учителя?»
Подумав, ученик ответил: «То, чем он занимался именно в этот момент».
Из дома Магида из Козниц
Глава пятая
Моше и Элиэзер из Козниц
Рабби Моше, сын Магида из Козниц, говорил: «Сказано: “Чистое оливковое масло, выжатое из маслин, для освещения – чтобы зажигать светильник” [112] . Нас тоже надо жать, мять и давить, чтобы мы могли излучать свет».
Когда юный рабби Элиэзер из Козниц, сын рабби Моше, гостил в доме рабби Нафтали из Ропшиц, он как-то раз не без удивления взглянул на окно с раздвинутыми занавесками. Хозяин дома спросил, в чем причина его удивления, и рабби Элиэзер ответил: «Если тебе хочется, чтобы люди заглядывали к тебе в дом, то зачем вообще занавески? А если тебе не хочется, чтобы люди заглядывали к тебе в дом, то зачем тогда тебе окна?»
112
Исх. 27:20
«Ну, а ты как объяснишь раздвинутые занавески?» – спросил рабби Нафтали.
«Если тебе хочется, чтобы человек, которого ты любишь, заглянул к тебе, – ответил юный рабби, – тогда ты отдергиваешь занавеску».
Хаим-Меир-Йехиэль из Могельницы и Иссахар из Вольбужа
Рабби Хаим-Меир-Йехиэль рассказывал: «Моя мать, мир ее праху, теряла детей в самом младенчестве, одного за другим. Наконец она родила мальчика, которому дали имя Моше, и выглядел он вполне здоровым. Впервые он сел за стол со своим дедом, святым магидом, в третью трапезу субботы, и было ему тогда семь лет. В тот день читалась недельная глава Торы, где Бог велел Моше “сказать скале, чтобы она дала воду” [113] , и “Моше ударил по скале посохом своим два раза, и обильно потекла вода” [114] . Вся семья сидела за едой, и тут мальчик Моше вскочил на стол и закричал: “Тора говорит о грехе Моше – но какой же грех в том, чтобы ударить по скале посохом? И разве не сам Господь сказал ему: ‘Возьми посох’”? [115]
113
Чис. 20:8
114
Чис. 20:11
115
Чис. 20:8
И он продолжил говорить, и представил логичное оправдание поступку нашего учителя Моше. Затем он слез со стола и сказал матери: “Мама, голова болит”. Он пошел в свою комнату, лег на кровать и умер. Впоследствии цадики этого поколения говорили, что в мальчика вселилась душа учителя нашего Моше и что он родился для того лишь, чтобы оправдать поступки Моше.
Когда он умер, моя мать стала умолять своего отца, святого магида, сделать так, чтобы хоть один ее ребенок дожил до взрослых лет. Тот ответил ей: “Дочь моя, когда ты ложишься со своим мужем, твоя душа воспаряет высоко в небеса в порыве радости, и потому дети, которых вы зачинаете, имеют мало земного. Верни свою душу на землю, и тогда твой ребенок будет жить долго”. Моя мать восприняла этот совет всем сердцем, и вскоре на свет появился я.
В ночь накануне моего рождения ей снилось, что ее ввели в огромный зал, где старики в коронах и белых мантиях сидели вокруг длинного стола и слушали председательствовавшего за этим столом мальчика – ее сына Моше. Она кинулась было к нему, чтобы обнять и поцеловать, но он сказал: “Не прикасайся ко мне!” После чего он дал благословение на час ее родов».
Рабби Хаим-Меир-Йехиэль рассказывал: «Когда мне было пять лет, я сказал моему деду, святому магиду: “Дедушка, ты ходишь к рабби, и мой папа ходит к рабби. А я – единственный, кто не ходит к рабби. Я тоже хочу ходить к рабби”. И я заплакал.