Heartstream. Поток эмоций

О боже, что я с тобой сделала? Что я собираюсь делать?

Ты открываешь глаза. Я замираю, кровь шумит в ушах — я вижу его в них.

Ты вытягиваешь спину, словно очнувшись от транса, и не сводишь с меня взгляд, а я ужасно боюсь того, что ты мне скажешь, и все, что я могу сделать, — не броситься прочь из дома, пустившись по тропинке под перекрестный огонь полиции.

Меня никто не сломит.

Ты открываешь рот. Каждая мышца во мне напрягается. И ты говоришь:

— Это бессмысленно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Эми

— Что бессмысленно?

Она выпалила это неловко и спонтанно, с виноватым выражением на лице, словно ее застали врасплох. Хотя что может смущать ее сейчас, можно только догадываться, учитывая, что она уже открыто угрожает взорвать свою собственную…

«Скажи это, по крайней мере, себе».

Я сжимаю челюсти. Рот переполнен слюной, и я тяжело сглатываю.

…свою собственную дочь.

Моя голова напоминает осиное гнездо: вибрирует, гудит, злится.

— Зачем? — спрашиваю я.

Я встаю, медленно, шатко, но встаю. Я еле-еле умудряюсь сфокусировать взгляд на изможденной испуганной женщине с бомбой, но мир вокруг нее размыт.

— Зачем маме было так с тобой поступать, сажать тебя в психиатрическую больницу, шантажировать персонал, зачем ей идти на такой риск, так подставляться, только ради меня?

— Она… — она колеблется, и выражение ее лица становится жестким, но она сдавленно произносит: — Она любила тебя.

— Да, — говорю я. — Любила. Недели, месяцы, годы она кормила меня, меняла подгузники, читала перед сном, возила меня в школу и собирала мне контейнеры с обедом.

Полли морщится с каждым словом, каждой материнской деталью, а я не знаю, почему перечисляю их. Я не хочу причинять ей боль, но это своего рода акт неповиновения и выражение преданности. «Может, я и не ее дочь, но она была моей матерью».

— Но у этой любви должно быть начало, и чтобы поймать тебя в ловушку так, как ты рассказываешь, она должна была подготовиться. Думаешь, ты случайно оказалась пациенткой мозгоправа, чья фотка члена оказалась у нее, и она могла его уничтожить? Мама была методичной в этом вопросе, как и во всех остальных. Она была точна, она провела исследование. И пока она все это делала, я была просто набором клеток в твоей матке. Так зачем? Зачем устраивать такое ради меня?

Полли морщится:

— Она… она устроила это не ради тебя. Она сделала это со мной. Она ненавидела меня. Эви была… — она издает короткий горький смешок, — она была моей лучшей подругой. Она была доброй, умной и щедрой, но также была истинно верующей. Слишком многое в ней, ее мире, ее отношениях с друзьями, ее ощущении себя было окутано ее верой, ее потребностью в том, чтобы Ник был любовником Райана.

Она произносит это спокойно, бегло. Последние семнадцать лет у нее явно было много времени, чтобы подумать об этом.

— Но он не был им. Я была. Сначала она не могла поверить, но в конце концов не смогла этого избежать. И ей пришлось превратить это в неправду. Ей пришлось уничтожить меня.

Я пытаюсь соединить такую безумную ревность с моей логичной, методичной, доброй матерью, и мой мозг бунтует. Я не верю. Впрочем, семнадцать лет — долгий срок, и чем был весь этот бесконечный, невозможный день, как не доказательством того, что я знала о ней далеко не все?

— Ладно, — медленно говорю я, — даже если это правда, что насчет… отца.

Я все еще не могу заставить себя сказать «моего».

— Он просто игнорировал меня всю мою жизнь? Он позволил всему этому случиться?

— Райан… — ее рот трижды открывается, прежде чем она произносит имя. — Во-первых, он никогда не хотел тебя. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, но это так. Он хотел, чтобы тебя не было.

— Между «жаль, что я не был осторожнее со своим пенисом» и «я согласен отдать своего ребенка на попечение психопатке и упрятать его мать подальше» довольно большая разница, — возражаю я. — Особенно если учесть, что это длилось семнадцать лет. Он был богатым парнем, спокойно мог платить алименты. У него должна была быть какая-то иная причина, чем просто нежелание отказываться от тусовок. Он должен был…

Я замолкаю — все встает на свои места. Я прохожу мимо Полли и спускаюсь по лестнице. Я слышу скрип ступенек позади — она следует за мной, — но я не оглядываюсь.

На кухне темно, солнечный свет едва проникает сквозь жалюзи. Мне кажется или шум на улице — ворчание двигателей и треск голосов — немного громче, немного сильнее, чем раньше?

На большом плоском экране темно, и мне приходится залезть под стол в поисках пульта, и, прежде чем найти его, я царапаю палец об осколок чайника с Безумным Шляпником.

Полли уже рядом со мной. Я сосу травмированный палец и включаю телевизор.

По-прежнему новостной канал BBC. Тощий парень в костюме и тюрбане что-то говорит про цены на акции, но бегущая строка внизу экрана гласит: «Стример Heartstream в заложниках уже двадцать часов — связь с террористами подтверждена».

Связь с террористами подтверждена. Я чувствую, как сжимается горло. Я нажимаю на кнопку перемотки. Очередной репортаж. Вид с воздуха на мой дом, медленно вращающийся по часовой стрелке, словно он плавает в только что налитой чашке чая, затем в кадре появляется наша улица. Полицейские машины, оградительные ленты, репортеры, зеваки, букеты цветов и нарисованные от руки открытки, приклеенные к деревьям, как будто я уже мертва. Крупный план дорожки к дому, где все еще блестят осколки окна моей гостиной, и живот сводит судорогой, когда я вижу среди них бурые пятна.

Я возвращаюсь назад к вчерашним программам. И да, вот он.

Пауза.

Мэр Лондона Адриан Р. Райкард воинственно смотрит в объектив. Я останавливаю видео на моменте, когда он убирает челку с глаз. Правый рукав сбивается, демонстрируя тонкую черную полоску, которая могла быть началом татуировки. Я слышу шипящее дыхание за плечом. Я смотрю на свой раненый палец, вспоминая, при каких обстоятельствах разбился чайник.

— Я не исключаю террористический акт с твоим участием, ты, двуличный кусок дерьма.

Мой телефон все еще лежит на столе рядом с секретным маминым. Я беру его, и Полли не препятствует мне, я даже не уверена, что она заметила. Ее взгляд по-прежнему прикован к экрану, ноздри втянуты, а губы плотно сжаты, как будто она смотрит на скорпиона. Я открываю «Википедию».

Адриан Райан Райкард — политик, автор песен и музыкант, действующий восьмой мэр Лондона.

Я прокручиваю ниже и обнаруживаю:

Музыкальная карьера, 2016–2026

Основная статья: Everlasting