Хэллоуин по-русски, или Купе на троих

Дьячок обладал крайне неприятной манерой — впиваться в тебя цепким взглядом водянистых глаз и ждать, пока ты первый сдашься и отвернешься в сторону. Со мной у него этот номер не прошел, но чувствовал я себя после нашей «дуэли» не в своей тарелке. Казалось, что он подозревает меня во всех смертных грехах, вместе взятых, и только и ждет повода, чтобы уличить меня в чем-нибудь этаком вельми непристойном.

Пока отец Георгий говорил, Анфисий все больше отмалчивался, но когда он все-таки раскрывал рот, мне тут же хотелось заткнуть уши — настолько визгливым и неприятным был его голос. Высокий фальцет с дребезжащими нотками звучал как старая циркулярная пила. По мне так подобный голосок запросто мог бы принадлежать базарной торговке, но уж никак не священнослужителю.

Когда Лешка задавал вопросы отцу Георгию, дьячок косился на него и бурчал что-то себе под нос. Я не большой мастак читать по губам, но слово «ироды» в его монологе явно присутствовало. Анфисий не был рад нашему обществу и не скрывал этого. Судя по всему, если бы не батюшка, он бы вообще обходил нас десятой дорогой. Чем мы заслужили такую горячую неприязнь дьячка, я не знал, но инстинктивно не доверял ему ни на йоту.

А вот что до отца Георгия — тут все обстояло с точностью до наоборот. Его негромкий и размеренный говор, а также чрезвычайно простая и подкупающая манера держаться выдавали в нем крайне харизматичного человека. Думаю, прихожане его очень любили — и было за что. Он излагал свою позицию столь красиво и продуманно, что его хотелось слушать еще и еще; батюшка, безусловно, был прирожденным лектором и проповедником. Опять же, как показала его реакция на некоторые провокационные вопросы со стороны Лешки, чужое мнение, веру и взгляды на жизнь он уважал. Когда тот поинтересовался, как они ладят с шаманом, отец Георгий ответил:

— Он — дитя природы, но и порождение Господа Бога нашего. А детям свойственно заблуждаться и считать, будто они знают все лучше родителей своих.

А затем добавил, ухмыльнувшись в бороду:

— Вы его больше слушайте, нехристя нетрезвого! Он у нас горазд сказки рассказывать, особенно когда пол-литрушечку осушит.

Дьячок с осуждением посмотрел на отца Георгия, но ничего не сказал, лишь громко вздохнул.

— Тебя, Анфисий, это тоже касаемо! А то я не знаю о грехе твоем! Опять намедни самогоном причащался, али не так?

Тот вздохнул еще громче и засопел, и я едва сдержался от того, чтобы не хмыкнуть — настолько комично выглядел пристыженный дьяк.

— И все-таки: что, по-вашему, есть Тварь? — вернулся Лешка к волновавшему всех нас вопросу.

Отец Георгий мгновение помолчал, а затем произнес:

— Может, это адское создание, а может, и происки злых людей — сие мне неведомо. Суть одна — и то, и другие дьяволу служат. А значит, это дело и церкви касаемо.

— Тварь — это прямое порождение сатаны, посланное на головы наши за грехи великие! — горячо высказался Анфисий.

— И что же теперь ждать и смотреть, как она по одному всех ваших односельчан вырежет? — Лешка в упор посмотрел на дьячка.

— Я человек маленький, но праведный и во служении Господу твердый! Если понадобится — жизнь свою положу, чтоб ее извести! Иначе бы и ноги моей тут не было!

Со стороны было видно, как отчаянно трусит Анфисий, до дрожи боясь Твари, но его искренний порыв не мог не вызвать у нас ответную симпатию.

— Если что — справитесь с такими? — спросил Лешка, передавая отцу Георгию свой автомат.

Тот взвесил оружие, привычно передернул затвор.

— «АКМ-74», калибр пять сорок пять — недурственно. Полагаю, что да, справимся. Заодно и молодость вспомню…

Мы с Лешкой переглянулись. А батюшка действительно непрост, видимо, и в армии послужить успел, да и навыки не растерял. Впрочем, нам это только на руку — бойцов у нас немного, каждый на счету. Не факт, что от Анфисия будет хоть какой-то прок, а вот в лице Георгия мы точно получили сильное подкрепление.

— Ну что ж, вот и договорились, — подытожил Лешка, забирая автомат обратно. — Где вас искать, если что?

— Вестимо где — в церкви, — улыбнулся отец Георгий. — В любое время дня и ночи мы в вашем распоряжении. Ну что ж, не будем вас отвлекать от важных дел. Пойдем, Анфисий. Благослови вас Господь, дети мои, — размашисто перекрестил он нас с Лешкой и вышел из дома.

Дьячок подпрыгнул со стула, словно поймал занозу в причинное место, и, не прощаясь, выскочил за батюшкой.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросил меня Лешка, глядя вслед удаляющимся священникам. — У меня так лично такое чувство, что какое-то кино смотрю, причем уже по второму кругу. Не поверишь, еще как только их силуэты завидел, тут же понял, что это к нам попы пожаловали, хотя рясы тогда еще и не разглядел толком. Вот хоть режь ты меня — ну было это уже, было! Лютующая Тварь, погибшая в дюнах девушка, пришедший на помощь священник…

— А мне кажется, Леха, — только без обид, лады? Так вот, сдается мне, что ты просто устал, вот сознание у тебя чудит.

— Да? Может быть, — как-то неопределенно отозвался Лешка и тут же сменил тему: — Ну а как тебе наши визитеры, что думаешь о них?

— Прямо-таки церковный спецназ какой-то, — хмыкнул я. — Но Георгий мне понравился. Нормальный мужик, без закидонов. Не то что Анфисий.

— Да, у этого субъекта такой вид, что от него молоко надо прятать, иначе скиснет. Неприятный тип, да к тому же фанатик. Трудно с такими.

— В любом случае, если решим, что нам нужна их помощь, обуздывать дьячка будем не мы, а Георгий. Анфисий слушается его беспрекословно.

— Я заметил.

— Вообще такое впечатление складывается, что на весь поселок всего два нормальных человека — учитель да батюшка. Остальные все либо умом слабые, либо законченные алкоголики.

— Ну а что ты хотел? Такая глухомань! Неоткуда тут Ломоносовым взяться, а если бы вдруг и нашелся такой уникум — здесь бы и зачах на корню. Чтоб зверя да рыбу добывать, университет не требуется — были бы реакция да глазомер хороший. Все остальное вторично. А если и были у человека изначально какие-то особые умения, так самогонка их быстро под ноль изводит. Что батюшка, что учитель родом не отсюда, да и к спиртному довольно равнодушны — вот тебе и все объяснение, почему они так среди всех прочих выделяются. Цивилизация есть цивилизация, свой отпечаток на человека жестко накладывает. Кроме того, что один, что другой — люди сами по себе начитанные и образованные. Ладно, пошли, что ли, вопрос с моторкой проясним, а то что-то не вижу я, чтоб нам хоть какое-то корыто пригнали.

— Пошли…

…Поезд замедлил ход, и Станислав прервался.

— Никак, станция?

Сашка прильнула к вагонному стеклу, до боли всмотрелась в темноту.

— Не похоже. Огни не горят, да и рельсы на несколько путей не расходятся. Наверное, опять кого-то пережидаем.

— Жаль. А я уж было размечтался, что наконец-то дорвусь до нормальной пищи, — грустно улыбнулся Стас.

— Не травите душу! — отозвалась Сашка. — Сама о том же думаю, боюсь, скоро живот начнет на все купе рулады выводить.

— Значит, дуэтом выступим, — усмехнулся Станислав. — Мой тоже вот-вот запоет.

— Я на минуточку отойду! — сообщила Полина, которой явно пришлось не по душе то, что ее попутчики вновь нашли общую тему для разговора. — Смотрите тут без меня, ведите себя прилично, приду — проверю! — напоследок кокетливо погрозила она пальчиком Стасу и выскользнула в коридор.

Поезд качнулся, и под столом звякнули пустые пивные бутылки. Одна из них упала и выкатилась на середину купе, а затем, словно испугавшись, закатилась обратно.