Хелот из Лангедока

– Только меч, рука и друг, – сказал Хелот и встал. – Благодарю за угощение и приятную беседу, Иллуги. Нам пора идти.

* * *

Морган Мэган провел пятерней по воздуху над головой, и нарисовалась маленькая Радуга, в которой недоставало двух цветов: желтого и фиолетового. И ворота открылись совсем крошечные – такие, что Моргану пришлось пригнуть голову, чтобы пройти. Неугомонного мага давно уже интересовало, что будет, если войти в мир не полностью, а лишь частично. Он предполагал, что такие неполноценные ворота как раз и помогут разрешить ему это сомнение.

Он оказался в густом тумане. Потом с трудом различил, что стоит на берегу огромной реки. Река была настолько полноводна, что противоположный берег терялся за горизонтом, сливаясь с испарениями влаги. Посреди озера на огромном листе какого-то водного растения возлежало существо и наигрывало на дудочке.

Это заинтересовало Моргана. Он подошел поближе, стараясь не поскользнуться на водорослях, выброшенных на берег, и прислушался. Мелодия была простая и в то же время неуловимая.

– Здравствуй, приятель! – крикнул Морган Мэган.

Голос его утонул в густом тумане. Однако возлежавший на листе человек отложил в сторону дудочку и прислушался.

– Прости, если я помешал тебе создавать музыку, – продолжал Морган Мэган, – но я нуждаюсь в помощи.

– Никто не нуждается в помощи, – прозвучал спокойный ответ. – Если тебя гложет неутоленное желание, откажись от желания, и ты снова обретешь покой.

– Не так-то просто мне отказаться от желания, уважаемый отшельник, – сознался Морган Мэган. – Прости еще раз, если я обратился к тебе не с тем словом, с каким здесь принято.

– Неважно, что принято, странник. Ни одно слово не будет ложным и ни одно слово не может считаться истинным. Называй меня, как тебе угодно. Отбрось сомнения. Истина – только в тебе. То, что кажется тебе истиной, является ею на самом деле.

– Собственно, я насчет дудочки… Ты замечательно играл, отшельник. – Морган Мэган помахал ему рукой. – Плыви сюда, поговорим. Дело в том, что мне необходимо научиться играть на трубе, вот я и подумал: лучшего учителя мне не сыскать. Помоги мне!

– Я охотно помогу тебе. Обучение займет совсем немного времени. – Божество, возлежавшее на листе посреди водного потока, не сделало ни малейшего движения, чтобы двинуться с места, но тем не менее оно немного приблизилось. Может быть, причиной тому был расступившийся туман. – Несколько десятков лет уйдет на созерцание объекта. Потом, когда форма его войдет в твое сознание, научись брать его в руки. Дунь и вслушайся в звук. Вот он вышел из твоих легких и оказался во рту, вот он изо рта переходит в деревянное чрево, а оттуда медленно вылетает в воздух и заполняет собой пространство… Научись улавливать каждый шаг каждого звука…

– Иисусе, – пробормотал Морган Мэган, – это слишком долго. Я должен научиться играть на трубе, и как можно быстрее, пока моя матушка, речная богиня Боанн, не натворила бед в моем мире…

– Твои речи сбивчивы, а аура красна и мерцает, – изрекло божество. – Ты охвачен нетерпением, злобой, тебя гложут недобрые замыслы. Откажись от них. Предайся созерцанию прекрасного в тебе. Пусть уйдет все то злое, что мешает тебе жить.

– Чтобы это злое куда-то ушло, я должен принять меры, – сердито объяснил Демиург. – Видишь ли, я сотворил мир. Сотворил я его по образу и подобию своему, то есть крайне несовершенным. И затем, поскольку сам становился все совершеннее и мудрее, мне захотелось улучшить свое создание.

– И ты ухудшил его, – заключило божество. – Я так и думал.

– Наконец-то ты меня понимаешь. Поговорим как демиург с демиургом. Что ты делаешь, когда замечаешь в своем творении несовершенство?

– Я уничтожаю его, – спокойно произнесло божество.

– Слава Богу! Наконец-то я встречаю разумного бога. Надеюсь, ты подскажешь мне, как это делается? Натворить-то я натворил, а вот как это ликвидировать! Мне советуют для этого сначала научиться играть на трубе. Это необходимый элемент эсхатологии. Все так говорят. И вельва, и отец Раок.

– На трубе? Воистину странные советы давали тебе эти советчики.

– Да, без трубы никуда. Конец света надлежит провозгласить публично, сопровождая свое объявление, во-первых, громогласными звуками духового инструмента, а во-вторых, землетрясением. Я узнал это достоверно из первых уст.

– Странные, странные советчики, – задумчиво повторил бог. – Я играю на флейте вовсе не для того, чтобы провозгласить уничтожение своего мира. Да и уничтожать мир смысла большого нет…

Морган Мэган в волнении забегал по берегу.

– Есть смысл, равви! – завопил он, не зная, как умаслить безразличного к земным делам бога. – О, как я не мудр! Как я нуждаюсь в поучениях мудреца! Научи меня!

– Послушай притчу, о нетерпеливый путник, у которого нет в запасе даже сотни лет для созерцания, – заговорил бог неспешно. – Был некогда мир, и были в этом мире тучные пашни, полноводные реки, густые леса, непроходимые болота. И жили в этом мире многохитрые купцы, изощренные умом ученые, сладкоречивые певцы, пышнобедрые женщины, трудолюбивые крестьяне, кровожадные воины.

Морган Мэган уселся на берегу, обхватив руками колени, и уставился на бога, как ребенок, которому рассказывают сказку. А бог спокойно блуждал глазами по невидимой дали, и речь его текла как бы сама собой.

– И стало так, что пашни перестали родить, реки обмелели, леса поредели, болота пересохли. И случилось так, что купцы стали глупы и жадны, ученые ленивы и бездельны, певцы безголосы и лишены ума, женщины отощали и перестали носить сыновей, крестьяне забросили плуг, а воины озверели и резали всех подряд. Проснулся я от своего сна и посмотрел на это гнусное дело. И не смог я вынести созерцания этого нарушения мировой гармонии. Я ниспослал на них потоп. Много веков лили непрерывные дожди. И скрылись под водами пашни и реки, леса и болота, и смыло потоком купцов и ученых, певцов и женщин, крестьян и воинов. Не стало никого, кроме одного человека из крестьянского сословия. Спасся он, ибо умел плавать. Ухватился он за бревно, и понесло его по бескрайним водам. Плыл он, плыл и встретил меня. Я еще не спал, но уже был готов погрузиться в созерцание. «Спаси меня!» – закричал он. Я открыл рот, и он на своем бревне заплыл прямо в мое божественное чрево. И подумал он, что будет жить в своем боге.

– И что? – Морган Мэган с отвращением подумал о том, как во время потопа (такой вариант конца света понравился ему еще больше, чем землетрясение) к нему в живот заберется, к примеру, гном Лоэгайрэ со своим извечным недругом и соперником Англаем Алчное Сердце.

Но его собеседник был невозмутимо спокоен.

– Ничего. Оказавшись во чреве бога своего, этот человек открыл наконец глаза и увидел тучные пашни, полноводные реки, густые леса и непроходимые болота. И людей он увидел. И то были многохитрые купцы, изощренные умом ученые, пышнобедрые женщины со сладкоголосыми певцами, трудолюбивые крестьяне и свирепые воины…

Морган Мэган заморгал глазами. Все эти премудрости были выше его разумения. Кроме того, несмотря на свои весьма слабые познания в анатомии, Морган был уверен: в его животе ничего, кроме кишок, желудка и еще кое-каких потрохов, названия коих были ему неизвестны, не обретается.

– Нет смысла творить миры, – спокойно заключил бог, снова взяв в руки дудочку. – Нет смысла их уничтожать. Ничто не имеет смысла. Содеяв что-либо, забудь об этом.

И он снова заиграл.