Хемлок, или яды

Мари-Мадлен рассказала, что она разорившаяся вдова, а чуть позже добавила, что возведенная на нее клевета вынуждала ее некоторое время скрываться. Она также намекнула на совершенные в прошлом глупости, тяжело вздыхала и даже всплакнула, чем при-зоб вела мастера в отчаяние. В утешение он подарил ей органчик из позолоченной меди, зеленые сафьяновые туфельки с серебряными застежками и иллюстрированную эстампами Библию.

Маркиза привлекла к себе внимание из-за одной нелепой истории. Фрида сбежала, выманив у меховщика отороченное белым кроличьим мехом темно-фиолетовое бархатное матине, якобы предназначавшееся для мадам де Нувар. Меховщик пришел за деньгами, но возмущенная и сидевшая без гроша Мари-Мадлен отказалась их выплатить. Он настаивал, она сердилась, тогда он подал жалобу, что, впрочем, ни к чему не привело, но этот незначительный случай ускорил разоблачение маркизы. Люди зашептались об иностранке - знатной даме, которая живет в нищете, бранится с меховщиком, но не гнушается скрипичным мастером. Сплетни расползлись, как мыши, множась, набирая весомость, и наконец достигли ушей каких-то французских чиновников. В начале года Лувуа узнал, что маркиза де Бренвилье скрывается под другим именем в Льеже, и поручил это дело Ла-Рейни.

Распространившиеся повсюду слухи, естественно, совершили полный оборот. Терию встревожили неясные толки - часто и мелко семенившие мышки. Тогда, закрыв все двери, он решил погадать на картах таро - это и был его секрет. Именно карты долгие годы подсказывали ему, как поступить, мистико-поэтическими образами мечей, денариев, победоносной Колесницы, Звезды или Повешенного. Лица, предметы и пестрые карты обнадеживали или предостерегали, утешали и уводили возвышенными путями в мир подлинной реальности. Терия открыл шкаф, ключ от которого прятал, достал обитую кожей коробку и вынул магическую египетскую колоду. Это было дело первостепенной важности, потому он решил погадать на пяти старших арканах и собрался с силами, но вдруг почувствовал пустоту внутри, перетасовал и вытащил карты. Оракул его ужаснул: Луна, символ опасности, врагов и предательства, находилась в благоприятной позиции - рядом с Императрицей, образом возлюбленной, но Шут, означавший слепое доверие, очутился в позиции неблагоприятной, а Башня, предрекающая катастрофы и несчастья, дополнялась Судом, сулящим великие потрясения. Увидев прямую угрозу, Терия поделился опасениями с той, кого они касались в первую очередь.

—Но откуда вы все это знаете, дорогой Терия?

—Ах, мадам, знаю, и все тут. Позвольте вам не рассказывать, откуда, - смущенно рассматривая свои перстни, ответил мастер.

Мари-Мадлен встревожилась, но отказалась от его гостеприимства. «Просто не надо выходить и мозолить глаза, - подумала она, - монастырский приют - священная обитель, и никто не посмеет туда вторгнуться».

—Тем не менее, тем не менее... Вы должны спрятаться именно здесь, иначе я не дам за вашу безопасность ломаного гроша. Подумайте, мадам...

—Я тронута и благодарю вас, но, по-моему, вы преувеличиваете... К тому же осталось всего несколько дней...

Она намекала на недавние события: по-прежнему удерживая принадлежавший Австрии Льеж, французы наконец объявили о своей готовности передать город испанцам. Стало известно, что власть Людовика XIV здесь перестанет признаваться с вечера 25 марта 1676 года - на следующий день после Благовещения. Так что оставалось лишь проявить немного благоразумия и запастись терпением.

После этого разговора Мари-Мадлен решила покинуть Льеж, как только его возвратят Испании, и добраться с занятыми у Терии деньгами до Неаполя. Донья Фелипа обрадуется, что хоть кто-то сможет развеять ее тоску, ну и на месте Мари-Мадлен наверняка отыщет проверенное средство, чтобы завладеть имуществом дамы, избавившись и от ее скучного общества, и от рассказов о сабенке. По слухам, неаполитанцы неплохо разбираются в ядах.

Целую неделю до Благовещения Мари-Мадлен не выходила из дома, хотя с приближением заветного срока нервы начинали шалить. Маркиза знала, что Ла-Рейни отправил на ее поиски эмиссаров. Нужно было выиграть время. Вечером 25 марта, когда она ложилась в постель, складки брошенных на табурет чулок сложились в знакомое лицо. В отблесках свечи выделялись шишковатый лоб, полые орбиты косых, разного цвета глаз - пока еще, правда, незрячих, приплюснутый нос и огромная заячья губа. Ну, вылитый Угрон: Мари-Мадлен непроизвольно вскрикнула. Она встала, чтобы переложить чулки, но то было зловещее предзнаменование. Когда она попыталась забыться и уснуть, из глубин памяти всплыли некогда услышанные или прочитанные стихи:

Гнездится в сердце страх, рассудок омрачен,

Повсюду багрецом мой грех запечатлен...

Но их тут же захлестнуло волной сна, заволокло больше не подчинявшимися ей образами.

Утреннее небо 26 марта было абсолютно белым, в садах щелкали ножницы. Погода стояла еще холодная, но в лужах с таявшим кругами льдом отражались голые ветки, а в воздухе разносился запах рыхлой земли, обнажившегося перегноя. Заслышав дверной колокольчик, привратница поставила лейку, вытерла о фартук руки и побежала взглянуть в окошко. Она увидела капитана в сопровождении жандармов и человека в черном, которого приняла за аббата. Тот очень вежливо попросил о встрече с матерью-настоятельницей, но, едва открылась дверь, все они бесцеремонно ворвались внутрь.

—Преподобная мать сейчас в часовне, - пролепетала привратница.

—Мы не отнимем у нее много времени, - сказал человек в черном.

Лувуа возложил это деликатное поручение на весьма осторожного, опытного капитана Дегре и велел поторопиться, если он хочет застать пташку в гнезде. Сразу по прибытии Дегре встретился с Декарьером - агентом французской полиции в Нидерландах и бывшим секретарем суперинтенданта Фуке [164] , после чего оба направились к льежским властям. Дегре предъявил Совету шестидесяти королевское письмо и потребовал разрешения на законное проникновение в монастырский приют для ареста маркизы де Бренвилье. Бургомистры прочитали письмо и без малейших возражений предоставили Декарьеру карт-бланш, даже не осведомившись о причинах ареста, который Дегре решил поручить самому Декарьеру.

164

Фуке, Никола (1615 - 1680) - суперинтендант финансов, выходец из третьего сословия, в первые годы правления Людовика XIV один из самых могущественных и богатых людей Франции.

Мать-настоятельницу пришлось дожидаться, и она явилась, слегка шаркая ногами. Сухое, заскорузлое лицо с близко поставленными черными глазками, похожими на яблочные семечки. Известно ли преподобной матери, что мадам де Нувар - не кто иная, как маркиза де Бренвилье? Нет, настоятельница даже не слышала такой фамилии, так что эффекта неожиданности не получилось.

—Эта женщина отравила мужа и всю свою семью.

—Господи!
– воскликнула настоятельница и перекрестилась.

—Вот именно, мадам.

Они постучали в дверь маркизы.

—Войдите!
– сказала Мари-Мадлен, решив, что послушница принесла завтрак. Когда они вошли, она сидела против света у окна, спиной к ним, и казалась крошечной.

—Именем короля, мадам!

Она обернулась, словно кошка в прыжке, и, увидев их, с громким криком опустилась на стул.

—Я проиграла...

Так и сказала: не «погибла», а «проиграла»... Словно просто пошла не с той карты. «А, если б у меня были мои опалы - мои счастливые камешки!»

Ей сурово приказали сесть и приступили к обыску: рылись в ношеных рубашках, хранивших ее запах платьях, старых перчатках, еще сохранившихся веерах, открывали банки с румянами, нюхали полупустые флаконы духов, переворачивали домашние туфли и разлезшиеся нижние юбки. Под кроватью, рядом с ночным горшком, нашли лакированную шкатулочку с какими-то грошами и документами, один из которых назывался «Моя исповедь».

—Вы не имеете никаких прав на эти бумаги! Сейчас же верните

их!

—Нет, мадам, я не верну их, при всем уважении к таинству покаяния. Мой долг - передать все, что касается вас, в руки правосудия.

—Верните мою исповедь!

Она прыгнула к Дегре и попыталась вырвать ларчик, но ее тут же схватили за руки толстые лапищи. Двое полицейских наложили на шкатулку двойную печать.

Маркиза отчаянно отбивалась, так что пришлось связать ей руки и донести до кареты, где от кожаной обивки исходил едкий запах пота. Почему нельзя, как в детстве, перегрызть веревки? Мари-