Хэнтон & Лоуренс. Империя
Шрифт:
Не сложилось…
— Интересно, что сейчас происходит дома? — протянула я, подумав сперва о Джоне, затем о «Лоуренс нефть». Удобнее устроилась на плече Майкла. — Думаешь, нас уже похоронили?
— В «Технологии будущего» точно рассматривают такой вариант, — усмехнулся Гроуз.
— Я серьезно.
— Я тоже серьезно. И пока в управлении отец ни о чем не беспокоюсь.
— Хм…
Я тоже не переживала, зная, что за «Лоуренс нефть» присмотрит Хэнтон.
Посмотрела на Майкла. Улыбка на его губах кривоватая и загадочная. Спокойная. И все равно бессовестно обворожительная. На эту улыбку хотелось смотреть вечность…
Взгляд
— У вас плотоядный взгляд, мисс Лоуренс. Вы заставляете меня краснеть, — пошутил он.
Я улыбнулась.
— Твоя улыбка это что-то необыкновенное, — призналась я.
— О чем ты?
— Она завораживает, знаешь?
Майкл смотрел с любопытством. Я добавила:
— От нее трудно увести взгляд. Это что-то сверхъестественное.
— Когда ты поняла это? — Гроуз стал особенно любопытным.
И я не увидела в том, казалось бы невинном вопросе ловушки. И ответила легко:
— Да с первой нашей встречи.
С хитрой улыбкой мужчина склонился ко мне для поцелуя.
Губами коснулся моих губ. Затем снова и снова. Ненавязчиво…
— Я никогда не замечал, чтобы моя улыбка производила на кого-то такой эффект. Но знаешь что… — улыбнулся Гроуз, заглянув мне в глаза. И, кажется, мои щеки загорелись. — Я замечал, как ты уводишь иногда от меня взгляд. Держишь себя в руках, что ли…
Я действительно попала в ловушку. В ловушку своих собственных заблуждений.
Не в улыбке Гроуза дело! Майкл сам по себе обаятелен. Любимец женщин потому, что он таков сам по себе…
У меня озадаченный вид, и Гроуза это всерьез развеселило. Тихонько рассмеявшись, он вновь коснулся губами моих губ. И на этот раз я ответила на поцелуй как-то растерянно и неуклюже.
Я проснулась рано утром. За окном уже был слышен шумный город: гудки машин в пробке; было слышно, как в складах по эту сторону улицы разгружались грузовые машины. Перекрикивались между собой рабочие.
Сняв с себя руку Майкла, я приподнялась на локтях.
Осмотрелась. И до конца осознав, где находилась, поднялась с кровати. Майкл не проснулся. А я, поправив ворот рубашки и пояс брюк, надела обувь и вышла из квартиры.
Я бы оставила Майклу записку, но в комнате не было предусмотрено ни листов, ни ручек.
Спустилась по ступеням. Вышла на крыльцо. Еще раз посмотрела на свои не глаженные рубашку и брюки. Одежда на мне выглядела не идеально, но в целом, не хуже чем у всех. Во всяком случае, в этом районе.
Я прошла вдоль шумных складов. Там кипела работа. Так что никто особенно не обратил на меня внимания, когда я срезала путь и прошла к центральной улице через третий склад.
С тоской и завистью заглядывала в утренние кафе и маленькие магазинчики вдоль улицы с кофе и пирожными, тостами и фруктами. Что ж, до Стилдона не далеко!
Я не планировала уходить слишком далеко, а просто хотела прогуляться вдоль шумной улицы. И так пришла к маленькой чистой площади, присев на одну из лавочек у фонтана. Площадь круглая. Лавочки фигурные. Повсюду цвели цветы.
Люди ходили тут и там. И вдруг я почувствовала что-то…
У фонтана заметно сбавила шаг молодая женщина. Совсем худенькая, в легком светлом пальто и с аккуратной розовой шляпкой на голове. Она остановилась, рассеяно озираясь. Я поднялась с лавочки, и ее взгляд устремился
ко мне.Возникло это знакомое чувство: будто мы с ней одного толка.
Она смотрела на меня с замешательством. Судя по всему, она впервые встретила себе подобного, но я-то нет.
Решив, что момент невежливо затянулся, она увела взгляд, пробормотав что-то вроде: «Простите».
— Постойте! — окликнула я, нагнав ее. Женщина остановилась, обратив ко мне осторожный взгляд карих глаз. Я не стала ходить вокруг да около и спросила прямо: — Из какого вы года?
Губы молодой женщины дрогнули. Она проронила едва дыша:
— Две тысячи семьдесят третий. Кто вы?
— Меня зовут Анна.
— Вайлет. Вообще-то, Кристин… Но здесь я Вайлет.
— А меня раньше звали Викторией. Но мне кажется, будет лучше, если мы будем использовать нынешние имена.
Имена здесь и сейчас, конечно, совсем не имели значения.
Важно было другое…
— Нам нужно поговорить, Вайлет, — сказала я.
— Я отвела дочь в школу и еще не завтракала, — Вайлет рассеянным жестом показала на кафе недалеко от фонтана.
— Только если вы меня угостите, — интонациями и взглядом даю понять, что денег у меня нет.
— Конечно.
Глава 7
Заняв столик на веранде кафе, мы с Вайлет заказали по чашке фруктового чая и пирожные.
— Вы знаете, что с нами произошло? — осторожно спросила она, подразумевая другое время и другую жизнь.
— Технически — нет. Однажды я получила другое тело и не свою жизнь и все, — тут же спросила: — Как давно вы здесь?
— С пятьдесят второго. Девять лет в целом…
— Я здесь с пятьдесят шестого, — прямо посмотрела на женщину с длинными каштановыми волосами с кокетливыми завитушками на самых концах. — Полагаю, ваши возвращения уже закончились?
— В прежнюю… жизнь? — понизив голос, взволнованно спросила она. Я кивнула. И та вдруг улыбнулась. — Боже, как же я счастлива хоть с кем-нибудь об этом поговорить! — Подняв взгляд к небу, глубоко выдохнула она. Казалось даже, что она сдерживала слезы облегчения. — За шесть первых месяцев было восемь переходов. Потом все прекратилось.
— Вам повезло, — задумалась я, опустив взгляд. — У меня их было только три. И я окончательно стала Анной…
— Я тоже смирилась и живу жизнь Вайлет.
— Ну и как вам эта жизнь?
Подошел официант. Поставил чай и пирожные на стол. Когда ушел, Вайлет сказала:
— Все сложно… Нельзя сказать, что жизнь стала лучше или хуже. Здесь она просто другая.
— Понимаю, — я поднесла кружку к губам, ощутив приятный аромат фруктового чая.
— В прошлой жизни я была авиаконструктором, — вдруг сказала она, и я резко обратила взгляд к женщине с милой розовой шляпкой на голове. Она сняла с рук белые перчатки и взяла кружку. — Мне было сорок два, когда на кухне своего особняка за бокалом белого вина я ощутила вкус пустоты и подлинного одиночества. У меня не было семьи. У меня не было детей. Не осталось никого, кто мне был бы дорог… Зато у меня было то, к чему я стремилась всю свою жизнь: моя работа, — протянула она с мрачной иронией. — В тот вечер я смирилась с мыслью, что буду одинока до конца своих дней. Хотя, многие бы сказали, что сорок два это не возраст.