Херсон Византийский

Доброгост уставился на бляхи так, словно видел их впервые.

– Запомнил? – спросил я.

– Да, – ответил он.

Трудно сороке не запомнить блестящий предмет!

Я попросил командующего эскадрой отвезти пленного на выбранное мною место для переговоров. Один из дромонов со славянином покинул гавань, вышел на траверз заданной точки, где пересадил Доброгоста в одну из захваченных лодок и разрешил грести к берегу. Там стояла толпа славян и, наверное, старалась понять, чтобы это всё значило. Они окружили Доброгоста. После продолжительной беседы он отправился в сопровождении небольшой группы к холму, на котором стояли шатры аваров.

К утру моя шхуна была выгружена. Грузчики работали без перерывов весь день и при факелах всю ночь. Не знаю, что им сказали, но грузчики смотрели на меня, как на колдуна. Причем злого, беспощадного. А я спал. Был на сто процентов уверен, что авары этой ночью не нападут: любопытство – великая сила. С восходом солнца «Альбатрос-4» в сопровождении трех дромонов вышел из гавани и через четверть часа лег в дрейф метрах в четырехстах от точки рандеву.

На берегу, метрах в двухстах от берега, стоял большой отряд всадников. По обе стороны от них, но на большем расстоянии толпились пехотинцы, в основном славяне. Кагана не было видно. Я бы удивился, если он прибыл первым. В шлюпку на весла сели Хисарн и Сафрак, Вигила – на баковую банку с заряженным арбалетом в руках, а я – на руль. Метрах в двадцати от берега легли в дрейф.

Через несколько минут, проехав через расступившийся отряд всадников, к берегу подъехал на коне медленным шагом каган Байан в сопровождении трех приближенных. Одним из них был тот, который привозил выкуп в прошлый раз.

– Привет, каган Байан! Рад видеть тебя в добром здравии! – весело поздоровался я.

– Привет, Александр! – ответил каган.

– Как поживает твоя семья? Все ли живы и здоровы? – продолжил я по азиатской традиции. Не знаю, так ли принято и у аваров, но лишним не будет.

– У них все в порядке. – ответил Байан. – А как поживают твои жены и дети?

– У них тоже пока все хорошо, – ответил я. – С тех пор, как у меня твой пояс, удача не расстается со мной.

Я почему-то был уверен, что для кагана этот пояс – не просто украшение, а талисман.

– Я тоже не жалуюсь на удачу, – произнес каган Байан.

Я посмотрел на осажденный, но не сдавшийся город. Авар сделал вид, что не понял намек.

Решив не давить на больную мозоль, сказал:

– Ты не поверишь, но я знал, что мы встретимся еще раз.

– Верю, – произнес он и добавил с ухмылкой: – Ты не поверишь, но я тоже искал встречи с тобой.

– Верю. Я уплыл из антского городища за пару дней до того, как ты его сжег, – сообщил я. – Только это было не мое городище. Я вырос далеко на севере, где плевок замерзает на лету.

– Хорошо, что ради встречи с тобой мне не пришлось ехать так далеко, – съязвил авар.

Теперь я сделал вид, что не понял намек, и произнес:

– Раз мы встретились, я решил сделать тебе подарок – вернуть этот пояс.

– С чего бы это? – почувствовав подвох, спросил каган Байан.

– Потому что ты, получив такой подарок, возьмешь с города выкуп в талант золота и снимешь осаду, – улыбнувшись, сказал я.

– Они заплатят мне три таланта, – гордо заявил каган и хитро добавил: – Из этого выкупа я заплачу тебе полталанта за пояс.

– Зачем мне так много?! – шутливо произнес я и выдал банальную для двадцать первого века истину: – Не в золоте счастье.

– А в чем? – удивился Байан.

– Счастье – это когда твои желания совпадают с твоими возможностями, – ответил я.

Каган Байан задумался, обсасывая мои слова. Красивая фраза, даже если она спорная, всегда производит на людей сильное впечатление. Особенно такие нравятся тем, кто считает себя очень умным.

Я решил опередить его:

– У тебя есть желание вернуть пояс, приносящий удачу, и есть возможность сделать это. Стоит ли отказываться от счастья из-за каких-то паршивых двух талантов?! Ты ведь каган, а не какой-то пахарь. Можешь себе позволить такое.

Каган Байан улыбнулся, оценив всю хитрость моего довода:

– Ты не передумал, не хочешь на службу ко мне?

– Считаешь, что стоит принять приглашение на обед от голодного льва? – ответил я.

Сравнение со львом его польстило.

– Выкуп привезешь ты? – поинтересовался он.

– Нет, его отдадут горожане, – ответил я и упредил его следующий вопрос: – Твой пояс я отдам прямо сейчас.

– Не боишься, что обману? – с коварной улыбкой спросил Байан.

Действительно ли он задумал пакость, или просто проверял – не знаю, но решил избавить его от искушения:

– Если бы твое слово стоило так дешево, ты бы не был каганом.

Эту фразу слышала и его гвардия. Мной можно пренебречь, но мнением боевых товарищей – никогда.

– Ты прав, – сказал Байан.

– Гребите к берегу, – приказал я Хисарну и Сафраку.

Метрах в пяти от береговой черты я встал и кинул застегнутый пояс подскакавшему авару, который привозил выкуп. Пояс был ловко пойман на копье, соскользнул по древку к руке. Авар вернулся к кагану, наклонил копья, чуть приподняв нижний его конец, и пояс съехал в руки Байана.

Лодка в это время быстро удалялась от берега.

– Пусть он и дальше приносит тебе удачу! – пожелал я.

– Спасибо! – поблагодарил каган Байан.

– До встречи! – помахал я ему рукой, как и в прошлый раз.

– До встречи! – на этот раз произнес и он, помахав рукой.

49

Я поставил «Альбатроса-2» под командованием Агафона на линию Томы-Константинополь-Ираклий. В столицу возили нефть. Я очень удивился, когда увидел на рынке амфору, на которой было написано «нефть». Привык в предыдущей жизни, что ее добывают из глубоких скважин и транспортируют по трубопроводам или на танкерах. А тут на тебе – продается на рынке на разлив! В мирное время ее использовали для светильников, факелов, а в военное – для уничтожения живой силы и осадной техники противника. В Константинополе ее покупали военные, отправляя часть в крепости в глубине материка. Из Ираклия везли в Томы оливковое масло.

Сам на «Альбатросе-4» мотался на Тендру за рыбой, которую вез в Константинополь. Оттуда на Родос за вином для Александрии, где набивал трюм предметами роскоши типа перца, корицы, ладана, сандала… Большую часть этого товара продавал в столице и перегружал при встрече на «Альбатросом-2» для продажи в Томах, еще часть – в Ираклии, где догружался оливковым маслом, а остальное – в Херсоне. Фритигерн на реализации моих товаров здорово приподнялся.

Осенью у меня родилась дочка, получившая по настоянию матери имя Мария. Год вообще был удачный на детей. В конце зимы у Скилура и Палака родилось по второму сыну, а в начале лета у Вани и Толи – по первой дочке. Я пытался снизить прирост населения в отдельно взятой своей семье, но на мои предохранительные меры жена реагировала асимметрично.