Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

— Да уж, отлично подойдет. А что, разве Хрольв плохое имя?

— Я так буду счастлива, я буду веселиться и прыгать, как ребенок, когда увижу тебя крещеным.

— Тебя там не будет, — ответил он резко.

Она вопросительно посмотрела на него. Ролло пришлось все рассказать. Король отдает ему в жены свою дочь Гислу, если будет заключен мир, и это предложение он не может отклонить: ему не простят отказа.

— Конечно, ты не можешь отказаться, — тихо сказала она. — Но я думала, что у тебя уже есть жена. По северным законам человек может иметь несколько жен, это ты мне рассказывал, но французский король не смирится с таким положением дел.

— Нет. Я должен буду выгнать тебя. Мне сказал об этом епископ Франко. И втолковывал это много раз. Тут даже и думать нечего.

— Надо же! — и, задохнувшись, не в силах больше ничего сказать, Пола присела. — А что, своих детей ты тоже должен прогнать?

Он засмеялся, как будто она произнесла что-то совсем невероятное. Почесал в затылке и сказал:

— Мои дети — это мои дети, и между мной и тобой ничто не изменится. Я имею в виду…

— Так ты имеешь в виду, — подсказала она, — что будешь приходить ко мне, и я буду твоей наложницей, как раньше, при этом у тебя будет законная жена?

Он как-то кисло улыбнулся.

— Да нет, но, в общем…

Тут Ролло охватила ярость. Он запустил нож в стену, швырнул на пол все, что попалось под руку, и резко встал.

— Ладно, не расстраивайся, тебе не придется мучиться, — гаркнул он. — Бауэкс твой, и ты его получишь. Детей заберешь с собой. Вильгельм будет там, где его родина. Ботто сказал, что станет ему названным отцом.

— Но Вильгельму еще нет шести лет, ему не нужен никакой другой отец, кроме родного.

— Я давно уже считал, что Вильгельму пора привыкать к коню, а ты держишь его возле себя, взаперти. Он сидит с книгами, еще вырастет каким-нибудь монахом. Не смей так обращаться с ярлом, который должен править этой страной после меня!

Она замолчала и попыталась осмыслить услышанное. Да, она все правильно почувствовала, когда не обрадовалась предстоящему разговору Ролло с королем. Она знала, что должна была приготовиться к боли и разочарованию. Как же она будет жить дальше? Ей было 16 лет, когда Ролло похитил ее из Бауэкса. Сколько же времени прошло? Годы летели так быстро. Она родила Ролло двух детей, здоровых и прекрасных, делила с ним радости любви, переживала все его неудачи и успехи, но в глазах христиан была только наложницей. А теперь? Теперь она не более, чем случайная подруга и в его глазах. Действительно, женитьба на датский манер: теперь он просто выбрасывает ее, и все.

— Она молода, можно предположить, моложе, чем я? — спросила Пола.

— Я не знаю, но, похоже, должна быть молодой, потому что король Карл сам-то еще не старый, ему не больше тридцати.

— Да она, наверное, еще совсем ребенок, если ее родила королева Фредеруне. Тебе придется подождать, пока она подрастет. Если ты думаешь, что я буду твоей наложницей в то время, как она будет твоей женой, то не дождешься.

Ему от таких слов стало плохо. Он решил, что пора прекратить этот разговор, и собрался уйти. Пола забежала вперед, встала на его пути.

— Ролло, — взмолилась она, — я хочу задать тебе несколько вопросов, и ты должен мне все объяснить. Как же это произойдет? Того, что ты сказал мне, достаточно?

Он отвернулся и пробормотал:

— Нет, не достаточно. Надо, чтобы были свидетели. Как и при нашей женитьбе.

Набравшись сил, она ответила:

— Я знаю, что женщина на Севере может прогнать своего мужа, если захочет. И, может быть, я сделаю этого до того, как ты прогонишь меня. Наверное, достаточно будет, если я прокричу на площади: «Ролло был стариком уже тогда, когда стал моим мужем, он не стал моложе за все эти годы».

Раньше она никогда не думала о том, что между ними большая разница в возрасте и только сейчас вспомнила: Ролло гораздо старше ее. Пола почувствовала, как много он значит для нее. Он был для нее и отцом, и братом. Он заменил ей всех. А теперь начали подрастать дети. И ей трудно было думать, что Ролло, может, никогда больше не увидит своих детей. Пола посмотрела на мужа, увидела, как тяжело ему слушать ее жесткие слова, она впервые увидела перед собой настоящего старика. Ролло уже не проявлял гнева, и только огромная печаль была в его взгляде. Она подумала: «Дева Мария, быть таким стариком и получить ребенка к себе в постель!» Она не смогла сдержаться, обняла его, прижалась всем телом: любовь была сильнее обиды и боли. Они долго молча стояли, обняв друг друга, и оба плакали.

— Если она родит тебе ребенка, я убью и ребенка, и ее, — сказала Пола, смеясь сквозь слезы.

Ролло тоже засмеялся, и она услышала в его смехе рыдания.

— Думаешь, я подарю внуков Карлу Нападающему, этому бесчестному плуту? Никогда!

Она подняла голову с его груди.

— Разве дело не в том, что ты должен кровью породниться с Каролингами?

В его глазах она прочла ответ раньше, чем услышала его слова.

— Так хочет Карл. Он надеется снова получить в наследство землю, которую отдает мне, он надеется со временем править в Руане по-прежнему. Нет. У меня уже есть сын — наследник.

Он стоял, обняв ее, нее отпуская. Она отстранилась.

— Ты хочешь получить еще одного наследника?

— Разве ты не знаешь, что до сих пор, как только я приближаюсь к тебе, во мне вспыхивает огонь? А что касается этих проклятых королевских дел…

На Поле была только легкая прозрачная туника, как и в день их первой встречи в Бауэксе. Она не могла долго скрывать своего ответного порыва. Они оказались на полу, под дверью, где их могли в любую минуту увидеть слуги. Все было, как прежде. Ролло встал, а она осталась лежать без сил. Он поднял ее.

— Подумай, люди начнут сплетничать. Станут говорить, что ты занимаешься любовью со своей наложницей средь бела дня. Дойдет до Гислы.

— Она в любом случае узнает. Я не хочу, чтобы из-за нее между нами что-то изменилось. А теперь мне пора в путь.

Пола стояла и вспоминала его слова. Это звучало ужасно: «Ничего не изменится». Ничего?! Кроме того, что теперь она уже не будет его женой. И не сможет нигде показаться рядом с ним. Ее место займет другая. И в постели… Вряд ли все останется по-прежнему. Король Карл скоро получит своих внуков, если Гисла не круглая идиотка. Она, Пола, мать детей Ролло, не будет сидеть рядом с ним и праздновать победу. Она, разделившая с ним самые тяжелые годы… Герцог или граф, или как там еще его будут называть, Ролло скоро станет христианином. А она не сможет жить с ним в христианском браке, по церковным законам. Теперь она — изгнанная жена, использованная наложница, незамужняя мать его двоих детей.

А, может быть, самой выйти замуж ему назло? За графа, за герцога, за кого угодно. Но захочет ли кто-нибудь взять ее после всего, что с ней было? Ролло думает, она будет жить одна, незамужняя, до конца своей жизни. И будет рада его приездам. Каждые полгода или каждый месяц. Нет! Она еще молода. Еще долгое время может рожать детей и приносить счастье какому-нибудь мужчине. Ей всего лишь год после тридцати. Еще далеко до старости! Выглядит она совсем юной. Пола сняла тунику и оценивающе посмотрела на себя в высокое, от пола до потолка, зеркало. Да, она еще в хорошей форме. Рождение детей вовсе не испортило фигуру. Все чудесно! И в ту же секунду она подумала: как одиноко будет ей без Ролло. Она осмотрела комнату. Дева Мария! Этот дом и эта комната достанется той, что заменит ее, принцессе Гисле! И принцесса будет глядеться в ее зеркало, лежать в ее постели с ее мужем! Полу бросило в жар. Она лихорадочно поискала, что бы такое швырнуть в зеркало. Ролло ничего не ломал и не крушил, когда был в гневе. Расколотил, может быть, только стол или несколько скамей. Пола тоже никогда ничего не била. Но сейчас она схватила серебряную щетку для волос и — пропадай все пропадом! — изо всей силы запустила ею в зеркало. Вот так! Гисла никогда не получит этого зеркала и не будет перед ним кокетничать! Пола встала, поранив босые ноги об осколки. Зеркало она привезла из дома, из Бауэкса… Но теперь обратно ничего не повезет. Решено: первое, что она сделает, когда приедет в Бауэкс, заведет себе любовника. Да, вот так! Сможет ли она все это преодолеть? Там видно будет! Герлог и Вильгельм поедут с ней. «Блаженная та грудь, которая никогда не кормила ребенка», — вспомнила она вдруг.