Хикори-дикори

– Леонард Бейтсон, Нигель Чэпмен, Валери Хобхауз, – повторил Шарп, делая пометки в блокноте. – Благодарю за информацию. Я запомню и постараюсь выяснить. А что вы думаете об индусах? Один из них учится на медицинском.

– Он с головой погружен в политику и страдает манией преследования, – ответил Пуаро. – До Селии ему дела нет, да и она не послушалась бы его совета.

– Больше вы ничем не можете мне помочь, месье Пуаро? – спросил Шарп, вставая и закрывая блокнот.

– Боюсь, что ничем. Однако мне хотелось бы тоже участвовать в расследовании. Надеюсь, вы не будете возражать, друг мой?

– Отнюдь. С какой стати?

– Я постараюсь внести свою лепту, лепту дилетанта. Думаю, что я могу действовать лишь в одном направлении.

– В каком же?

– Я должен разговаривать с людьми. Это единственный путь. Все убийцы, с которыми мне приходилось сталкиваться, были очень болтливы. По моему убеждению, сильный молчаливый человек редко совершает убийство, а если все-таки убивает, то убивает внезапно, сгоряча, и улики всегда налицо. А изощренный, коварный преступник обычно так собой доволен, что рано или поздно проговаривается и выдает себя. Беседуйте с ними по душам, мой друг, не ограничивайтесь сухим допросом. Просите у них совета, помощи, не отмахивайтесь от их подозрений. Впрочем, упаси меня бог, я вовсе не собираюсь вас учить! Я прекрасно знаю, что вы – мастер своего дела.

Шарп мягко улыбнулся.

– Да, – сказал он, – я всегда считал, что, располагая людей к себе, добиваешься гораздо больших результатов.

Пуаро согласно закивал, и оба улыбнулись. Шарп поднялся.

– В принципе каждый из них – потенциальный убийца, – медленно сказал он.

– Пожалуй, – бесстрастно ответил Пуаро. – Леонард Бейтсон – человек вспыльчивый. Он мог убить в припадке гнева. Валери Хобхауз умна и способна разработать хитроумный план. Нигель Чэпмен инфантилен и не знает чувства меры. Француженка, живущая в общежитии, вполне может убить из-за денег, но лишь из-за больших. У Патрисии Лейн гипертрофированы материнские инстинкты, а такие женщины весьма безжалостны. Американка Салли Финч весела и жизнерадостна, однако она лучше других умеет притворяться. Джин Томлинсон – воплощенная добродетель и милосердие, но мы не раз встречали убийц, которые с искренним рвением посещали воскресную школу. Девушка из Вест-Индии, Элизабет Джонстон, пожалуй, умнее всех в доме. Ее эмоции полностью подчинены разуму, это опасно. Еще там есть очаровательный молодой африканец; мотивов его действий нам с вами никогда не постичь. И последний, Колин Макнаб, – психолог. А сколько врачей сами нуждаются в лечении!

– Помилуйте, Пуаро! У меня голова идет кругом. Неужели на свете нет человека, не способного на убийство?

– Чем больше живу, тем больше в этом убеждаюсь, – ответил Эркюль Пуаро.

Глава 9

Инспектор Шарп вздохнул, откинулся на спинку стула и вытер платком лоб. Он уже побеседовал с возмущенной плаксивой француженкой, с высокомерным и замкнутым молодым французом, с флегматичным, подозрительным голландцем и болтливым, агрессивным египтянином. Потом перекинулся парой фраз с двумя нервными турками, которые ни слова не понимали по-английски, и с очаровательным студентом из Ирака. Инспектор был абсолютно уверен, что никто из них не имеет к смерти Селии Остин никакого отношения и помочь ему не может. На прощание он постарался их ободрить и сейчас намеревался быстренько распрощаться с мистером Акибомбо.

Молодой студент из Западной Африки смотрел на него, сверкая белозубой улыбкой; взгляд у него был по-детски жалобным.

– Я хотел бы помочь, поверьте, – сказал он. – Мисс Селия всегда вела со мной очень хорошо. Она давала мне один раз вкусный коробка конфет, которые я никогда не пробовал. Мне кажется, очень грустно, что ее убивали. Может, это кровная месть? Или, может, ее папа или дяди приходили и убивали ее, потому что слушали ложный истории о том, что у нее было плохое поведение?

Инспектор Шарп постарался его уверить, что дело совсем не в этом. Молодой человек грустно покачал головой.

– Тогда я не знаю, почему так происходило, – сказал он. – Я не вижу, почему кто-то в этом доме захотел причинить ей ущерб. Но если вы дадите мне кусочек ее волосы или ногти, – продолжал он, – я, возможно, что-нибудь обнаружу при помощи старый метод. Он ненаучный и несовременный, но его очень часто употребляют у меня на родине.

– Большое спасибо, мистер Акибомбо, но я думаю, это не понадобится. Мы… м-м… предпочитаем другие способы.

– Конечно, сэр, я понимаю. Это несовременно. Это ж не атомный век. Дома новые полицейские тоже так не делают, это только старики в джунгли. Я уверен, что новые методы гораздо более эффективнее и вы достигнете полный успех. – Мистер Акибомбо вежливо откланялся и удалился.

Инспектор Шарп пробормотал себе под нос:

– Я тоже искренне надеюсь, что мы добьемся успеха, хотя бы для того, чтобы поддержать наш престиж.

Следующим на очереди был Нигель Чэпмен, и он сразу попытался взять инициативу в свои руки.

– Уму непостижимая история, правда? – спросил он. – А представьте себе, мне с самого начала казалось, что вы бродите в потемках, поддерживая версию самоубийства. И надо признаться, мне даже польстило, что вся загвоздка оказалась в моих чернилах, которыми Селия заправила ручку. Этого убийца, конечно, не мог предугадать. У вас, наверное, уже есть гипотезы насчет мотивов преступления?

– Не вы, а я буду задавать вопросы, мистер Чэпмен, – сухо возразил инспектор.

– О конечно, конечно! – легкомысленно воскликнул Нигель и махнул рукой. – Я просто хотел сэкономить время и сразу перейти к делу. Но, видно, без анкетных данных не обойтись. Имя: Нигель Чэпмен. Возраст: двадцать пять лет. Место рождения: кажется, Нагасаки… забавно звучит, не правда ли? Чего моих родителей туда занесло – ума не приложу. Наверное, они были в кругосветном путешествии. Но надеюсь, я не должен обязательно считаться японцем? Я пишу диплом по бронзовому веку и истории Средних веков в Лондонском университете. Что вы еще хотите узнать?

– Ваш домашний адрес, мистер Чэпмен.

– Я – человек без адреса, уважаемый сэр. У меня есть папа, но мы с ним в ссоре, и поэтому его дом – уже не мой дом. Так что пишите мне на Хикори-роуд, а счета присылайте на Лиденхолл-стрит – так, по-моему, говорят случайным попутчикам, надеясь никогда их больше не увидеть.

Нигель куражился вовсю, но инспектор Шарп словно не замечал его кривляний. Он встречал таких Нигелей раньше и не без оснований думал, что его наглость служит своего рода самозащитой, а в действительности Нигель нервничает, что вполне понятно, когда тебя допрашивают в связи с убийством.

– Вы хорошо знали Селию Остин? – спросил инспектор.

– Трудный вопрос вы мне задали, сэр. Я ее прекрасно знал, поскольку видел каждый день и отношения у нас были нормальные. Но на самом деле я ее не знал совершенно. Впрочем, это понятно. Я считал ее пустым местом, да и она меня, по-моему, недолюбливала.

– За что?

– Ну… ей не нравилось мое чувство юмора. И потом, я же не такой угрюмый грубиян, как Колин Макнаб. Кстати сказать, грубость – прекрасное оружие для завоевания женских сердец.

– Когда вы в последний раз видели Селию Остин?

– Вчера за ужином. Мы все протянули ей руку братской помощи. Колин встал, мекал-бекал, а потом, заикаясь и умирая от стыда, признался, что они помолвлены. Мы его немного подразнили и отпустили с богом.

– Это было в столовой или в гостиной?

– В столовой. Мы перешли в гостиную после, а Колин смотался по делам.

– Значит, все остальные пили кофе в гостиной?

– Да, если эту бурду можно назвать кофе, – сказал Нигель.