Химера
Шрифт:
Женщина с удивлением посмотрела на Фергюса.
– Это hanbok, – поспешно ответил тот на невысказанный вопрос. – Традиционная одежда, которую с древних времен надевают жители Кореи в торжественные и праздничные дни. Я подумал, что вам она очень подойдет. И у нас сегодня будет настоящий праздник. Вы не могли бы сейчас все это надеть?
– Но только чтобы доставить вам удовольствие, – с сомнением произнесла Евгения. – И если вы пообещаете никуда не исчезнуть за то время, пока я буду переодеваться.
– Это я вам обещаю, – рассмеялся Фергюс.
Евгения вышла.
За его спиной раздался шорох. Фергюс обернулся. Перед ним стояла Евгения и смущенно улыбалась. На ней была длинная, до пола, просторная юбка, начинавшаяся от груди, и жакет наподобие болеро. В руках она неловко держала сумочку, украшенную витиеватой вышивкой и многочисленными кисточками.
– Ну, как я вам? – с тревогой спросила Евгения. – В этом наряде я кажусь сама себе куклой с витрины магазина.
– Вы словно пришли в этом мир из прошлого, – восхищенно сказал Фергюс, который по-настоящему ценил только старинные вещи. – Hanbok корейцы носили еще до Рождества Христова. Красный – это цвет церемониальных одежд короля и королевы. А придворные дамы носили юбки цвета индиго, ярко-синие. Он символизировал постоянство.
– Вот уж не думала, что цвет одежды может иметь такой глубокий символический смысл, – удивилась Евгения.
– В hanbok – да, – возразил Фергюс. – Вообще в Корее и Китае красный цвет всегда считался символом успеха. Люди верили, что если надеть красную одежду в новогоднюю ночь, то это гарантирует удачу на весь год. И будет надежно охранять от злых духов, особенно если цвет одежды совпадает с цветом животного по китайскому зодиакальному календарю. А черный цвет воплощал бесконечность и творческое начало, поэтому мужские головные уборы корейцев были черными.
– А эта сумочка? – Евгения повертела ее в руках, рассматривая, как диковинное животное. – Такой странной формы. Для чего она?
– Так ведь hanbok не имеет карманов. Поэтому и женщины, и мужчины, одевая национальную корейскую одежду, чхима и чогори, используют вместо карманов подобные сумочки, называемые чумони, – пояснил Фергюс. – Ну, а о вкусах, как известно, не спорят. Поэтому нет смысла обсуждать форму сумочек, которые прилагаются к hanbok. И скажите спасибо, Женя, что вы не родились в Когуре в одно время с Иисусом Христом. Жители этого королевства в то время носили нательное белье, сшитое из шкур животных, которое защищало их от холода.
– Наверное, им было очень тепло, – улыбнулась Евгения. – Но едва ли удобно.
– А в эпоху династии Чосон, а это со времен средневековья и вплоть до начала двадцатого века от Рождества Христова, бедные корейцы носили одежду из собачьей кожи, – продолжал, воодушевленный сияющими глазами женщины, Фергюс. – Кстати, традиционный hanbok, который жители Кореи носят в наши дни, шьется по образцу одежды, распространенной во времена династии Чосон. Она, как известно, была ориентирована на
конфуцианство. Может быть, это и определило вкус модельеров hanbok, как знать.Евгения с восхищением посмотрела на Фергюса.
– Не спорьте, Федор Иванович, – сказала она. – Все-таки вы самый интересный человек из всех, которых я встречала.
– В таком случае вам просто не везло с людьми, – ответил Фергюс. Подумал и добавил: – Как и мне, впрочем.
Глаза Евгении помрачнели.
– А вот с этим я не буду спорить, – тихо произнесла она.
Заметив, что женщина опять загрустила, Фергюс попросил:
– Покружитесь, Евгения! Эта юбка просто создана для того, чтобы в ней кружиться.
– Только вместе с вами, Федор Иванович, – ответила она. – Помните, вы обещали мне танец? И, как порядочный мужчина, вы просто обязаны…
– Хорошо, – неожиданно согласился Фергюс, словно из опасения, что она договорит фразу. – Но я не умею танцевать без музыки.
– Музыка будет, – пообещала Евгения. – Мой верный плейер меня еще никогда не подводил.
Она снова отсоединила наушники от плейера и включила его. И опять комнату наполнили тихие звуки печальной корейской мелодии.
Фергюс приблизился к женщине и слегка поклонился, приглашая ее на танец. Евгения церемонно кивнула в ответ. Их руки соединились. И они закружились по комнате, легко и бесшумно, подчиняя свои движения мелодии и биению собственного сердца.
В одни момент Евгении показалось, что ее ноги оторвались от пола, и она уже парит в воздухе, бережно поддерживаемая партнером. Она прикрыла глаза, полностью отдаваясь власти его мужских рук, таких сильных и одновременно нежных. Это было блаженство, равного которому она никогда не испытывала. Впервые в жизни она покорялась мужчине и хотела этого больше всего на свете.
А Фергюс… Танцуя, он тоже закрыл глаза. И ему казалось, что в своих объятиях он держит Арлайн. И кружит ее, кружит, кружит… И они уже не на земле, а в небесах, среди белоснежных облаков… И все только начинается…
Неожиданно музыка смолкла. И они вернулись из страны грез в реальность.
Евгения открыла глаза и увидела перед собой отчужденное лицо мужчины, которому она только что мысленно отдавалась полностью и безраздельно. Фергюс смотрел на женщину с легким замешательством, словно не понимая, как она здесь очутилась, и почему он держит в своих объятиях ее, а не другую.
Очарование минуты пропало, растворилось в вечности. Они снова стали чужими друг другу. Еще более чуждыми, чем до танца.
Первым опомнился Фергюс. Он снял руку Евгении со своего плеча и поцеловал ее.
– Это был прекрасный танец, – сказал он. – Благодарю вас! Он напомнил мне мою юность.
И Евгения поняла, что она совершила ошибку, настояв на танце, на который возлагала так много надежд, который должен был сблизить их. Но мужчина, который стал ей очень дорог, сравнил ее с кем-то из своего прошлого – и она проиграла в сравнении. Ей захотелось плакать. Но она сдержала слезы. Отняла свою руку, чтобы скрыть ее дрожь. И опустилась в кресло, не устояв на внезапно ослабевших ногах.