Химеры Хемингуэя
Шрифт:
К тому времени мы уже были на месте, Мишель и я, в числе первых гостей в ботаническом саду парка «Золотые Ворота». К ней прицепился склочный молодой куратор музея, поэтому я остался поддерживать разговор с несчастными родителями Анастасии — типичный мезальянс. Они прибыли как раз к репетиции обеда, она из Коннектикута, а он из Саудовской Аравии. Они провели друг с другом уже почти восемнадцать часов. В воздухе витала ощутимая угроза развода.
— Я надеялась встретиться с этим ее Саймоном вчера вечером, — сказала миссис Лоуренс.
— Он как, нормальный парень? — спросил мистер Лоуренс.
—
— По-моему, рассылкой приглашений занималась не Анастасия, — объяснил я. — Она работала над романом. Всю организацию свадьбы возложили на других.
— Говорят, книга будет пользоваться успехом, — заметил мистер Лоуренс.
— Фил, ты прекрасно знаешь, что Стэси не способна писать. А я просто счастлива, что она выходит за хорошего бизнесмена, который позаботится о ней и будет содержать семью. Может, этот Саймон когда-нибудь захочет торговать спорттоварами. Я уверена, ему хватает ума понимать, что на бейсбольные биты и школьную форму спрос больше, чем на… на…
— Искусство, — подсказал я.
— Не поймите меня неправильно, Джонатон. Я выросла в культурной семье, но что-то не похоже, чтобы он продавал что-то достойное, типа Рембрандта.
— Джонатон — один из его художников, Серена.
— Я думала, он… Я думала, вы пишете биографию. Разве не вы написали о том скандальном художнике, который рисовал суповые банки? Фил, где наша дочь?
— Я думаю, со своими друзьями. Это же ее свадьба.
— Ну, надеюсь, она еще не со своим будущим мужем.
— Наш брак все равно бы закончился тем же самым, Серена, даже если бы мы не сбежали и…
— Почему тебе обязательно нужно копаться в прошлом, Фил?
— Это ты начала.
— Я беспокоилась о нашей дочери. Тебе до нее никогда нет дела. Ты все заботы взвалил на меня.
— Не сомневаюсь, у ее мужа с ней будет полно забот. Ты сама говоришь, он-то о нашей Стэси и позаботится.
— Откуда ты знаешь, Фил? Ты бы его даже не узнал, пройди он рядом с тобой.
Тут Серена Лоуренс оказалась права. Когда Саймон подошел к нам, они оба не обратили на него внимания. Он попросил меня пойти с ним. Мы отошли.
— Кто эти жалкие люди? — спросил он, отведя меня за кухню выездного ресторана, в глубь ботанического сада. — Это ты их пригласил?
— Это твои будущие тесть с тещей.
— Она, кажется, вменяема, но его-то ты видел? Двубортный смокинг, явно взят напрокат. Я же говорил Анастасии, как его надо одеть.
— Где Анастасия?
— Под надзором Жанель.
— Ты ее уже видел?
— Потому я и разговариваю с тобой, вместо того чтобы следить за флористами.
— За флористами? Мы же в ботаническом саду.
— Ясное дело. Я долго консультировался со службой парка. Они отказались выдрать свою запущенную растительность и посадить тюльпаны там, где я хотел. Какие-то идиотские законы про национальные
зоны отдыха. Так что мне пришлось накрыть местную флору полиэтиленом и расставить тюльпаны в горшках.— Везде? — Я огляделся. Цветущие разноцветные кляксы опыляли пейзаж, затеняя прояснившийся горизонт. За оставшийся до свадьбы час расправиться со всем этим могла только ядерная зима.
К счастью, у Саймона были другие планы:
— В стороне и старые цветы сойдут. Я просто хочу, чтобы все было нормально там, где нас будут снимать фотографы.
— Ну естественно.
— Не о том разговор. Мне не нужно твое одобрение, Джонатон. — Он наступил на цветущие маки. — Ты должен мне кое-что рассказать. Кое-что о писателях.
— Я больше не писатель, ты же знаешь.
— Это совершенно не важно. Моя невеста — писатель, и вы оба думаете одинаково. — Возможно, я покраснел, но Саймон уже отвернулся. Мы возвращались назад, к гостям. — Она узнала.
Я окончательно залился краской.
— Она узнала, что…
— Да. Она узнала, что издатель прислал гранки «Как пали сильные». Понятия не имею откуда — впрочем, мне наплевать. Это ничего бы не значило, не впади Анастасия в какую-то панику. Конечно, Жанель не подпустит ее к телефону, так что это уже второстепенный вопрос. Но Жанель говорит, Анастасия хочет видеть меня. Она что-то хочет мне сказать, и это настолько срочно, что не может ждать брачных обетов.
— Это плохая примета…
— Ясное дело. Поэтому я и не хочу. Я, разумеется, лучше ее проигнорирую. Но мне нужно знать, насколько это… это нормально… нормально для писателя. — Он сорвал анютины глазки. — Это просто заурядная паника? — Он выбросил цветок. — Так со всеми писателями бывает перед публикацией?
— Полагаю, у всех по-разному.
— Мне плевать на различия.
Я сказал ему то, что он хотел услышать:
— Со мной в первый раз так и было. Я увидел напечатанную книгу и почувствовал, что она больше не моя.
Я сказал ему это, несмотря на то, что почти желал ему зла. Я хранил спокойствие, не уцепился за возможность развалить этот брак, которую принесла бы их встреча до срока: угощение впустую, возвращенные подарки, может, даже нераспакованные, крушение союза, которое позволило бы мне спасти Анастасию. Я все равно не знал, что хотела сказать ему Стэси. Я действительно тогда ничего не знал про ее обман. Я попросту был суеверен. Думал, судьбу можно задобрить листьями клевера и кроличьей лапкой. Думал, знамения можно приручить, как зверьков. Вам следует отдать мне должное за то, что я не дал им тогда поговорить. Я думал, это им на пользу. Я знал — Анастасия недосягаема для меня.
— Тревога пройдет, — заверил я, — ее сменит беспокойство о новом романе.
— Ты настоящий друг. — Он похлопал меня по плечу: хорошая собачка. — Я об этом иногда забываю.
За этим нас и застала Мишель. В руках у нее было два наполовину полных бокала «Дом Периньона», баланс поддерживался частыми глотками из каждого.
— Тебя ищут родители Стэси, — сказала она Саймону. Когда мы остались одни, она отдала мне мой бокал. Поверх своего обязательного цветочного аромата Мишель надела позднеутреннюю шампанскую улыбку. Она сказала, что любит меня.