Химеры старого мира. Из истории психологической войны

Характерно, что консульству и сменившей его в 1804 году Первой империи было присуще теснейшее переплетение психологической войны и тайной войны, в равной мере поставленных на службу захватническим устремлениям и специфически бонапартистской политике в самой Франции и в завоеванных ею странах. Внешне это выражалось в невиданном прежде систематическом объединении действий полиции, разведки и политической пропаганды, которые осуществлялись преимущественно одними и теми же ведомствами бонапартистской империи и очень часто одними и теми же лицами. Дело идет не только о руководителях полиции и разведки, министерства иностранных дел — о Фуше, Талейране, Дюбуа, Демаре, Савари, Лаваллете, о наполеоновских вице — королях и наместниках, вроде Жозефа Бонапарта, Евгения Богарнэ, Мюрата, Нея, Даву и других наполеоновских маршалах, генералах, высших сановниках империи. Совмещение функций, начинавшееся на верхах иерархической лестницы, нередко кончалось на самых ее низах. Доверенные агенты, которым поручалось выискивать следы роялистских заговорщиков в парижских салонах или недовольных французским владычеством в Рейнских областях Германии, одновременно были обязаны заниматься идеологической обработкой «изучаемого» ими общественного мнения. Разведчики, засылаемые во вражеский лагерь, вербовались из числа наемных памфлетистов и после выполнения порученной миссии приступали к описанию ее в официальной и официозной печати. Профессии тайного агента и агента психологической войны сплошь и рядом оказывались настолько смежными, что трудно было провести между ними разграничительную черту. В газетах печатались ложные сведения о ходе военных действий, которыми Наполеон стремился дезориентировать противника [25] .

25

Е. В. Тарле, Печать во Франции при Наполеоне I. M., 1958, Соч, т. 4, стр. 496.

Антинаполеоновская пропаганда тоже не дремала. В противовес легенде о «маленьком капрале», спасителе страны, мудром правителе, непобедимом полководце, отце своих солдат, созданкой императорской пропагандой, вопреки этой наполеоновской легенде, которая в силу ряда обстоятельств десятилетиями жила сначала в либеральных, а потом консервативных кругах [26] , возникла и противоположная антинаполеоновская легенда. Ее создала печать Англии и ряда других государств с помощью эмигрантов — роялистов. Согласно «черной легенде» Наполеон предстает исчадием революции и слугой сатаны, корсиканским убийцей, Аттилой и Чингисханом, кровожадным деспотом, чудовищем, живьем пожирающим грудных младенцев, душителем свободы, заклятым врагом французского народа, честолюбивым циником и эгоистом, сластолюбцем, трусом, тупицей, шарлатаном, обманщиком и даже совершенно бездарным генералом и т. д. [27]

26

Ср.: A Malvardi, Napoleon et sa legende Toulon, 1965, pp. 45–46, 61, 90—100 e. a.

27

J. Tulard, L'Anti-Napoleon. La legende noire de l'Empereur. Paris, 1965.

СВЕТЛЫЕ ИДЕАЛЫ РАБОВЛАДЕЛЬЦЕВ

В 1861–1865 годах в США происходила гражданская война между Северными и Южными рабовладельческими штатами. Это была война между двумя системами — системой наемного труда и системой рабства. Плантаторы и развязали эту войну во имя сохранения и распространения рабства. Планы рабовладельцев были направлены не только на то, чтобы удержать в неволе негров, но и сохранить контроль над основной частью белого населения Южных штатов. «…300 000 рабовладельцев, — писал тогда К. Маркс, — ограниченная олигархия, которой противостоят многие миллионы так называемых «белых бедняков»…, масса которых постоянно возрастала вследствие концентрации землевладения… Только приобретением и надеждой на приобретение новых территорий, а также пиратскими набегами удается примирять интересы этих «белых бедняков» с интересами рабовладельцев, давать безопасное направление их беспокойной жажде деятельности и прельщать их перспективой самим когда-нибудь стать рабовладельцами» [28] .

28

К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 15, стр. 345.

Интенсивная пропагандистская кампания, которую задолго до начала гражданской войны развернули плантаторы, сводилась к апологетике рабства. Эта кампания не увенчалась успехом на Севере, но не осталась безрезультатной. На Юге же рабовладельцы успешно навязали нужные им взгляды подавляющему большинству белого населения. Более того, плантаторам удалось поддерживать стойкость своих войск на протяжении длительной войны, после того, как рухнули надежды на скорую победу. Сотни тысяч людей, никогда не бывших рабовладельцами, сражались и сложили головы за увековечивание гнусного рабства.

Сражались за сохранение власти плантаторской олигархии, мнившей себя утонченной аристократией, солью земли и презиравшей обманутых ею «белых бедняков» не меньше, чем северных мужланов — янки. Это пример того, как с помощью пропаганды удавалось заставить главную массу населения воевать за глубоко чуждые ей антинародные цели, вопиющая моральная несправедливость которых должна была, казалось, бросаться в глаза каждому здравомыслящему человеку.

Пропаганда южан носила все характерные черты психологической войны, хотя она не направлялась из одного центра. Его заменяло ясное осознание правящей верхушкой необходимости единства в собственных рядах и беспощадного отсечения всех инакомыслящих. Такое единство плантаторской олигархии, в свою очередь, определяло политическую позицию прессы, церкви, политиков, публицистов, священников, участвовавших в идейной обработке «белых бедняков».

Психологическая война велась по нескольким направлениям. Для южных пропагандистов было выгодно сместить представление о сути конфликта и представить рабство не главным или, во всяком случае, не единственным яблоком раздора между Севером и Югом. Для этого все спорные вопросы, возникавшие в связи с проблемой рабства, отрывались от породившей их почвы, представлялись в соответствующем свете и выдавались за исходную и основную причину столкновения. К числу таких вопросов принадлежал вопрос о «правах штатов». В первое десятилетие после того, как США обрели независимость, полномочия органов власти отдельных штатов отстаивали преимущественно фермеры и городская мелкая буржуазия. Они не желали расширения прерогатив президента и федерального конгресса, в котором преобладало влияние крупных собственников. Примерно с 30–х годов XIX столетия лозунг защиты «прав штатов» взяли на вооружение плантаторы, как формулу, позволявшую утверждать, что вопрос о рабстве относится исключительно к компетенции Юга. Всякую агитацию против рабства плантаторы отныне квалифицировали как нападение на демократические права жителей Юга, как ограничение законных полномочий властей штатов, принципов самоуправления, которые американцы отстаивали в своей революции — войне за независимость против Англии, и тому подобное. Отсюда был лишь один шаг до утверждения, что южане — особая нация, защищающая свою независимость и свой образ жизни от нападения со стороны Севера. Подобная пропаганда была тем удобнее для плантаторов, что она облегчала положение их сторонников и благожелателей на Севере и за океаном — в Англии и Франции, которым было неловко открыто выступать поборниками рабства.

Джефферсон Дэвис, будущий президент созданного плантаторами сепаратистского рабовладельческого государства Конфедерация Штатов Америки, выступая в 1858 году, за два года до начала войны, в Бостоне, на Севере, говорил: «Наши предки утвердили великий принцип — что народ имеет право выбирать свое правительство и что это правительство должно опираться на согласие управляемых… Это была американская декларация неотчуждаемых прав личности». Именно ее, по уверению Д. Дэвиса, и отстаивают южане, которые «носят в сердце дух революции». Они поэтому твердо решили положить конец нападению на «собственность» южан и духу разъединения, «подрывающему основу, на которой покоятся великие принципы Декларации независимости и конституции США» [29] .

29

J. Davis, The Rise and Fall of the Confederate Government. New York, 1881, v. 1, pp. 562, 565, 568.

В начале гражданской войны в Южных штатах распевали «Южную марсельезу» — песню «Сыновья Юга, вас ждет слава!». Приведем ее заключительную строфу [30] :

Кто пламенно к свободе не стремится, Кто не откликнется, ее заслышав зов? Не испугают мрачные темницы Неустрашимых вольности сынов. Напрасно Юг сносил в былые годы, Что Север его лживый угнетал. Мы боремся за светлый идеал, Наш щит и меч — в руках Свободы!

30

«New York Daily Tribune», 21 XI. 1860.

Все это исходило от людей, начавших мятеж и создавших государство, громогласно провозгласившее рабство краеугольным камнем своего общественного строя.

Апелляция к прогрессивным и революционным традициям народа во имя самых черных целей реакции — характерный прием, часто применявшийся в психологической войне.

После начала войны южанами на все лады обыгрывался и вымысел о «северной агрессии».

Сказку об «агрессии с Севера» охотно подхватили реакционные правительства Англии и Франции, которые строили планы вооруженной интервенции в пользу Юга.

Английский министр иностранных дел Д. Рассел заявил в парламенте, что южане борются за независимость, против империалистических притязаний Севера [31] . А газета «Таймс» призывала оказать помощь южанам, «которые столь мужественно и упорно сражаются за свою свободу против помеси разбойников и притеснителей» [32] . Эти пропагандистские доводы было невозможно изла — гать, совершенно не касаясь вопроса о рабстве, который лежал в основе конфликта. Поэтому еще задолго до начала гражданской войны плантаторы развернули усиливавшуюся с годами пропагандистскую кампанию для возвеличивания рабства. Главная роль в этой кампании принадлежала печати, политическим деятелям Южных штатов и духовенству. «Рабство, — заявил один из наиболее известных лидеров Юга, Д. Калхун, — является наиболее надежной и прочной основой свободного общественного строя» [33] .

31

Н. С. Allen, Great Britain and the United States. A History of Anglo-American Relations (1783–1952). London, 1954, p. 479.

32

Цит. по: К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 15, стр. 544.

33

J. С. Calhoun, The Works New York, 1874, v. Ill, p. 180.

Тысячи и тысячи раз повторяла плантаторская пропаганда это фантастическое утверждение. В начале войны известный, южный политик Р. Брекенридж писал, что «институт рабства всегда являлся и будет являться единственной основой всякого республиканского правительства». Б. Палмер разъяснил, выступая в законодательном собрании штата Южная Каролина, что самое сохранение в мире республиканского строя «связано с судьбой нашей Конфедерации» [34] . Те же идеи развивал главный теоретический орган плантаторов «Южный литературный вестник»: «Рабство создало американскую гражданскую и религиозную свободу, и, по чести говоря, эти блага были недостижимы без его помощи». Этот вывод, напечатанный заглавными буквами, журнал «обосновывал» тем, что только там, где имеются рабы, возможно «процветание духа свободы и равенства» [35] .

34

A. G. Lloyd, The Slavery Controversy…, p. 165.

35

«The Southern Literary Messenger», November 1855, p. 647. Цит. no: A. G. Lloyd. The Slavery Сontroversy. 1831–1860. Chapel-Hill, 1939, p 157.