Химеры. Том 1

– Разве, что в санаторий вас направить, - якобы задумался я, знаю, братья Храповы, настолько жёсткие администраторы, каждый день плетьми их будет драть, пока мозги не просветлятся ... если выживут к сему моменту. К тому же, сейчас они крушат скалу, для постройки главного здания, рабочие руки ой как нужны!

– Санаторий есть! Вот здорово! А, что там будем делать?
– едва не захлопала в ладоши девица.

– Счастье людям приносить, - хмыкаю я.

– В любом случае там прикольние, чем в этом муравейнике навоз разгребать, - сплюнул гладковыбритый молодой мужчина, с татуировкой на лысине и увешенный различными цепями.

– Так, нам можно идти?
– отвешивает он шутовской поклон.

– Не держу, я вообще никого не держу, можете в лес уходить, счастье первобытному зверью приносить.

– Шутка? гыгыкнул толстопузый весельчак в дурацкой белой панаме, сплошь увешенной блестящими значками и медальками.

– О, нет, какие уж там шутки, - говорю я, быстро теряя к ним интерес. Поворачиваюсь, взваливаю на плечо брёвнышко, ухожу - они для меня уже не существуют.

– Дело к вечеру, - догоняет меня Аскольд, - они до санатория не дойдут, их хищники сожрут.

– Будут идти в толпе, может, и не съедят, - отмахиваюсь я.

– А ты становишься жестоким, - Аскольд почему-то смеётся.

– Они этому миру не нужны, - твёрдо говорю я.

Солнце давно зашло, ослепительно яркие звёзды украшают ночь. Я вымотался донельзя, вползаю во двор своего будущего жилья. Меня обнимает Лада, сын возится с костром. Пахнет запечённой рыбой, смолой, листьями, шкурой медведя, сохнувшей на рогатинах, в консервных банках бурлит вода, жена насобирала душистых трав и готовит лечебный чай.

Сажусь на брёвна, ноги и руки дрожат с непривычки, а завтра необходимо отсечь все ветки и сучки, срезать кору, дерево подогнать друг к другу, делать обвязку, крепить стропила для крыши, вздыхаю - начать и кончить, а куда денусь!

Естественно, и Аскольд поможет, Семён, родственники ... но сейчас необходимо запастись в больших количествах стройматериалами, а это выматывает, хочется быстро и всё сразу.

Моя мать неожиданно здесь встретила своего давнишнего знакомого, когда-то они любили друг друга, но так сложилась жизнь, вместе небыли. А здесь вспыхнули прежние чувства, и они решили строить общий дом. Жаль, конечно, я хотел бы, чтобы все жили вместе. Хотя, с другой стороны, после всех прошлых квартирных вопросов, что делались искусственно, хочется пожить отдельно. Правда, в нашем случае, это не совсем верно ... а, ладно, в итоге жизнь, всё расставит по своим местам.

Тихо разговариваем, едим рыбу, как она уже успела надоесть, мечтаем хотя бы о маленькой корочке хлеба.

– Тук, тук, тук, - слышим звонкий голос Яны, - в гости примете?

Аскольд с женой присаживаются к костру.

– Светочку уложили спать, а сами решили прогуляться, смотрим, вы тоже бодрствуете.

– Не устали за день?
– улыбаюсь я.

– Тонизирует, - хрустнул суставами Аскольд. Он, как обычно, свеж и здоров, хотя брёвен перетаскал не меньше моего, невероятной выносливости человек.

– А знаете, что у нас есть?
– лукаво прищуривается Яна.

– Неужели хлеб!
– восклицает Лада.

– Не хлеб, конечно, - вздыхает Яна, - но посмотрите, сколько лука надёргали!

– Лук? Классно, - восклицает Ярик, - с рыбкой самый смак!

– Где нашли?
– я беру охапку остро пахнувших стеблей, вдыхаю аромат.

– Покажем, его там много.

Аскольд одобрительно окидывает взглядом заготовленные мною брёвна: - Когда с крышей помочь?

– Через три дня. А у тебя как дела?

– Нормально. Если дела не отвлекут, через недельку тебя напрягу.

– Как с цементом?

– Немного. Что-то завозились наши химики, такую теорию развели, моментально процесс забуксовал, - князь Аскольд чешет бородёнку.

– Поторопи их. Мы и так их освободили от постройки собственных домов, делаем им в первую очередь, принимай меры.

– Уже принимаю, легонько засуетились. Да, вот ещё, жалобу на меня тебе пишут.

– Рассмотрим, виновных накажем, - усмехаюсь я.
– Миша Шаляпин, как?

– Через полчаса сломался. Ушёл к озеру отдыхать, но на ужин первым пришёл.

Вкусно поел?

– Бугор не дал.

– Жестоко. Сейчас, что делает?

– Забился в свои развалины, скулит как дворняга.

– Ты не сильно на него жми, а то сломаем. Завтраком накорми, затем, на усмотрение бригадира.

– Понятное дело.

– А, вообще, шанс у него есть?

– Конечно, у него взгляд злой.

– Мальчики, не обижайте Мишеньку, - встревает в разговор Лада.

– Главное, чтоб он никого не обидел, - стрельнула глазами Яна, - не маленький, боров, какой.

– Не любишь его? А ведь он талант, - Лада вздыхает.

– Был когда-то, а сейчас только выдёргивается, - пренебрежительно кривит губы Яна.

– У него никого нет, я представляю как ему сейчас одиноко. Вы б зашли, проведали, на обратном пути, - моя жена требовательно посмотрела на подругу.

Яна надулась, затем взвесила за и против, нехотя кивнула.

– Рыбу захватите, - грустно говорит Лада.

– Да накормим вашего Шаляпина, - снисходительно улыбается Яна.

– А мне он очень нравится, - пылко говорит Ярик.
– Особенно его песня про Катюшу.

– У него и другие есть, - оживляется Лада.

– Он нам ещё споёт, нечто неожиданное, - загадочно говорит Аскольд, подкидывая в костёр сухие ветки. Он смотрит в огонь, взгляд неподвижный, как у кобры - как у мудрой кобры.

Мы ещё долго сидим, говорим больше о будущем, о прошлом вспоминаем, разве, что в душе. Затем Аскольд за руку поднимает, пригревшуюся у огня, Яну, и они уходят домой.

– К Мише Шаляпину зайдите!
– вдогонку кричит Лада.

На удивление, мы чувствуем уют среди развалин, которые в будущем превратятся в наш дом. Легли во дворе, у пахнувших смолой, брёвен, прямо на земле расстелили пляжное покрывало, укрылись лёгкими рубашками и сомкнули веки.

Сон вкрадчиво затуманил мозги, скоро ворвётся как стихия и закружит в своих волшебных мирах. Расслабился, становится тепло и хорошо. Всё! Погружаюсь!

– Никита, вставай!
– меня грубо вырывают из объятий ласкового сна.

– Что такое!
– вскакиваю на ноги и вижу гнусную рожу князя Аскольда.

– Хватит спать, подъём.

– Который сейчас час?
– по инерции спрашиваю я, с ненавистью глядя в открытое лицо друга.

– Судя по луне, два ночи, а часы я разбил.

– Случилось чего?
– начинаю догадываться я.