Хирург на районе (Записки районного хирурга)
Шрифт:
— Если ты сейчас не замолчишь, придется тебя заткнуть! — только тогда нытик закрыл рот и не произнес больше ни слова.
Операция завершилась ближе к утру, последний шов я накладывал с восходом солнца. Жизнь раненому мы спасли, через какое-то время он выздоровел и выписался.
— Да, как вы тут работаете в таких условиях? — посетовал Олег, когда мы вышли из операционной.
— Работаем. А ты, парень, умеешь ныть!
— Да я не ною! Просто должны быть нормальные условия труда!
— Олег, похоже, ты не ту специальность выбрал, тебе так не кажется?
— Нет, не кажется.
Весь
Эта ночь прошла относительно спокойно: я осмотрел острый живот и зашил небольшую рану, но следующей привезли кишечную непроходимость трехдневной давности. Больной оказался терпеливым и не вызывал «скорую», пока его не начало тошнить калом.
Причиной кишечной непроходимости оказалась раковая опухоль, обтурирующая (перекрывающая) сигмовидную кишку. Приводящий отдел был перераздут фекальными массами. В таких случаях приводящий отдел кишечника отсекают выше опухоли и выводят на переднюю брюшную стенку, создавая противоестественный задний проход. Опухоль и нижележащий отдел кишки резецируют, если это возможно.
Я пригласил Олега ассистировать. Он помогал мне без особого энтузиазма. Мобилизовав кишку, предназначенную для выведения, я отсек ее и выдоил каловые массы в тазик. Вид и запах был тот еще, но хирургия — работа не для брезгливых.
Олег всем своим видом показывал, что ему очень противно, я даже думал, что его вырвет. Неожиданно он неудачно потянул за брыжейку кишечника, и из разорванного сосуда пошла кровь. Зажав сосуд, я лигатурой завязал конец кишки и положил его на край операционной раны, а сам стал ушивать поврежденную вену. Во время прошивания завязанный фрагмент кишки «вылез» за пределы операционного поля, лигатура с него сползла, и остатки кала ручьем потекли по стоящему рядом Олегу.
Ассистент не сразу заметил, что липкая зловонная масса стала пропитывать его одежду.
— Ой, что это? — неожиданно отпрыгнул от операционного стола Олег. — Ой, да это же говно!
— Стой! Куда побежал! Иди, натяни кишку, я не могу прошить брыжейку!
— Какую брыжейку? Вы что, не видите, на меня говно течет!
— Бог с ним, с говном, иди сюда, надо остановить кровотечение.
— Идите вы все! Я в говне! Я что, так стоять должен? — чуть не плача, выпалил Олег и выбежал из операционной.
— Вот это доктор! — удивился Иван. — Слушай, Дима, гнать его надо из хирургии! Чтоб даже на пушечный выстрел не приближался! Экий неженка!
— Потом, все потом. Он уже убежал, помойся, помоги мне завершить операцию, основной этап хотя бы! Давай быстрее, я тут пока кровотечение пальцем заткнул.
— Без проблем! — ответил анестезиолог и побежал мыть руки.
Вдвоем мы справились быстро и слаженно. Еще одна спасенная жизнь пошла в нашу копилку добрых дел.
Олега нигде не было, только запачканный калом халат и костюм валялись на полу предоперационной.
— А он домой уехал, — сообщила постовая медсестра. — И по-моему, он плакал.
— Ясно. Кисейная барышня, а не хирург! В говне испачкался — и сбежал! Завтра
пойду к главному врачу: на кой черт нам такие врачи, которые из операционной убегают.— Да я его как увижу, сразу физическое замечание сделаю! — грозно прорычал Иван. — Пусть только на глаза попадется!
Но на глаза нам Олег так и не попался. Утром он отправился к главному врачу и написал заявление по собственному желанию. Задерживать его никто не стал. К нам он даже не зашел попрощаться.
Кроме Олега, никто к нам не приезжал. Так и продолжали трудиться — Ермаков и я в отделении, Саныч в поликлинике и на подхвате. В принципе мы справлялись, но если кто-то уходил в отпуск, нагрузка на остальных возрастала.
Жизнь продолжалась, но в канун Нового тысячелетия по отделению прошел слух, что наш заведующий хочет перебраться в город.
Наконец 2 декабря 2000 года я открыто спросил у него:
— Леонтий Михайлович, это правда, что вы решили от нас уехать?
— А кто тебе сказал?
— Земля слухами полниться!
— Да пока нет.
— Леонтий Михайлович, слухи на пустом месте не заводятся.
— Дима, если честно, я на самом деле подумываю перебраться в областной центр. Скоро должно освободиться место заведующего абдоминальной хирургии областной больницы, а там главврачом — мой однокурсник. Он предложил это место мне. Староват я уже стал по ночам на «скорой» трястись.
— Я вас понимаю.
— Дима, все когда-то заканчивается, это раз. А два — глупо было бы отказываться от такого предложения.
— А жилье?
— С этим проблем нет, у меня жена оттуда родом. Родители умерли и оставили ей трехкомнатную квартиру, мы ее сейчас сдаем.
— Значит, вы изначально планировали в город перебраться?
— Планировал. Я же после института десять лет проработал в областной больнице, жил в городе, там и женился, а потом у меня мать приболела, я и вернулся. Сам-то я местный. Дети здесь, считай, выросли, школу закончили, а потом в институты поступили, да в городе и остались. У меня две дочки, обе замужем за городскими парнями, давно зовут переехать. Я же уже трижды дедушка, а с внуками не вижусь почти.
— А почему вы раньше не соглашались на переезд?
— Раньше не на кого было оставить отделение.
— А сейчас на кого?
— На тебя, разумеется. Не на Саныча же! Я поначалу думал, ты не выдержишь, сбежишь, а сейчас вижу, что ты наш.
— Считаете, я справлюсь?
— Дима, ты прекрасный хирург. Справишься!
— И когда, если не секрет, планируете отчалить?
— Там заведующему в конце декабря шестьдесят лет будет, хочет завязать с руководящей должностью, перейти в рядовые хирурги. Вот тогда и отбуду.
— Значит, через три недели?
— Может, и раньше!
Но раньше у него не получилось, в том числе из-за меня.
Еще со времен Брежнева у нас появилась не совсем правильная политика держать глубоких пенсионеров на производстве. Рыба гниет с головы. Практически все политбюро — седые старцы, они еще Ленина видели. Ученые утверждают, что человек способен прожить 150 лет — и пусть живет. Но я считаю, что нельзя старикам работать на ответственных руководящих постах и в профессиях, связанных со значительным риском, нельзя!