Хирургический удар (Хирургический удар - 1)

Кросс стал намазывать маслом булочку. Блюдо напоминало котлету "по-киевски" и было не очень внушительным. Он попробовал его на вкус хорошее. Бэбкок опять заговорил:

– Я считаю, что все мы должны были наилучшим образом осмыслить то дело, на которое идем, и сделать для себя высшей целью его выполнение. Все, что за ней - хорошо, но не ценой этой цели, ради которой мы влезли во все это.

С набитым ртом Кросс проговорил:

– Послушай, я вижу это "дело, на которое мы идем", как ты назвал его, только так: чем меньше их останется после нас...
– он терпеть не мог всякие недомолвки, как это практикуется на случай, если кто-то невольно подслушает разговор.
– Чем меньше останется, тем меньше вероятность того, что произошло с теми пассажирами, в вообще, что это может случиться снова. Я знаю, что намеченное нами дело радикально не изменит положения вещей. Но если мы уменьшим их количество, это будет иметь соответствующие последствия.

– А не казалось тебе, Эйб, что немедленные последствия, вероятно, будут совершенно противоположными тем, что ты хочешь? Мы собираемся ускорить...

Кросс не дал ему закончить:

– Да, я знаю это, Лю. Иногда я просыпаюсь среди ночи с этой мыслью. Никто об этом никогда не упоминал, но это подразумевалось во всем, не правда ли? Да и чтобы наши действия не ускорили, нам лучше умереть, если мы не сделаем ничего.

– Ты испортил мне ужин.

Кросс отхлебнул пива и уставился в ночь за иллюминатором.

Глава 15

В Риме необходимо было сделать пересадку, но, если бы у них было время, они уехали бы из аэропорта и стали на время туристами. Перелет из Рима в Анкару на борту самолета размерами как тот, что нес их через Атлантику, был значительно короче. Расстояние было, грубо, такое же, как из Нью-Йорка до Майями.

В Анкаре их ждал турецкий знакомый, с греческой фамилией Петракос, примерно такого же возраста, как Хьюз, но с брюхом и лысый. Выйдя из таможни, Хьюз обнялся с Петракосом, как с братом, или, по крайней мере, как с близким другом. Вместо представления, Дарвин просто сказал:

– Это мои друзья.

И Петракос, чье имя они узнали только после того, как скрылись в черном лимузине "Кадиллак", ожидавшем их у здания, поочередно обнял их. Файнберг выглядел растроганным.

После того, как "Кадиллак" отъехал от бордюра, Петракос по-гречески сделал необходимые распоряжения водителю, а потом нажал кнопку, и поднявшаяся перегородка отделила их от передней части салона. Кросс и Бэбкок сидели на откидных сидениях, повернутые лицом назад. Друг Хьюза сидел между Файнбергом и Хьюзом. Грек улыбнулся и сказал:

– Я Спирос Петракос, как вы уже, несомненно, знаете. Хорошо долетели?

Кросс пожал плечами.

– Конечно. Как мило с вашей стороны, что вы нас встретили, сэр. "Ни черта не мило", - тут же подумал Кросс. Это было частью работы и, несмотря на очевидную дружбу между Петракосом и Хьюзом, греку, вероятнее всего, хорошо заплатили за трогательную встречу в аэропорту, за поездку и все остальное.

Говорил Хьюз:

– Спирос и я вместе воевали против немцев на Крите во время войны. Там были в основном британские военнослужащие, но я получил специальное назначение на Крит. Там я был ранен и провел четыре месяца. Мы поддерживали связь друг с другом и после войны, но это первый раз, как мы встретились... э-э... за много лет.

– Для тебя, Дарвин, годы прошли благополучно, - произнес Петракос с искренностью.
– Кажется, что кроме седых волос они тебе больше ничего не оставили. А вот я...
– и Петракос похлопал себя по огромному животу и засмеялся.

Хьюз тряхнул головой и засмеялся.

– Все готово, - продолжал Петракос, - самолет для перелета границы и условия для ее пересечения. Но я хотел бы вас предостеречь. Я кое-что узнал. Ходили упорные слухи о том, что в скором будущем террористы готовят крупную операцию в том месте, куда вы идете. Пока больше никакой информации. Я прилагаю много усилий, чтобы узнать больше. Ничего. Если этот нос ничего не может узнать, - он потрогал указательным пальцем правую ноздрю своего сломанного носа, - то это значит, что готовится что-то большое.

Петракос посмотрел на Кросса и Бэбкока и, как будто объясняя, сказал:

– После войны с Германией было трудно отказываться от старых привычек, которыми жил. Я стал заниматься контрабандой, чтобы поддержать свою семью.

– Кстати, как твоя дочь?

– Две недели назад она снова сделала меня дедушкой.

Хьюз засмеялся.

– Я не должен был спрашивать.

Петракос снова подхватил тему своего монолога:

– И сейчас я остаюсь контрабандистом уже много лет просто для того, чтобы... какое у вас есть подходящее выражение?

– Держать руку на пульсе или нос по ветру, - предположил Бэбкок.

– Да. Совершенно верно, мой черный друг! Если вы не занимаетесь контрабандой оружия и наркотиков, то этот бизнес уже не приносит прибыли. Но... можете назвать меня сентиментальным, но это все позволяет мне чувствовать пульс жизни. И кажется, что чем серьезней операция, тем меньше разведывательной информации может быть собрано о ней. Таким образом, - он снова потрогал свой нос, - какое бы дело ни произошло, оно действительно будет очень крупным.

– Надеюсь, мы положим ему конец до того, как оно произойдет, серьезно сказал Хьюз.

– Пресечем его в корне, как говорят, - сказал Кросс, а потом прикурил сигарету и улыбнулся.

Солнце только взошло, когда "Кадиллак" прибыл в пункт назначения, и они вышли на бетонное покрытие аэродрома. Было холодно и немного сыро. Кросс постарался поплотнее запахнуть свою кожаную куртку.

Самолет, единственный стоявший на рулежной полосе, был "Боинг-1000", издалека казавшийся стареньким, но хорошо ухоженным. Как раз в тот момент, когда Кросс смотрел на него, обороты двигателей увеличились.

– Друзья мои, я знаю человека, у которого приобрели этот самолет.

– У маленькой старенькой леди из Пасадены?
– спросил Кросс.

– Это шутка, молодой человек?
– живот Петракоса запрыгал от смеха. Взгляд Хьюза метнул молнии. Кросс пожал плечами.

– Ну что, все погрузили на борт, Спирос?
– спросил Хьюз.

– Да. Все, Дарвин.

Кросс наблюдал, как "Кадиллак", неуклюже развернувшись, направился к открытому ангару в дальнем конце аэродрома. Хьюз и Петракос все еще разговаривали. Спустя некоторое время "Кадиллак" исчез в ангаре, а потом оттуда появился шофер с чемоданчиком типа "атташе-кейс" в правой руке. Кросс предположил, что это ставший популярным последнее время чемоданчик с встроенным в него автоматом. Это, вероятно, единственная причина, почему телохранитель-левша нес его в правой руке.

Эйб занервничал. Он снова был на чужой земле - безоружный и уязвимый. Во время трансатлантического рейса он заставил себя уснуть, но сон был прерывистый, наполненный кошмарами, и после сна он чувствовал себя более уставшим, чем до него. Кросс снова посмотрел на "Боинг". На его борту, если Спирос Петракос не юлит, уже находится их оружие и снаряжение. Он чувствовал бы себя лучше, если бы имел оружие, хотя одинокий вооруженный человек, даже с тремя друзьями, что он мог сделать? Он задавал себе этот вопрос с самого начала подготовки миссии. Может тот, кто задумывал это, изначально запланировал и невыполнимость этой операции? И был ли шанс, если не выжить, то хотя бы достичь успеха?