Хищник цвета ночи

–  Совершенно верно.

–  Вы ведь понимаете, почему он не смог остановиться?

И снова этот внимательный взгляд, пронизывающий меня насквозь.

–  Теперь особенно чётко.

–  Здесь нет моего имени, - я указала на ноут, на экране которого была очередная статья о произошедшем.

–  Это просьба Ника. Не трогать и не привлекать вас.

–  И это надолго посадит его в тюрьму. Я прошу у вас устроить мне встречу с корреспондентом. Любым на ваш вкус. Вы ведь в них разбираетесь лучше.

–  И что вы хотите им рассказать?

–  Правду.

–  А как же подписка о неразглашении? - напомнил Дрэго.

–  Я не собираюсь раскрывать им тайны следствия.

–  И что же вы хотите сообщить миру?

–  Нашу историю, - ответила ему. - Вы живете очень закрыто, молчите о правилах и традициях.

–  А вы хотите их раскрыть?

–  Я хочу спасти Ника. Да, я собираюсь рассказать о шаери, о тех чувствах, которые вызывает зверь.

–  Вы уже сообщили об этом следствию.

Я скривила губы в ухмылке и покачала головой:

–  Следствию. Вы серьёзно? Это дело имеет такой резонанс, что ваши же главы похоронят эту информацию, не дав просочиться. Нам нужна шумиха. Чтобы здесь, - я снова указала на ноут, - девяносто процентов людей, именно людей, встали на нашу сторону. Толпа может сделать много. И вы это знаете.

Он слушал меня очень внимательно и потом молчал секунд тридцать, во время которых я едва не задохнулась от отчаянья. Неужели не выйдет? Неужели откажет?

–  Вы любите его, Виктория?

–  Почему вы спрашиваете? - настороженно поинтересовалась у мужчины.

–  Я думал таком варианте, но сын запретил. Ник очень переживает за вас и всеми способами пытается отгородить. То, что вы сейчас предлагаете, может помочь, но у всего есть последствия. Готова ли вы принять их, Виктория?

–  О каких последствиях идёт речь? - уточнила у него, заправляя за ухо выбившуюся прядь.

–  Вы создадите образ идеальной пары, несчастных влюблённых, которые готовы на всё ради друг друга. Такие союзы нельзя будет разрушить. Никогда.

Я вздрогнула. В его устах это звучало жутковато.

–  Этим вы повяжете себя с моим сыном, - продолжил двуликий. - И пути назад не будет.

–  Вы, кажется, не поняли, господин Н’Ери, - спокойно ответила ему. - Мы уже повязаны.

Пристальный взгляд и непонятная искра в глубине светло-карих глаз.

–  Мне нужно было ваше решение. Об интервью я договорюсь. Поверьте, желающих будет много, но мы остановимся на парочке самых авторитетных каналов. Завтра утром вас устроит?

–  Да. Чем быстрее, тем лучше.

–  Отлично, - произнёс мужчина, поднимаясь. - Сбросьте мне сообщением вашу электронку, ближе к вечеру я перекину вам список вопросов.

–  Хорошо, - кивнула я, поднимаясь следом. - Спасибо вам.

–  Меня благодарить не за что. Скорее наоборот. Я рад, что это оказались вы.

Я прошла за ним до двери, провожая, задав напоследок последний вопрос:

–  А как ваш брат?

Н’Ери старший замер на мгновение, глянул на меня и ответил:

–  Кирк вчера умер.

–  Мне… жаль.

–  Спасибо, - он снова посмотрел на меня. - Знаете, что интересно, Берт всё никак не может найти его завещание.

–  Удивительно, - пробормотала в ответ.

–  Вот я и говорю, удивительно. Все знают о том, что оно есть, но найти не могут.

–  Удачи с поиском, - произнесла я, пытаясь вспомнить, куда дела ту бумажку с телефоном, которую дал мне З’Ерн. Кажется, оставила её у родителей.

Вопросов было много. Парочку я удалила, кое-какие поменяла, два-три добавила. Мама пару раз зашла, спрашивала о самочувствии и почти сразу убегала. Приходила и психолог. Мне даже показалось, что она радовалась моей бурной деятельности.

Какие-то странные у неё представления о нормальности.

За вопросами я просидела полночи, пытаясь найти нужные слова, выразить мысль и не расплакаться самой. Нужна была искренность, честность и правда. Мне предстояло открыться самой и раскрыть чужие души.

Никакой фальши, лишь искренние чувства.

Интервью было назначено на десять утра. В восемь к больнице подъехал фургончик с лейблом федерального канала. Журналиста я знала, столько раз видела по телевизору, список шишек, у которых он был интервьюером, исчислялся десятком. И теперь среди них была я.

Гример, макияж, приветствие и любопытные взгляды.

Нам выделили отдельный кабинет, и я даже приоделась для этого случая, сменив спортивки, майку и тапочки, на джинсы и кофту. Думала о водолазке, но мне посоветовали выставить синяки на показ. Так я и сидела бледная, сосредоточенная с сине-зелёными синяками на лице, которые даже гримёр не смог спрятать, и с чёрными отпечатками на шее.

Изувеченная, но несломленная.

–  Как только устанете и почувствуете себя плохо, скажите, - произнёс мужчина, присаживаясь напротив меня. - Мы тут же остановимся.

Я кивнула.

Свет софитов слепил, чёрные объективы камер нервировали, а мне почему-то подумалось о том, что мама так и не пришла, не пожелала мне удачи. Это выглядело больше чем предательство.

–  Как вы впервые встретились?

–  Это произошло почти три года назад. Я пришла устраиваться к нему работу. Надела свой самый лучший костюм, собрала волосы в пучок и слегка подкрасила глаза. Старалась выглядеть сдержанно и в то же время уверенно. Да, я знала, кто такой Ник Н’Ери и какие слухи о нём ходили. Но меня подкупила приписка в конце объявления - никаких личных отношений.

–  Но вы обошли это правило?

–  Не сразу. Поверьте, два года очень большой срок рядом с таким мужчиной, - я попыталась улыбнуться, но не смогла.

Как это было странно и страшно говорить о том, в чем всегда боялась признаться себе. Но так необходимо.

Интервью длилось уже больше часа. Под светом софитов было жарко, ужасно хотелось пить и голос почти сел. Я потеряла счёт стаканам, которые осушила за это время.

–  Значит, шаери?

–  Шаери, - подтвердила я, смотря прямо в глаза журналисту.