Хищники

Граф. То есть была тяжба, и она уже решена, и земля возвращена в казну; так?

Мямлин. Точно так, ваше сиятельство!

Граф. Так к чему же вы мне говорите о какой-то геологии, о каких-то статьях закона несуществующих! В чем тут наша обязанность?.. Чего, собственно, от нас требуют?

Мямлин молчит и краснеет в лице.

Требуют, чтобы я дал заключение, что следует ли крестьян подвергать уплате в казну за неправильное владение, и, конечно, мое мнение должно состоять в том, что следует!

Мямлин (снова оживленным тоном). Нет, ваше сиятельство, я не могу с этим согласиться и остаюсь в том убеждении, что если десятилетняя давность существует для частных лиц, то почему же она не должна существовать для казны?.. Это прямое нарушение справедливости!..

Граф (выходя из себя). Господи помилуй, вы помешались, наконец, на этой десятилетней давности?.. К чему она вам?.. Зачем?..

Мямлин (смущенным уже голосом). Затем, что вот-с в этой бумаге прямо сказано, что для казны не должно существовать десятилетней давности (показывая на одну из бумаг в деле).

Граф. А вы дали себе труд подумать, что это за бумага?.. Это-с единоличное мнение министра государственных имуществ, который, когда был возбужден общий вопрос по сему предмету, то полагал с своей стороны, что на те случаи, где нарушены границы генерального межевания, не должно распространяться десятилетней давности, и с ним, однако, никто не согласился... Ведь это, наконец, несносно, Дмитрий Дмитрич: вы мало того, что не вникли нисколько в самое дело, но мне приходится еще спорить с вами, опровергать разные смутные мысли, которые случайно приходят вам в голову!.. На будущее время прикажите уж лучше докладывать мне вашим начальникам отделения, а сами пока посидите при этом и поучитесь!

Мямлин. Но мне это будет очень обидно, ваше сиятельство!

Граф. Но что ж мне делать? Как же быть?.. Мне самому читать за вас все дела и объяснять вам их - я не имею на то ни времени, ни желания.

Входит лакей.

ЯВЛЕНИЕ IV

Те же и лакей.

Лакей. Ольга Петровна приехала!

Граф. Что?

Лакей. Ольга Петровна приехала и говорит, что ей очень нужно вас видеть.

Граф (подумав немного и обращаясь к директорам). Дочь, господа, приехала: прошу на время выйти!

Директора уходят.

ЯВЛЕНИЕ V

Граф и лакей, потом граф один.

Граф (лакею). Проси!

Лакей уходит.

Нечего сказать - славный народ!.. А отчего?.. Оттого, что ни один из них службы никогда настоящей не нес! Я, бывало, адъютантом был, к генералу своему идешь с бумагою, дрожишь, что запятой какой-нибудь не забыл ли поставить, потому что у того пена у рта сейчас появится, и он месяц за это с гауптвахты не спустит, а им что! Он стоит перед тобой да брелоками только поигрывает или несет чепуху вроде этого непропеченного калача московского Мямлина.

ЯВЛЕНИЕ VI

Граф и Ольга Петровна.

Ольга Петровна (входя). Ты занят, папа?

Граф. Да, пожинал труды твоего супруга за время болезни моей и наслаждался ими.

Ольга Петровна. Что же такое муж мой сделал за время твоей болезни?

Граф. То, что насажал мне таких умников, с которыми я не знаю, как и быть...

Ольга Петровна. Кого же это?

Граф. Во-первых, какого-то генерала Варнуху!

Ольга Петровна. Не какого-то, папа, а рекомендованного князем Михайлой Семенычем!.. Наконец, генерал Варнуха получил такое ничтожное место, что об этом, я полагаю, и говорить не стоит.

Граф. Вместо дельного и трудолюбивого Вуланда выбрал какого-то лентяя восточного, князя Янтарного, и вдобавок еще злейшего врага моего, который бранил меня на всех перекрестках.

Ольга Петровна. Ему затем, папа, и дали это место, чтобы он не кричал против тебя.

Граф. А, так это вы обо мне заботились!.. Какие, подумаешь, у меня добрые и нежные дети!

Ольга Петровна. Ты вот, папа, сердишься и разными пустяками тревожишь себя, а между тем я приехала к тебе по гораздо более серьезному и неприятному делу!

Граф. У вас с супругом, кажется, только те дела и серьезны, когда что до вас касается.

Ольга Петровна. Нет, папа, это и до тебя касается!.. Мужа призывал к себе князь Михайла Семеныч...

Граф (насмешливо). С чем его и поздравляю.

Ольга Петровна. И говорил ему, что в правительственных сферах очень неблагоприятно смотрят, что ты и муж, то есть тесть и зять, так близко служите друг к другу.

Граф (тем же насмешливым тоном). Я говорил вам это еще прежде, предсказывал; а теперь и кушайте, что сами себе приготовили.

Ольга Петровна. Нельзя же, папа, чувствами владеть и душить их в себе для сохранения выгод по службе!.. Чувство дороже всего для человека!

Граф. А когда дороже, так и наслаждайтесь им и уезжайте куда-нибудь в Аркадию.

Ольга Петровна. Мы бы и уехали, но мужа не пускают из службы.

Граф. Кто ж его может не пустить?

Ольга Петровна. Не то что не пускают прямо, а просят для спасения самого дела; потому что Вуланд умер, новые директора неопытны, ты стар и часто бываешь болен.

Граф. Опять я!.. Но я просил бы вас покорнейше оставить меня в покое: болен ли я, здоров ли, вам решительно до этого нет никакого дела.

Ольга Петровна. Нет, папа, мне есть до этого дело, и большое: твой доктор прямо мне сказал, что если ты так же усиленно будешь заниматься службой, как прежде занимался, так жизнь свою сократишь.

Граф. Какой прозорливый доктор, и как эти слова его должны тебе нравиться.

Ольга Петровна. Ты, папа, кажется, не хочешь понять ни чувства моего, из которого я тебе это говорю, ни того, что я хочу тебе сказать.

Граф. К несчастью, я все очень хорошо понимаю!.. Все!.. Тебе хочется спихнуть меня с моего места и посадить на него твоего мужа - вот что хочется тебе сделать!

Ольга Петровна. Да, папа, я очень желаю, чтобы ты вышел в отставку и чтобы на твое место поступил муж.

Граф (горько усмехнувшись). Откровенно сказано!

Ольга Петровна. Совершенно откровенно!.. Другая на моем месте стала бы, может быть, хитрить, скрытничать.

Граф. И знаешь: это гораздо было бы лучше!.. Гораздо!.. Есть такого рода откровенности, которые требуют большой бессовестности, чтобы высказывать их.