Хижина дяди Тома (другой перевод)
Шрифт:
Глава XXXVIII
Победа
Часто случается, что, измученный тягостью своего жизненного пути, человек приходит к выводу, что умереть легче, чем жить.
Когда Том стоял лицом к лицу со своим мучителем, слышал его угрозы и думал, что настал его последний час, сердце его смело и радостно заколотилось в груди. Он чувствовал, что вынесет любые пытки. Но когда палач вышел, когда временное возбуждение улеглось, проснулась боль. Тогда только он ощутил, что все тело его разбито, только тогда понял он, как одинок он и унижен, как безнадежно и тяжко его положение.
День
Много раньше, чем зажили раны Тома, Легри потребовал, чтобы он вернулся на работу в поле. Оскорбления, обиды и несправедливость, все, что только мог изобрести жестокий и грубый человек, — все обрушилось на голову Тома. Каждый из нас, испытавший тяжелое горе, знает, что даже и в нашем, несравнимо лучшем, положении мы становимся в такие минуты особенно раздражительными и восприимчивыми к обидам. Тома уже не удивляла мрачная угрюмость его товарищей по работе. Он чувствовал, как его покидают спокойное добродушие и мягкая покорность судьбе, уступая место безнадежному отчаянию, которое он наблюдал у других. Он надеялся вначале, что в свободные минуты будет иметь возможность спокойно подумать, вспомнить о прошлом. Но скоро он понял, что у Легри свободных минут не бывает.
Когда наступало горячее время, Легри заставлял своих негров работать и в праздничные дни. Да и почему бы ему этого не делать? Это был лучший способ собрать больше хлопка и выиграть пари. При этом, разумеется, могло погибнуть несколько рабов, но зато он получал возможность купить новых и даже лучших.
В первое время своего пребывания на плантации Том по вечерам, вернувшись с работы, при мигающем свете очага прочитывал одну-другую страницу из Библии, но после тех истязаний, которым он подвергся, он очень ослабел и вынужден был бросить чтение: в голове у него стоял звон, в глазах мутилось, и он, обессиленный, валился на пол рядом со своими товарищами.
Иногда ему удавалось увидеть Касси. Иногда его зачем-нибудь звали в дом, и тогда ему случалось встретить и Эмелину, осунувшуюся и бледную. Но ему не удавалось поговорить с ними, да и до разговоров ли было!
Однажды вечером, утомленный и измученный, он сидел около догорающих углей, на которых варился его жалкий ужин. Он подбросил в огонь немного хворосту. Вдруг чей-то грубый хохот заставил его поднять голову. Рядом с ним стоял Легри.
— Ну как, старик, понял наконец, что напрасно упорствовать? Я так и знал, что в конце концов вобью это в твою баранью башку!
Эта насмешка причинила Тому более острое страдание, чем голод, холод и все перенесенные лишения. Он промолчал.
— Ты дурак! — продолжал Легри. — У меня, когда я купил тебя, были на твой счет самые добрые намерения. Ты мог бы занять здесь гораздо лучшее положение, чем Квимбо или Сэмбо. Жилось бы тебе неплохо. Вместо того чтобы каждый день или через день терпеть порку, ты порол бы других. Ты бы повсюду свободно разгуливал, а иногда мог бы согреться стаканом пунша или виски. Скажи сам, разве это не было бы благоразумнее с твоей стороны? Послушайся меня: брось все свои глупости и подчинись.
— Никогда, никогда этого не будет! — с жаром воскликнул Том.
— Ты же видишь, к чему тебя привело упрямство, — сказал Легри. — Лучше быть моим верным слугой. Я кое-что да значу и могу сделать все, что захочу!
— Нет, мастер, нет, —
сказал Том. — Я останусь верен своей совести и по вашему пути не пойду.— Значит, ты просто болван, — произнес Легри, презрительно плюнув прямо на него и оттолкнув его ногой. — Все равно я заставлю тебя покориться. Увидишь!
Легри удалился.
Долго еще сидел Том у угасшего костра. Когда он поднялся, путь его был ясен для него.
Бледный свет утра призвал невольников на работу. Среди этих несчастных, шагавших нетвердой поступью, подавленных и слабых, лишь один шел с высоко поднятой головой. Ах, Легри, пробуй теперь свои силы, спеши! Ведь горе, унижения, обиды, потеря всего дорогого лишь ускорят его вступление на путь, где его ждет конец всех страданий, полный покой. С этой ночи кончились его колебания между надеждой и безнадежностью, исчезли страх и сомнения.
Перемена, происшедшая в нем, не могла ускользнуть от окружающих. К нему вернулись веселость и жизнерадостность, которых не могли уже нарушить ни издевательства, ни оскорбления.
— Что с этим проклятым Томом? — спрашивал Легри своих приспешников. — Всего несколько дней тому назад он был убит и подавлен, а сейчас весел, как птица!
— Кто его знает, мастер! Может быть, собирается бежать?
— Пусть попробует, — с злорадной усмешкой сказал Легри. — Как ты думаешь, Сэмбо? Пусть-ка попробует!
— Хи-хи-хи, вот бы ловко! — подобострастно захихикал подлый палач. — Вот-то забавно будет поглядеть, как он начнет вязнуть в болоте, прорываться сквозь заросли! А собаки, собаки следом за ним! Смеху-то будет, как в тот раз, когда мы изловили Молли! Я думал, собаки разорвут ее раньше, чем я успею их остановить. У нее до сих пор остались следы их укусов.
— И останутся до самой смерти, — сказал Легри. — Только не прозевай, Сэмбо! Если негр соберется бежать, хватай его!
— Положитесь на меня, мастер, — ответил Сэмбо. — Я уж поймаю зайца, будьте спокойны!
Разговор этот произошел в ту минуту, когда Легри садился на лошадь, собираясь съездить в город.
Возвращаясь ночью домой, он решил сделать круг и заглянуть в поселок.
Ночь была необычно хороша. Светила луна. Удлиненные тени прекрасных китайских деревьев ложились на дорожки. Кругом была глубокая, торжественная тишина.
Подъезжая к поселку, Легри услышал пение. Редко можно было слышать пение в этих местах! Легри остановил коня и прислушался. Мягко звучал чей-то тенор:
Не боюсь страны я искушений, И даже ад не страшен мне… Найду я в правде утешенье, Покой найду я в вечном сне…— Черт, — проворчал Легри, — неужели он верит этому? Неужели верит в какую-то там правду? Сюда, негр! — заорал он, замахиваясь хлыстом. — Как ты смеешь болтаться здесь, когда тебе полагается спать? Заткни свою гнусную черную глотку и убирайся к себе.
— Хорошо, мастер, — произнес Том предупредительно и, повернувшись, собрался войти в хижину.
Спокойное выражение лица Тома привело Легри в ярость. Он подъехал к негру, и на плечи и на голову Тома посыпался град ударов.