Хижина дяди Тома

– Вот тебе, собака! Будешь теперь благодушествовать!

Удары причиняли боль Тому, но сердце его билось ровно, и Легри не мог понять, что ему не удастся по-прежнему властвовать над этим негром.

Том болел душой за несчастных людей, окружавших его, и пытался хоть как-нибудь облегчить их страдания. Правда, возможностей для этого у него было мало, но все же по дороге в поле и обратно в поселок и во время работы ему кое-когда удавалось протянуть руку помощи усталым, измученным, павшим духом. Сначала эти жалкие, почти потерявшие человеческий облик существа не понимали Тома, но неделя шла за неделей, месяц за месяцем, и наконец в их сердцах заговорили давно умолкшие струны. Молчаливый, полный терпения, непонятный человек, который всегда был готов помочь другому, не требуя помощи для себя, всегда довольствовался самым малым и делил это малое с теми, кто нуждался больше него, человек, который в холодные ночи уступал свое рваное одеяло какой-нибудь больной женщине, а в поле подкладывал слабым хлопок в корзины, не боясь, что у него самого будет недовес, – человек этот мало-помалу возымел над ними странную власть. И даже полупомешанная Касси обретала душевный покой в его присутствии.

Эта несчастная женщина лелеяла мысль отомстить своему мучителю Легри – отомстить за все зло, которое он причинял другим и ей самой.

Однажды ночью, когда в лачугах все уже спали, Тома разбудил легкий шорох, и он увидел в окне лицо Касси. Она молча поманила его, вызывая на улицу.

Том встал и вышел из лачуги. Было около двух часов; ночь стояла тихая, лунная. Глаза Касси горели огнем – куда девался ее тяжелый, неподвижный взгляд!

– Поди сюда, дядя Том, – прошептала она, кладя руку ему на плечо и с силой, необычной для такой маленькой руки, увлекая его за собой. Поди сюда, мне надо кое-что сказать тебе.

– Что случилось, миссис Касси? – тревожно спросил он.

– Том, ты хочешь получить свободу?

– Я получу ее, когда придет время, миссис Касси, – ответил Том.

– Нет, сегодня, сейчас! – с силой воскликнула она. – Пойдем со мной!

Том колебался.

– Пойдем! – снова повторила Касси, не сводя с него пристального взгляда своих темных глаз. – Пойдем! Он спит крепко. Я подсыпала ему снотворного в стакан, да жалею, что мало, надо было побольше – тогда ты бы мне не понадобился. Но идем! Дверь в его комнату не заперта… Там у меня припрятан топор… Я бы и сама это сделала, да боюсь, сил не хватит. Идем!

– Нет, миссис Касси, нет! – твердо сказал Том, удерживая ее.

– Подумай, сколько несчастных получит свободу! – воскликнула она. – Мы уйдем отсюда, отыщем какой-нибудь островок среди болот и будем жить там. Я знаю, так делали другие, до нас. А ты скажи: разве может быть что-нибудь хуже той жизни, которую мы ведем здесь?

– Нет! – так же твердо повторил Том. – Нет! Зло никогда не породит добра! Да я лучше отрублю себе правую руку, чем пойду на такой грех!

– Тогда я сделаю это сама! – сказала Касси.

– Миссис Касси! – воскликнул Том, падая перед ней на колени. – Молю вас, не продавайте душу дьяволу! Надо терпеть и ждать!

– Ждать! – повторила она. – Я уж столько времени ждала, что у меня помутился разум и сердце готово разорваться на части. Ты говоришь – терпеть! Мало ли все мы от него терпели? А ты сам – ведь он высасывает из тебя кровь капля за каплей! Нет, я исполню свой долг – его час пробил!

– Не надо! – Том взял ее судорожно стиснутые руки в свои. – Не надо! Не берите греха на душу! Господи, научи нас любить врагов наших!

– Любить! – Касси сверкнула на него глазами. – Любить таких врагов? Да ведь это противно природе человеческой!

– Верно, миссис Касси, верно! Но господь милостив, он дарует нам победу над самими собой!

Проникновенные слова Тома, его мягкий голос, слезы, сверкавшие в глазах, словно благодатная роса, пали на измученную, смятенную душу несчастной женщины. Взгляд ее смягчился. Она опустила голову, и Том почувствовал, как слабеют ее руки.

– Том, друг мой, у меня нет сил молиться. С того самого дня, как продали моих детей, я забыла молитвы и знаю вместо них одни проклятья… проклятья и ненависть!

– Миссис Касси, – нерешительно заговорил Том после долгого молчания, – если это возможно… если вам удастся убежать отсюда, бегите – бегите вместе с Эммелиной, но да упасет вас господь от смертоубийства!

– А ты… ты согласен бежать с нами?

– Нет, – ответил он. – Теперь уже нет. Я останусь с моими несчастными братьями и буду нести крест свой до конца. Вы – другое дело. Вам здесь погибель… Спасайтесь, если сможете.

– А что нас спасет? Одна могила, – сказала Касси. – У зверя есть берлога, у птицы – гнездо. Змеи и те находят себе пристанище, а нам нет места на земле. Собаки отыщут наши следы в глубине болот. Все против нас – и звери и люди. Куда же нам бежать?

Том долго молчал, а потом сказал ей:

– Попытайтесь, миссис Касси. Я буду молиться за вас.

Почему это бывает так, что иная мысль, отброшенная, как случайно попавшийся под ноги камень, вдруг предстанет пред нами в новом свете и засверкает подобно бриллианту?

Касси много раз обдумывала все возможности побега и отказывалась от них, как от безнадежных и неосуществимых. Но сейчас в уме у нее возник план, такой простой и ясный во всех подробностях, что она сразу загорелась надеждой и шепнула Тому:

– Хорошо, друг мой, я попытаюсь.

– Да хранит вас бог! – сказал Том.

ГЛАВА XXXIX Хитрый замысел

Чердак в доме Легри, как почти все чердаки в старых домах, утопал в пыли, паутине и всяческом хламе. У богатой семьи, жившей на плантации в дни ее расцвета, была прекрасная обстановка, часть которой хозяева увезли с собой, а часть так и осталась в заброшенных, отсыревших комнатах да на чердаке. Вдоль стен его стояли два огромных упаковочных ящика, в которых когда-то сюда была прислана мебель. Слабый свет, пробиваясь сквозь мутные стекла крошечного слухового оконца, падал на стулья с высокими спинками и покрытые пылью столы, знававшие когда-то лучшие времена. Короче говоря, на чердаке было неуютно и даже страшно, а среди суеверных негров о нем ходила дурная слава, что еще больше увеличивало ужас, который внушало всем обитателям плантации это таинственное место. Не сколько лет назад Легри посадил туда одну негритянку, чем-то провинившуюся перед ним. Что там с ней случилось, никто не знал – негры только перешептывались между собой, строя разные догадки на этот счет. Но через месяц несчастную женщину снесли оттуда мертвую и поспешили похоронить. С тех пор, как все утверждали, на заброшенном чердаке постоянно раздавались проклятия, грубая брань, звуки ударов, прерываемые отчаянными воплями и стонами.

Услышав как-то ненароком эти толки, Легри пришел в ярость и пригрозил, что первый же негр, который будет рассказывать всякие небылицы о чердаке, получит полную возможность разгадать его тайны, просидев там неделю на цепи. Одного такого посула было достаточно, чтобы разговоры прекратились, но дурной славы чердака это не поколебало.

Боясь как бы невольно не нарушить хозяйский запрет, обитатели дома стали обходить не только лестницу, ведущую наверх, но и коридор, куда она выходила, и легенда о чердаке мало-помалу забылась. И вдруг Касси осенила мысль: воспользоваться суеверностью Легри с тем, чтобы освободиться самой и освободить свою товарку по несчастью – Эммелину.

Спальня Касси приходилась как раз под чердаком. В один прекрасный день, не посоветовавшись с хозяином, она вдруг решила перебраться в другую комнату, в дальнем конце дома. Слуги носились взад и вперед, таская ее вещи и мебель, и суматоха была в самом разгаре, когда Легри вернулся домой.

– Эй, Касси! – крикнул он. – Что ты затеяла?

– Ничего особенного. Хочу сменить комнату, только и всего, – отрезала она.

– А позвольте вас спросить: почему?

– Просто так.

– Врешь! Говори, что у тебя на уме!