Хижина в лесу

— Теперь ты не упадешь.

— А если упаду?

— Не упадешь.

— А если…

Последнее слово заглушил рев двигателя. Мотоцикл выскочил на проезжую часть улицы. Замелькали кварталы городка. Ехать на мотоцикле было совсем не то, что в машине с дедушкой. Мотоцикл не притормаживал перед автомобилями впереди, а, ловко лавируя, протискивался в небольшие зазоры между машинами. На каждом перекрестке перед светофором они оказывались первыми. Широкие проспекты остались позади. Теперь мотоцикл катил по узким дорогам между многоэтажками, где выпавший за день снег еще не расчистили, и теперь дороги были покрыты серой слякотью. Несколько раз мотоцикл начинал буксовать, тогда учитель отъезжал назад и, смеясь, пробовал снова. Мальчику казалось, что для Навицкого все это смахивает на увлекательную игру. Вдали замаячил их дом, похожий на давно позабытую детскую игрушку. Мотоцикл остановился. Мальчик услышал, как завывает в водосточной трубе ветер.

— Может, я поднимусь с тобой?

— Не надо. Не беспокойтесь.

— Я не о тебе беспокоюсь, — снимая с головы шлем, сказал учитель, — просто хотел поговорить с твоим дедом. Ему сейчас, должно быть, очень трудно.

— Ну…

Лицо учителя помрачнело, словно он уже пожалел о сказанном и готов был взять свои слова назад.

— Я понимаю, что он тебя любит, но…

— Со мной ничего плохого не случится, — уже тверже заявил мальчик.

— Ну ладно, как хочешь. Я подожду немного. Хочу убедиться, что ты доберешься домой без проблем. Ты не против?

Мальчику этого не хотелось, но все равно кивнул. Он медленно побрел вдоль стены дома и, свернув в арку, поднялся на крыльцо, преодолел первый пролет лестницы… Ему было ужасно холодно и одиноко. Никогда прежде бетонные ступеньки не казались мальчику такими чужими, даже враждебными. Он попытался вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как он в последний раз по ним поднимался, и не смог.

Выглянув из первого попавшегося окна на лестничной площадке, мальчик увидел, что учитель до сих пор стоит около мотоцикла.

Только сейчас мальчик сообразил, что у него нет и никогда не было ключа от двери.

Отступать, впрочем, было некуда. Он зашагал наверх и наконец добрался до третьего этажа. Лестница осталась позади. Мальчик так и не снял с головы опущенный на глаза капюшон куртки, который надел, чтобы не ловить на себе испытующий взгляд учителя. Он прошел мимо первой двери… второй… третьей… Вот дверь, ведущая в квартиру деда. Мальчик остановился. Теперь эта дверь казалась ему уродливо обшарпанной и совершенно чужой, как домик в лесу в первый день, когда мальчик там оказался.

Он осторожно выглянул из окна во двор. Учитель не уехал и смотрел в его сторону. Мальчик отпрянул. Ручка двери располагалась на одном уровне с его глазами. Она злобно и насмешливо смотрела на мальчика своими винтами-глазками, расположенными по обе стороны от большого крючковатого носа.

Взявшись за ручку, мальчик потянул дверь.

Она не поддалась. Мальчик потянул сильнее. Кажется, дверь дрогнула, но чуть-чуть. Он рванул за ручку со всей силы. Раздался звук, как если ударить камнем о камень. Мальчик испуганно повернул голову, боясь увидеть за спиной учителя. Внезапно дверь поддалась, и он, потеряв равновесие, едва не упал. Рука сорвалась с ручки двери, и мальчик, влетев в квартиру, опустился на колени на плетеный коврик, на котором дед имел обыкновение ставить сапоги. Глаза его постепенно привыкали к царящему здесь полумраку. Мальчик медленно поднялся на ноги, стянул с головы капюшон и огляделся. Вид за окном напоминал горную долину, усыпанную оранжевыми точками. Осторожно, чтобы не споткнуться, мальчик подошел к окну и взглянул вниз. Учитель стоял на прежнем месте и смотрел на дом.

Их взгляды встретились.

— Видите, — прошептал мальчик, — я благополучно добрался домой.

Учитель поднял руку и отсалютовал мальчику, приложив два пальца к виску. Дедушка относился не очень хорошо к тем, кто валял таким образом дурака. Он считал, что отдавать честь надо по всей форме, в противном случае это унижающее память героев бахвальство. Слишком поздно мальчик осознал, что сделал то же самое.

Учитель махнул напоследок рукой, мотор взревел, и мотоцикл, разбрасывая во все стороны грязный снег, унесся прочь.

Когда учитель скрылся из виду, мальчик еще некоторое время в нерешительности постоял на пороге квартиры деда. Вскоре снизу раздался шум шагов по бетонным ступенькам. Ему ответило эхо. Человек все поднимался. Мальчик подумал, что это может быть соседка Яковенко, она часто ходит в это время за хлебом. Подождать и убедиться в правоте своего предположения мальчик не захотел. Соседка непременно спросит: «Где твой дедушка?» Что бы он ни сказал, бабушка Яковенко обо всем догадается. Она угостит его бабками и колдунами с начинкой из хрящей, которые почему-то называет колбасками, обязательно настоит на том, чтобы мальчик пошел к ней, где заставит его принять ванну и вымыть волосы, а после еще надумает закутать его в теплое одеяло.

Мальчик захлопнул за собой дверь.

— Деда! — прошептал он — Деда, я дома.

В прихожей было не так темно, как в лесу. Там было как под одеялом в ярко освещенной комнате или в натянутом на глаза капюшоне, когда в лицо светит солнце. В прихожую проникал свет города, грязный свет уличных фонарей и проезжающих машин.

— Деда, ты здесь? Учитель подвез меня…

Ответа мальчик не дождался, впрочем, он на это и не надеялся. Он говорил только для того, чтобы заполнить тишину. Когда же мальчик ступил в кухню, то был уже абсолютно уверен в том, что в квартире никого нет, даже призраков, которые витали в лесу. Где бы ни был сегодня дедушка, сюда он точно не заезжал.

Первым делом мальчик подошел к кухонному шкафчику. Там оказались банка консервированной тушеной говядины «Смоленская», банка соленых огурцов и коробка сухого печенья, в которой осталась всего лишь одна штучка. Нашлось еще полпачки сахара, но молоко в холодильнике давно скисло. Мальчик обнаружил, что там даже свет не горит.

Чтобы стало светлее, мальчик отдернул в сторону рваную гардину, которую мама не раз грозилась постирать. Он плотнее закутался в куртку и позвал деда, хотя и понимал, что тот сейчас находится далеко-далеко отсюда:

— Деда…

Он достаточно много времени провел в квартире, чтобы дождаться возвращения соседки с работы. Звук ее голоса вернул мальчика в реальность. Он решил растворить сахар в подогретой воде — холодными зимними вечерами это то, что надо. Газ в плите дед не перекрывал, а такое пламя можно разжечь без всякого волшебства.

Когда сироп был готов, мальчик налил себе целую кружку. Напиток сделал свое дело, наполнив тело сладкой, липкой силой. После этого он почувствовал себя достаточно храбрым, чтобы отправиться исследовать остальные комнаты квартиры. Теперь она показалась мальчику ужасно громадной, а он сам — ничтожно маленьким. Квартира — гигантская. Квартира — дикая. Квартира — мир в себе. Выйдя из кухни, мальчик оказался в коридоре. Вот дверь, ведущая в его прежнюю спальню. В следующей комнате за приоткрытой дверью виднелись холодный камин и кресло-качалка, в котором что-то лежало.

Мамина шаль. Она взывала к нему, просила взять ее в руки.

Опустившись на колени, мальчик прижал шаль к лицу и глубоко вдохнул. Запах никуда не исчез. От шали пахло облаками, пролесками, летом и лесом. Мальчик вспомнил, как мама целовала его в щеку, оставляя на ней красный отпечаток помады.

Мальчик расплакался. Слезы, горькие и тяжелые, падали на шаль, и она намокла в его руках. Слишком поздно мальчик осознал, что наделал: он смыл слезами запах, оставшийся после мамы. Последнее, оставшееся от нее, утрачено. Он все погубил, окропив шаль солью своих слез.