Хладнокровное предательство
Шрифт:
«И тем не менее, – подумал Ратлидж, – я должен его найти!»
Но все было бесполезно. Целый час проплутав по горе, Ратлидж вынужден был сдаться. Когда он вернулся в хлев, Джанет Аштон уже ускакала.
Итак, куда направлялся неизвестный – в дом или в хижину – до того, как что-то предупредило его об опасности? Если бы его не спугнули, что бы он предпринял?
Перед рассветом рокот мотора пробудил Ратлиджа от некрепкого сна. Сержант Миллер, плотный, спокойный, спросил:
– Надеюсь, вы не зря не спали ночь? Что-нибудь получилось?
– Ночь прошла
Миллер нахмурился:
– Возможно, и так, сэр. Вам повезло. А ведь могло случиться все, что угодно, и никто бы не пришел вам на помощь!
Вернувшись в гостиницу, Ратлидж первым делом заглянул в хлев. Кобыла Гарри Камминса спала в своем стойле. Едва прикоснувшись к ее шее, он сразу понял, что на ней недавно ездили, – грива была еще влажной от пота.
Теперь понятно, как Джанет Аштон добралась до фермы и обратно. Она ездила без седла. Со сломанными ребрами едва ли бы ей удалось перебросить седло через круп лошади.
Но как попал на место другой ночной гость? И что привело его туда, если не огарок свечи, предположительно найденный в старой пастушьей хижине?
В предрассветных сумерках Ратлидж спустился на кухню, чтобы набрать горячей воды для бритья. Джанет Аштон уже сидела за столом и пила чай.
– Вы, наверное, меня сейчас арестуете. Решите, что я возвращалась на место преступления.
– Вы с таким же успехом могли наткнуться там не на меня, а на убийцу. Да и он спокойно мог добраться до вас, пока я лазил в гору.
Она вздрогнула:
– Это не приходило мне в голову, иначе я бы там не осталась. Вы сегодня вернетесь туда искать следы?
– А зачем? Все равно все без толку. Снег весь истоптан, невозможно понять, кто куда направлялся.
– Поэтому сейчас вы не можете решить, арестовать меня или довериться своему суждению, что человеком, которого вы ищете, был другой идиот, который пробрался туда ночью.
– С радостью арестовал бы и вас, и Элкотта, а потом пусть все решает суд!
Джанет Аштон вскинула голову:
– Уж не думаете ли вы, что мы с Полом – сообщники?
Ратлидж вынул из кармана огарок свечи. И половинку запонки.
– Запонки сломал мальчик – случайно или в приступе злобы. Вы знаете, кто их ему подарил?
Едва взглянув на вещицу, Джанет ответила:
– Хью подарил их ему на день рождения. Грейс позволила Джошу держать подарок у него в комнате. Теперь я понимаю, что напрасно.
– Зачем он их сломал?
– Наверное, обиделся на отца – решил, будто Хью его бросил. Потому что не приехал за ним, не забрал его с собой в Лондон. Может, Хью и прав. Джошу было плохо, он хотел отомстить. Но оскорбленные чувства еще не делают мальчика убийцей!
Около восьми утра Ратлидж громко постучался в дверь Пола Элкотта и разбудил его. Пол открыл дверь взъерошенный, пижамная куртка была заправлена в брюки. Ратлидж опустил голову. Пол ходил по дому босиком.
– В чем дело? Что случилось?
– Хочу взглянуть на ваши ботинки.
– На мои ботинки?! Вы что, с ума сошли? Еще даже не рассвело!
– И тем не менее.
Элкотт нехотя впустил его в дом и открыл дверь шкафа.
– Вот они! Вторая пара стоит у кровати.
В душном помещении явственно попахивало джином. Запах
пропитал и постельное белье, и самого Элкотта.Ратлидж поднял оба ботинка по очереди и внимательно их осмотрел. Сухие и чистые, только на одном пятна краски – и, похоже, их недавно чистили.
– Других у вас нет?
– Я не богач! – вызывающе ответил Элкотт. – У меня две пары ботинок, больше нет.
– Не покажете ли пальто, которое было на вас на похоронах?
– Оно в чулане… Обыщите его и убирайтесь!
Ратлидж нашел темное пальто и провел пальцами по той стороне, где были пуговицы. Одной недоставало.
Как он выглядел в церкви? Ратлидж постарался вспомнить Элкотта, который стоял рядом с Белфорсами. Может, пуговица отсутствовала уже тогда? Под дождем, когда все пальто и шляпы промокли, отсырели, не обращаешь внимания на подобные мелочи. Сделав вид, будто ничего не заметил, Ратлидж закрыл чулан.
– Когда начали пить? – неожиданно спросил он.
– Вообще, это не ваше дело, но выпил я после ужина. Какого ни есть. Сейчас у меня нет желания готовить. Да и аппетита нет после работы в той проклятой кухне. Я бы продал ферму, если бы не боялся, что отец вылезет из могилы и начнет меня мучить. Придется привыкать там жить. Так что пью я, можно сказать, чтобы набраться храбрости… У меня осталось немного джина от прошлогодних запасов.
Ратлидж вдруг заметил, что в помещении стало теплее, чем раньше.
– Вы уже позавтракали?
Элкотт выругался.
– Встал часов в шесть и заварил себе чаю. Насколько я знаю, никакого закона я не нарушал!
У теплой плиты можно очень быстро просушить мокрую обувь. Может, вернувшись с фермы, Элкотт нарочно напился?
Элкотт продолжал:
– Я-то думал, вы с раннего утра поедете на ферму с фонарем и лопатой. Будете искать то, что ожидаете там найти!
– Вы хорошо ладили с Джошем?
– Нормально. Я же вам сказал, я считал, что Джерри дурак, что взял за себя женщину с ребенком. И мальчишка мне не нравился. Но это не значит, что я готов был его убить.
– Но ведь дети Робинсоны не представляли для вас угрозы, верно? Они не могли наследовать имущество отчима!
– Я спрашивал Джерри насчет наследства. Одно дело, когда дети – Элкотты по крови, и совсем другое – если у них нет связи с землей или Эрскдейлом. Он обещал мне, что ферма не уйдет из семьи.
– И вы ему поверили?
– А что мне еще оставалось? Да, по-моему, и Джерри не было смысла врать. Он вырос на этой земле, был к ней привязан даже больше, чем я. Джошу всего десять лет. Его с фермой ничто не связывало, кроме матери и сестры. Все могло быть по-другому, попади он сюда маленьким…
Пол Элкотт понял, что наговорил лишнего, и спросил:
– Инспектор, вы покончили с тем, ради чего пришли?
– Если не возражаете, я хотел бы осмотреть кухню.
– Возражаю, но вас это не остановит. Дорогу вы знаете.
Ратлидж осмотрел кухоньку. Все тряпки, которыми можно было отчистить ботинки, наверняка сгорели в огне.
Хэмиш упрекнул его: «Наплел невесть чего, а все равно ничего не добился!»
Под столом, за которым, наверное, завтракал Элкотт, Ратлидж заметил землю. Но невозможно понять, откуда она взялась – со двора, из конюшни или со склона горы.