Хлеб наемника
Шрифт:
Я до одури всматривался в черноту ночи, нервничал и попусту прикрикивал на парней, не понимавших, а чего мне от них нужно. А тут еще принесло и господина первого бургомистра. Век бы его не видеть, но я как можно заботливее спросил:
— Как вы, сударь?
— Да что со мной будет? — отмахнулся герр Лабстерман, который, кажется, постарел за пару дней на десять лет. — Со мной ничего. А дочь убивается, дети плачут. Счастье, что они еще слишком малы.
— Война… — глухо обронил я.
— В том смысле, что война все спишет? — криво усмехнулся старик. — Не
— Посмотрим, господин бургомистр, — не стал я спорить. — Если в конце осады мы будем с вами живы, то поговорим. Думаю — если оборона города затянется, то убийство предателя будет выглядеть для вас совсем в другом свете. Пока будет идти война, свершится столько всякого непотребства, что ваш поступок будет выглядеть вполне достойным какой-нибудь поэмы.
Жители Ульбурга смотрели на Лабстермана с восхищением. Господин бургомистр казался героем старинных преданий! Возможно, так оно и было, но решать философско-этические задачи я не нанимался. Мне платят за оборону города. И где же обещанный сигнал? Ну наконец-то со стороны пригорода показался яркий столб пламени. Это нищие, сделавшие свою работу!
Лучников было мало. Да и откуда им взяться? Ладно, что хоть кого-то удалось найти, — десяток ульбургцев, сохранивших прадедовские луки (как их мыши не съели?), и столько же пришлых, кто возжелал нам помочь. Будь у меня хотя бы сотня лучников, было бы легче. Но в арбалет горящий болт или стрелу не вложить… Хотя почему бы не попробовать?
— Эдди! — подозвал я мальчишку, вертевшегося рядом. — Свистни своих, пусть несут паклю и масло! Вы, двое… — подозвал я взрослых стражников, — взводите арбалеты! Вот так…
Обмотав наконечник болта соломой, намазал его смолой с факела, вложил в желоб и, проверив — не зацепится ли, приказал:
— Факел!
Ура, получилось! Воздух прорезала огненная полоса!
Началась лихорадочная работа. Мальчишки оборачивали короткие арбалетные стрелы и железные болты паклей, окунали их в масло и передавали взрослым, что суматошно взводили все арбалеты, имевшиеся под рукой. Двое «летучих» побежали на стены, показывать — как правильно поджигать.
— Приготовить зажигательные стрелы! По пригороду — залп!
Лучники и арбалетчики на секунду заколебались, а я заорал так, что меня услышали на самых дальних куртинах [6] и башнях:
— Кому сказано — жечь к ядреной матери!
— Артакс, что вы делаете? — возмущенно вскричал бургомистр.
— Отдаю приказ, — невозмутимо ответил я, прицеливаясь в соломенную крышу ближайшей лачуги, до которой было шагов четыреста: — Эдди, поджигай!
6
Куртина— часть стены между двумя башнями.
Главное — показать пример! Как только первая стрела сорвалась с тетивы, вслед за ней устремились десятки огненных росчерков…
Большинство зажигательных стрел, выпущенных в первом залпе, потухли еще в воздухе, а часть упала на землю, не причинив никакого вреда. Но все же пара-тройка нашла добычу, попав в соломенную крышу или в охапку сухого хвороста. За первым залпом
последовал второй, потом третий. Через несколько минут пригород пылал…Еще бы не запылать, если на той стороне уже действует с десяток поджигателей, отправленных еще с вечера. Можно бы и вовсе обойтись без огненных стрел, но так лучше — больше паники!
Лачуги, в отличие от каменных домов горожан, делались из того, что оказывалось под рукой, — старых деревьев, соломы, смешанной с навозом и глиной. Впрочем, каменные дома тоже прекрасно горят. Как подсказывал опыт, поселок должен сгореть дотла через пару часов, а ближе к ночи там останутся только угли.
— Артакс! Что вы натворили! — каркнул бургомистр, вцепившись обеими руками в края бойницы, наблюдая за теми, кто метался в пламени.
— Жаль, что не сделал этого раньше, — ответил я. — Очень хотелось бы верить, что солдаты герцога еще не успели выгрести у наших… «пригорожан» их запасы.
— При чем тут запасы? — не понял бургомистр. — Вы оставили людей не только без крыши, но и без еды!
— Вы правы, — кивнул я. — Но лучше, что их оставил без крова и пищи я, а не герцог…
— Господин Артакс, а что чувствуете вы, когда убиваете? — неожиданно спросил Лабстерман.
— А это зависит от ситуации. Вот, например, сейчас…
Взяв один из взведенных арбалетов и выцепив беглеца, охваченного пламенем, спустил крючок. В шуме и треске пылавшего дерева не было слышно ни крика боли, ни стона агонии…
— Так вот… — продолжил я, передавая оружие адъютанту. — Заряди! — Повернувшись к бургомистру, сказал: — Я всего лишь спас человека от лишних мучений. В данный момент я не чувствую ни-че-го! Ни раскаяния, ни угрызения совести, ни… удовлетворения. Поймите, Лабстерман, что убийство — не моя работа. Моя работа — война. А убийство — это так, попутно.
— Все же поясните, зачем вы отдали приказ сжечь пригород? — поджав губы, потребовал бургомистр и не очень охотно добавил: — Если вам нетрудно. Поймите, Артакс, я не осуждаю ваши действия, но только хочу понять, что вами двигало, когда вы приказали сжечь несчастных…
— Думаю, Фалькенштайн рассчитывал на запасы провизии в пригороде. Что же, теперь ему придется менять свои планы. А это, господин бургомистр, будет играть на руку нам!
— Но…
— Послушайте, Лабстерман! — перебил я бургомистра. — Договоримся — сегодня вы первый и последний раз потребовали от меня объяснений во время боя. Выслушайте меня! — твердо сказал я, заметив, что первое лицо города пытается что-то возражать: — Вы получите от меня все пояснения и разъяснения потом, когда осада будет снята! Сидеть и рассуждать — правильно я поступил или неправильно, вы можете. Только так, чтобы я этого не слышал!
Побледневший господин Лабстерман с жалостью посмотрел на пламя и с ужасом — на меня. Объяснять прописные истины войны трудно. Подчас — невозможно…
Глава вторая
ОХОТА ЗА «ЯЗЫКАМИ»
Любая уважающая себя крепость должна иметь тайный ход (он же — выход!). Как же иначе? Нужно делать вылазки, добывать лазутчиков или, на самый крайний случай, — удирать. Желательно после завершения строительства перебить всех рабочих, чтобы они не могли никому ничего рассказать.