ХМАРА

 -Типун тебе на язык! Но ныне ничё тебе не сделается, до утра доживешь - это точно, а там как судьба повернёт!
– Он замолчал и, уподобившись шествующему впереди Андрею, стал тихонько насвистывать мелодию какого-то бравурного марша. А я, что бы не отставать от по-прежнему набирающего обороты Дубова, прибавил шагу.

 Двигались мы споро, по прямой. Маленькие заборы перепрыгивали, большие разваливали к чёртовой матери, так что к тюремным стенам подошли за какие-то полчаса. Но странное дело, несмотря на весь наш грохот, город спал. Я ничего не мог понять до тех пор, пока не увидел стражников, охранявших вход в здание тюрьмы. Они, разметав по сторонам руки- ноги, изволили почивать сном праведников и лишь изредка пьяно похрапывали. Всё встало на свои места. Весь Лохмоград, напраздновавшись и обильно попивши-закусивши, дрых без задних ног. Спали даже собаки, то ли переевшие с хозяйского стола, то ли, пользуясь всеобщим попустительством, взявшие себе отгул. Как говорится, никогда страна не бывает столь беззащитна, как утром двадцать четвёртого февраля. Впрочем, нам это только на руку. "Надо поискать ключи", - подумал я, оглядываясь по сторонам в поисках того, у кого могли бы эти самые ключи находиться. Самый толстый и самый богато одетый страж показался мне подходящим для этого дела, и я направил свои стопы к нему, намереваясь малость пошарить по его широким карманам. Меня опередил наш глашатай, найдя более радикальное решение сего вопроса.

 -Посторонись, братва!
– прокричал он, пинком вышибая дубовую, обитую толстым железом, дверь. Поиски ключа сами собой потеряли свою актуальность. Я двинул ногой попавшуюся на пути бутылку, прихватил пару горевших на входе факелов, по одному в каждую руку, и вошел в след за Андреем свет Ивановичем в холодное нутро тюремных казематов.

 -Кто сидит, за что сидит?
– зычно спросил Андрей, останавливаясь у первой попавшейся на пути камеры.

 -Макс Эрнестов сын и Никодим Безродный, за разбой сидим, - ответили за дверью, видимо приняв нас за обходящую казематы стражу. Андрей, молвил "сидите дальше" и двинулся в глубь коридора. Так мы и шли, возле каждой двери останавливались и спрашивали. Пару раз Дубов ударом кулака высаживал дверь и, выпустив томившихся в темнице пленников, довольно потирал руки. Я не вмешивался. Если он считал, что "покража у богатого соседа двух десятков коров с целью продажи" есть не преступление, то так тому и быть, а по мне - так это явный перебор, два десятка коров - это тебе не деток голодных накормить. Наконец за очередной дверью на вопрос: "Кто? За что сидишь?" раздался столь "милый" моему сердцу вопль отца Иннокентия:

 -Ироды, Христопродавцы проклятые! Мало того, что в склепы каменные заточили людей невинных, веры и Господня благословения взалкавших, так еще и будите посередь ночи! Гореть вам в геенне огненной, на каменьях адских жаром бесовским раскаленных!

 -Они?
– криво усмехнувшись, поинтересовался Андрей Иванович, приноравливаясь как бы получше пнуть дверь. Я согласно кивнул, и тяжёлая дубовая дверца с грохотом влетела во внутрь, при этом чуть не придавив едва увернувшегося от неё Иннокентия. Он отпрыгнул в сторону и зашипел как рассерженная кошка. Остальные пленники, разбуженные раздавшимся грохотом, вскочили на ноги, и в полной растерянности заозирались по сторонам, пытаясь еще не проснувшимся разумом осмыслить происходящее.

 Видок их, надо сказать, был еще тот! Перепачканные сажей, осевшей на стенах камеры, с осунувшимися, голодными лицами, с бегающими в непонимании глазами, выглядели они комично. Сутаны моих святош были изваляны в пыли и в нескольких местах разорваны. Доспехи рыцаря представляли собой "лунную поверхность", до того они были усеяны многочисленными вмятинами и царапинами, а намертво заклинившее забрало было приподнято и перекособоченно в правую сторону, под левым глазом рыцаря виднелся здоровенный синяк. У Иннокентия на лице следов мордобития заметно не было, зато у Клементия имелось сразу два фингала, а нос пересекала здоровенная ссадина.

 -Праздник праздником, но зачем было предавать анафеме всех входящих?
– вместо приветствия сказал я, протискиваясь в сырые стены тюремного каземата.
– А вы догадываетесь, что народ требует вашей казни?

 -Батюшки светы, Николай Михайлович, неужели это Вы?
– доблестный рыцарь, беспорядочно шаривший рукой по нарам, тупо уставился на мою персону.

 -Нет не я, это призрак коммунизма, что заблудился в Европе! Давайте собирайте манатки - и на выход. Да поживее! Ты погляди-кось, даже меч и кресты не поотбирали...

 -А зачем?
– Андрей пожал плечами.
– Еще успеется! Аккурат на площади, перед плахой и отберут. Что б народ, значит, видел, что ничто никуда не делося, а всё имущество преступников в казну государеву пошло. С этим у нас строго! Ежели кто покрадет - так сразу в приказ и на дыбу. Опосля, как сознается - палец на руке топориком раз - и готово! Или руку по локоть, коль вдругорядь попадается. Ну, а ежели третий... Впрочем, в третий раз никто еще уворовывать не пробовал.

 -Нехилая система воспитания!
– я удивленно присвистнул. Но сейчас было не до рассуждений о правильности или неправильности чужих законов и мер. Сейчас нам надо было поскорее уматывать, и я снова поторопил своих, всё еще окончательно не очухавшихся, спутников.
– Давайте, давайте живее, уходим!

 -Мог бы и пораньше явиться!
– недовольно пробурчал Иннокентий, оглядываясь по сторонам в поисках своего посоха.
– И не торопи, чай, не на скачках!

 -Хорошо, кому жизнь дорога - поторопитесь, а остальные могут остаться. Мы и дверку на место приладим, если что.

 - Вы Николай свет Михайлович на него не гневайтесь! Его вечёрась немилосердно по голове ударили. Почитай, полдня в беспамятстве провалялся, вот он и несет неведомо чего, - вступился за отца Иннокентия наш второй святоша. При этом он тактично умолчал о том, кто так удачно приложился к затылку нашего злополучного страдальца, хотя, возможно, и вправду в пылу схватки не углядел своей оплошности.

 На последние слова Клементия отец Иннокентий презрительно хмыкнул, но решил оставить без внимания и, не вступая в перепалку, с гордо поднятой головой, первым протиснулся к выходу. Остальные тоже не заставили себя ждать, и вскоре мы уже проторенным путём двигались в обратную сторону.

 На поиск наших заключённых ушло изрядное количество времени и, когда мы начали подходить к заведению Матвея Семеновича, я с удивлением отметил, что стало почти светло. Небо на востоке порозовело, и из-за края горизонта выползла багровая макушка солнышка.

 Едва мы приблизились к двойной двери в заборе, огораживающем владения Семёныча, как они тотчас распахнулись, и из неё показалась встревоженная морда самого хозяина.

 -Котеночек вот от бабульки примчался, весточку до тебя принёс, - Семёныч ткнул рукой в сторону выбежавшего со двора Барсика. Котенок был до безобразия тощ, а его чёрную шерстку покрывал толстый слой серой грязи. Едва завидев меня, он бросился в мою сторону, и с пронзительным урчанием стал тереться о мои запылённые берцы.

 -Барсик, Барсик!
– ласково произнес я, беря его на руки.
– Барсуньчик!

 -Прибег, но ни ел, ни пил, в руки никому не давался. Мы уж и так и так, и сметанки ему, и колбасочки, а он нос воротит. Всё тебя ждал. Дождался! Ишь как песню- то заволдыривает! Да ты прислушайся, прислушайся, чай и поймешь чего.

 Я недоумённо посмотрел на Матвея и, не заметив на его лице и тени насмешки, склонил голову. Продолжая гладить котика, я заставил себя прислушался к его мурлыканью. Но не смотря на все мои старания вначале я ничего не мог понять. Затем кошачья песня стала складываться в едва уловимые мысленные образы. Я закрыл глаза и полностью погрузился в наползающие туманом мысли. Через пять минут я знал всё, что Яга передала с котиком. "Умница, теперь можешь пойти покушать, а потом поступай, как тебе было наказано", - мысленно сказал я и опустил Барсика на землю. Взглянув на стоящего в ожидании Семёныча, я кивнул в сторону Матрениного вестника.

 -Позаботьтесь о котёночке!
– Матвей кивнул и с готовностью принял на руки подбежавшего к нему Барсика.

 -Пойдем, мой маленький, пойдем, мой хорошенький!
– засюсюкал он, бережно прижимая котенка к груди.
– Истощал- то как! Сейчас мы тебя покормим, сметанки нальем, рыбки наложим. Хочешь рыбки? Хочешь! Тебе балычка осетрового али синьгушечки свеженькой? Всего помаленьку? Хорошо, мой ласковый, сейчас всё исполню как тебе хочется!
– так разговаривая с котиком, он и скрылся за дверями прихожей.