Хмель и Клондайк

Поэтому, устав от безделья в первый же час бодрствования, я отыскал гвоздодер и забрался с ним на запыленный и совершенно пустой чердак. Весь хлам отсюда был вывезен на ближайшую свалку сразу после моего заселения, и оставалось лишь пригибать голову, чтобы не зацепить макушкой стропила.

Я подобрался к дальней стене, просунул в щель изогнутый конец гвоздодера и без особого труда выломал одну из добротных досок. Потом отодрал следующую и еще пару с другой стороны, после этого заглянул в дыру, но перебираться на соседскую половину не стал. Пусть Николай и обещал предупредить домашних, всегда оставался риск, что кто-нибудь спросонья начнет палить через потолок на звук чужих шагов. Да и не суть, пролезть в дыру труда не составит совершенно точно, а, значит, теперь у нас появилась возможность ходить друг к другу напрямик, минуя улицу.

Но чердак я все же запер на замок.

Спустился в бар, а там уже прибирался Иван. На дверь мы вывесили табличку «Санитарный день» и потому решили потратить свободное время с пользой для дела.

Вычистить, подлатать, передвинуть.

Да что угодно!

Грачев о возможном визите недоброжелателей был предупрежден и, не мудрствуя лукаво, предложил принести из подвала двустволку. Вместо этого я вручил ему «слонобой».

– Он же сертифицирован! – разочарованно протянул помощник.

– Именно! – произнес я. – Это индикатор, понимаешь? Выстрелит – отлично, не выстрелит – значит, надо поднимать руки над головой и сдаваться. Стрелять по дружинникам чревато…

– Так к нам дружинники вломиться могут? – удивился Иван.

– Есть такая вероятность, – подтвердил я.

Но сам от револьвера отказываться не стал, и когда через час постучали во входную дверь, вооружился именно им.

– Проверь! – попросил помощника.

Тот с жезлом «свинцовых ос» подобрался к окну, выглянул краем глаза на улицу и тихонько выдохнул:

– Дружина! – но сразу встрепенулся и покачал головой: – Нет, петлицы другие. Патруль!

– Открывай, – встав за стойку, скомандовал я. Револьвер продолжал удерживать в опущенной книзу руке.

– Может, не стоит?

– Открывай!

Иван послушался и быстро отступил в сторону.

Дверь распахнулась, в бар решительно прошел молодой веснушчатый парень в чине младшего сержанта Патруля.

Он с интересом глянул на массивный агрегат в руках у Ивана, усмехнулся:

– На стену повесить хотите? Дело! – И направился прямиком ко мне. – Товарищ Хмелев?

– Он самый.

– Майор Гельман передает бумаги.

– Отлично! – с облегчением улыбнулся я, расписался в ведомости левой рукой и ею же забрал пакет.

Если патрульного и удивила опущенная под стойку правая рука, виду он не подал. А я просто боялся, что брошенный на полку револьвер слишком характерно громыхнет по дереву, вот и держал.

Как и обещал, Гельман прислал документы по выставленному на торги штабу Патруля, но только я начал разбираться в условиях продажи и предварительной смете на ремонт, как раздался новый стук в дверь.

Иван глянул на меня, я кивнул.

На этот раз явился один из телохранителей главы Торгового Союза.

– Ян Карлович просит подписать договор, – пояснил он, выкладывая на стойку жиденькую пачку бумаг, и добавил: – Прямо сейчас.

Я отказываться от взятых на себя обязательств не собирался и быстро проставил подписи во всех нужных местах. Не оставалось ни малейших сомнений, что Ян Карлович меня дружинникам не сдавал и во всем виновата именно прослушка.

– Так мы теперь пиво торгашам продавать станем? – удивился Иван, задвигая засов.

– А? – встрепенулся я. – Нет, просто небольшая подработка намечается.

Помощник успокоился и занялся уборкой. Мы даже успели выдвинуть пару столов, прежде чем пришел наш поставщик бутылок. Краснолицый урод с искривленными кистями и мутными глазами тяжелобольного человека бросил примотанную к санкам картонную коробку из-под холодильника у крыльца, поэтому Ивану пришлось самому затаскивать в бар составленные в нее коробки поменьше.

– Все как обычно, – скрипучим голосом объявил урод. – Никакого прозрачного стекла, никакой резьбы.

Я быстро просмотрел горлышки бутылок на предмет сколов, затем выгреб из кассы мелочь и рассчитался с поставщиком.

– Унести в подвал? – предложил Иван, когда тот отправился восвояси.

– Сам отнесу, – решил я. – И замочу сразу.

Пусть вся тара у нас и была по большей части возвратной, неизменный бой и людская забывчивость заставляли время от времени докупать новые бутылки. К тому же в стекло я обычно разливал сорта пива с немалым сроком созревания, что на три-четыре месяца, а то и полгода выводило бутылки из оборота.

– Да! – встрепенулся Иван, когда я уже потащил первую коробку вниз. – Вчера Николай сумку вечером занес. Под стол кинул.

Я кивнул, спустился в подвал и первым делом принялся изучать заказ с той стороны.

Солод в промышленных масштабах силами Платона возить было просто нереально, но вот хмель, дрожжи и прочую сопутствующую мелочовку закупать через кондуктора выходило гораздо дешевле, нежели при заказах из Северореченска. И платил сразу долларами, и выбор был несравненно шире.

В этот раз я попросил приобрести для меня кроненпробки, хмель «Перле» на горечь, «Мозаик», «Каскад» и «Вилламейт» на аромат, а еще полукилограммовую пачку сухих дрожжей. Все оказалось на месте.

Я раскидал ингредиенты по ящикам, наполнил водой пустой бак и сгрузил в него бутылки. Потом вернулся за стойку и проставил в гроссбухе галочки напротив отметок о предоплате за ингредиенты.

К слову о Платоне, а почему он до сих пор не заявился с расспросами о сроках починки пресса? Не иначе Николай запретил из дома выходить.

Оно и к лучшему: рассчитаться с кондуктором смогу, лишь сдав уже переплавленные в слиток триста двадцать граммов серебра Яну Карловичу, а когда получится съездить на монетный двор – это большой вопрос. Тут все исключительно от дальнейших намерений контрразведки зависит.

Интересно, господин Линев на меня сильно обиделся?

Остынет или будут последствия?

Я вздохнул и зябко поежился.

Сильно он обиделся или нет – даже не так важно, как начнут стрелять бандиты друг друга или все же попробуют договориться миром. Такая вот загогулина.