Хмель свободы

– И шоб все было чисто! – покрикивал «мундир». – Шоб нас не стыдили заслуженные деятели движения!

– Уймись, Теодор! – упрекнула его вспотевшая распатланная дамочка. – Хватит речей!

– Между прочим, это узурпаторские методы, которые мы отвергаем! – ворчал один из уборщиков.

– Ты это Нестору Махно скажи! – ответил «мундир». – У меня в кармане семечек меньше, чем он пострелял народу…

Ранним утром в Доме федерации анархистов кто-то, громко топая по коридорам, стучал в каждую дверь и орал басом, от которого, кажется, дрожали стекла:

– Эй, Махно! Где ты, козачий сын? Отзовись!

Нестор поворочался под шубой, но не высунулся, а только перевернулся на другой бок.

В каморку заглянул огромный, увешанный гранатами человек. Тот самый «цирковой борец», что недавно предлагал Нестору пойти вместе с ним.

– А ну просыпайся!

Махно нехотя выглянул из-под меха. Узнал.

– Опять ты? – И снова нырнул под шубу.

Однако незнакомец стащил с него драгоценное манто:

– Вставай! Немцы уже под Ростовом! Клянусь Одессой!

Нестор протер глаза.

– Когда будут в Ростове, разбудишь! – недовольно буркнул он и попытался снова чем-нибудь накрыть голову.

Бомбист сгреб Нестора в охапку и рывком поставил на ноги.

– Мне сказали, шо ты – Махно?

– Ну!

– С Гуляйполя?

– С Гуляйполя!

– Брешеш! Той Махно, рассказують, черт з рогами. Моторный хлопец, боевой, первейший из анархистив. А это шо?.. Малое, сонное, ленивое, як байбак!

– Но-но! Не сильно наступай, дядя! – озлился Махно. – Если тебя перерубать, тоже поменьшаешь!

– Не серчай! – добродушно пробасил бомбист. – Пошли быстренько!

Они спустились на этаж ниже, миновали пустой зал, где еще вечером шло пиршество. Бомбист на ходу сказал:

– Мне пожаловалысь, явился Махно, всю федерацию разогнав и пишов спать. Чого ж, спрашиваю, сами сматываетесь, а його не разбудылы? Так боимся, говорять. Злющий, як собака… Я и подумав: попаде хлопець до немцев, клянусь Одессой.

– А, собственно, ты кто такой? – спросил Махно.

– Ну, ты даеш! Мене весь Донбасс знае, а ты «хто такой». – Здоровяк протянул ему руку: – Командир донбасских анархистов-бомбистов Левка Задов. Шо, не слыхав?

– Нет.

– Значит, ще услышишь! Клянусь Одессой!

– Не пойму, так ты с Одессы чи з Донбасса?

– А шо тоби больше бы понравилось?

– Все равно.

– Вообще-то я донецкий. Но шибко Одессу полюбыв. Мы там буржуазию тряслы. Хороший город, богатый.

Со звоном разлетелось большое оконное стекло, и с улицы донеслись звуки выстрелов, цокот копыт…

– Быстрее! – Задов схватил Махно за руку. Но тот вырвал ее, остановился как вкопанный. Задов с удивлением посмотрел на Нестора.

– У меня в маузере еще пять патронов. И обойма. Да ты мне пяток бомбочек оставишь, – сказал Нестор и, подумав, добавил: – И катись к едрене фене своей дорожкой.

– Шо, геройску смерть хочешь принять? – спросил Задов, почесывая затылок. Этот маленький гуляйпольский анархист вызывал у него симпатию.

– Давай бомбы! – попросил Нестор.

– Сичас! – Левка подошел к Махно, якобы собираясь отцепить от своих ремней гранаты, но неожиданно сгреб его в охапку и, как пушинку, понес вниз, к выходу.

На улице, в реквизированном автомобиле, Левку уже ждали его товарищи-бомбисты. Тревожно прислушивались к разгорающейся в ближних кварталах перестрелке.

Задов бросил Нестора в кузов автомобиля и навалился на него, попридержал.

– Гони на станцию! – крикнул он шоферу. – До бронепоезда!

…Неуклюжий сборный бронепоезд, обсыпанный людьми, словно муравьями, двигался по степным просторам.

На борту главного блиндированного вагона оплывшей масляной краской было выведено «Анархист Коц…».

Задов, Махно и еще несколько человек сидели на крыше бронеплощадки рядом с орудийной башней. Постукивали на стыках колеса. Перегруженный бронепоезд двигался медленно.

– Слушай, шо это за «Анархист Коц»? – спросил Махно у Левки. – Кто такой? Ничего про такого не слыхал.

– А бес его знает, – пробасил Левка. – В России сейчас анархистов, як блинов на Масленицу.

– Ты, Левка, все про блины, – заметил сосед, перепоясанный пулеметными лентами. – Давай лучше про мацу…

– Мацу не люблю. Сухость одна и хруст. Блины – другое дело. Особенно на коровьем масле. Багато не съем, а штук двести – ежели под настроение и в аппетит. Клянусь Одессой!

Окружающие расхохотались.

– Не надо, братцы, про жратву, – попросил кто-то. – Бо вже живот втянуло, як у той блудной собаки.

– Буде станция – розживемся! – ободрил «братков» Задов.

– И все-таки, – не унимался Махно, которого пока еще не слишком волновала мысль о еде, – кто ж он такой, этот Коц? Я почти всех известных анархистов знаю. Чем прославился?

Пожав плечами, Левка постучал массивной самодельной бомбой по броне орудийной башни. Люк отворился, и оттуда высунулся чумазый морячок в кожанке и бескозырке с местами вылинявшей надписью «Бесстрашный».

– Чого грюкаете, дармоеды безбилетни? – весело спросил он.

– Тут, братишка, есть интерес насчет этого Коца. Шо за анархист? Чим прославывся? – обратился к нему Левка.

– Колеса крутятся, шо вам ще надо? – удивился моряк.

– Не скажи! Желаем знать своих героев, – ответил Левка. – Имеем право.

– То не Коц, а Коцюба.

– Коцюба? – Нестор удивленно пожал плечами. – Кто-нибудь слыхав про таку знаменитость?

– Ни!

– Не знаем. Хто такой?

Морячок сбил набок бескозырку:

– Так це ж я и есть Коцюба… Краски, понимаеш, трошкы не хватило. В Царыцыни розживусь – домалюю.

– Краской разживешься и напишешь: «Анархист Кропоткин»! – строго сказал Махно.

Морячок задумался, стал загибать пальцы, считать. Покачал головой:

– Ни, не намалюю. Буквов багато, не вместяться. А Коцюба – в самый раз.

– И чим же ты, Коцюба, так прославывся, шо на нашем революционном бронепоезди свою фамилию желаешь увековечить? – так же строго, как и Махно, спросил у морячка Левка.