Хочешь жить - не рыпайся

Дэйн кивнул.

— Я сейчас приду, — он направился к телефонной будке.

Говорил не меньше пяти минут. И, похоже, нашел убедительные доводы.

— Она примет вас в половине четвертого, — сообщил он, вернувшись к столику. — Вы знаете, где она живет?

— Нет.

— Я нарисую вам карту. А вы тем временем расскажите все, что знаете о Конни Майзель.

И я рассказал все, что знал. Вернее, почти все. Пока я говорил, он рисовал на салфетке карту, время от времени вскидывая на меня холодные, умные, зеленые глаза, как бы спрашивая, а чего он, собственно, меня слушает. От этих взглядов мне хотелось говорить и говорить. И я подумал, что этому его научили в ФБР. Или в ЦРУ. Он по-прежнему выглядел, как банкир, осторожный и расчетливый, вызывая у меня ощущение того, что я обращаюсь к нему за ссудой, не имея на то никаких оснований. То есть слов у меня было много, а вот с залогом дело обстояло куда хуже.

Наконец, я замолчал. Он же продолжал рисовать. Не забыл даже стрелочку, острие которой указывало на север. Потом скривил губы, как банкир, решивший отказать ненадежному клиенту.

— Негусто, мистер Лукас.

— Во всяком случае, больше того, что у вас было.

— Вы в этом уверены? — у него приподнялась одна бровь. — Неужели вам известно то, чего не знаю я?

Он покачал головой.

— Мы уже уговорились, так что это неважно. Если вы узнаете что-нибудь интересное, приходите ко мне. Может, найдем, на что сменяться.

— У вас есть то, что интересует меня?

— Возможно, — ответил Дэйн. — Вполне возможно.

Я достал из бумажника пятерку, положил на стол.

— По крайней мере вы позволите мне заплатить за выпивку?

— Если вы настаиваете, — Дэйн протянул мне карту. Нарисовал он ее превосходно.

Стоило мне войти в дом, как Сара все поняла.

— О, да мы пили все утро, не так ли?

— И курили.

— Что случилось?

— Очень уж плохим выдалось утро.

— Что-нибудь еще?

— Мне пришлось услышать много лжи.

Она положила руку мне на плечо.

— Ребенок спит. Мы можем тихонько залезть в постель и ты мне все расскажешь.

— Ты думаешь, это лекарство излечивает все?

— А ты другого мнения?

— Пожалуй, что нет, — улыбнулся я.

И она ответила мне улыбкой.

— У нас есть время?

— Сейчас нет, но мы изыщем его ночью. А может, и вечером.

— Хорошо, раз с этим все ясно, как насчет ленча?

— Что ты предлагаешь?

— Что ты пил?

— «Мартини».

Сара кивнула.

— Сэндвичи с ореховым маслом и желе. Они всосут джин.

После сэндвичей, оказавшихся более чем кстати, я подошел к настенному телефону, снял трубку, посмотрел на часы. Двенадцать тридцать. В Лос-Анджелесе — половина десятого. Набрал код Лос-Анджелеса, 213, затем номер, названный мне утром Конни Майзель. Я повторил его про себе не один раз, так что ошибиться не мог: Крествью 4–8905. Тот самый номер, по которому она, по ее словам, звонила каждый день в три часа сорок пять минут, чтобы сказать матери, что она благополучно добралась до дому.

Раздалось привычное потрескивание, потом пошли звонки. На четвертом трубку взяли.

— У Стэйси, — мужской голос.

— Что у Стэйси? — переспросил я.

— Бар «У Стэйси», — ответили мне, — и, если тебя мучит жажда, приятель, мы открываемся в десять часов.

— Давно у вас этот номер?

— С тех пор, как я открыл это заведение двадцать лет тому назад. Тебе просто не с кем поговорить, приятель, или все-таки что-то нужно?

— Вы — Стэйси?

— Я Стэйси.

— Мне просто не с кем поговорить, — и я повесил трубку.

Глава 15

Карта, нарисованная Дэйном, вывела меня на автостраду 50. Я миновал Аннаполис, проехал по мосту Чезапик-Бэй и проследовал на юг к Иэстону. В Иэстоне я свернул на Шоссе 33, ведущее на запад и теперь ехал по узкой полоске земли, вдающейся в бухту. Я находился в округе Толбот, лидирующем в штате Мэриленд по числу миллионеров на тысячу проживающих в нем людей. И это в Мэриленде, который буквально кишит миллионерами.

Вновь поворот, теперь на извилистую дорогу, уходящую к воде. Поместья, расположенные вдоль дороги, сплошь имели названия, некоторые даже оригинальные, вроде «Причуда старушки» или «Почему нет»?

Миссис Эймс предпочла более консервативное «Французский ручей». Об этом свидетельствовала стальная табличка, вмурованная в одну из двух каменных колонн, на которых висели большие железные ворота. Как мне показалось, всегда открытые.

Теперь я ехал по усыпанной гравием дорожке меж двух рядов белоствольных английских вязов. Легкий подъем вывел меня к стоящему на вершине особняку. Мне он понравился. Пожалуй, он понравился бы практически всем. Сложенный из узких брусков серого камня. С крышей из коротких медных листов, от времени ставших темно-зелеными, которая не потечет и через тысячу лет. Большой, просторный, одноэтажный дом, с чуть изогнутым фасадом, дабы из каждого окна открывался прекрасный вид на бухту.

За домом нашлось место для гаража на четыре автомобиля и конюшни. А окружала дом ухоженная, площадью в пару акров, лужайка. Старые ели манили тенью, цветочные клумбы и декоративные кусты радовали глаз. Далее пологий склон уходил к бухте.

Я заглушил мотор «пинто», по пути к парадной двери пересек полоску красного бетона. То была старинная дверь, широкая и высокая, с резными панелями, изображающими какие-то сцены, как мне показалось, времен крестовых походов. Я позвонил. Долго ждать не пришлось. Дверь открыл молодой смуглолицый мужчина, который помогал миссис Эймс выйти из «кадиллака» на похоронах ее дочери. Он по-прежнему был в темно-сером костюме, который едва кто принял бы за униформу. Я не мог определить, тот ли это костюм. Скорее всего, их у него было не меньше семи. Я решил, что на него возложены функции дворецкого-шофера-камердинера, то есть его зовут, если надо куда-то поехать, оседлать лошадь, принести что-нибудь выпить или зарядить ружье. В Соединенных Штатах осталось не так уж много слуг-мужчин, и найти их можно разве что в богатых поместьях, усеявших берега Чезапикского залива в штате Мэриленд.

Его темные глаза оглядели меня с ног до головы. Похоже, я не произвел впечатления, так что упредил его вопрос, а что, собственно, я тут делаю, дежурной фразой:

— Миссис Эймс ждет меня.

— Мистер Лукас?

— Совершенно верно.

— Сюда, пожалуйста.

Я проследовал за ним в холл, отделанный панелями из орехового дерева, с толстым коричневым ковром на полу, массивной мебелью, старинными картинами. Я одобрительно кивнул. Именно так, по моему разумению, и следовало тратить деньги, если, конечно, их более чем много.

Мужчина в темно-сером костюме отворил дверь, отступил в сторону и объявил:

— Пришел мистер Лукас, миссис Эймс.

Я вошел в большую комнату. Одну стену занимало окно, от пола до потолка. Майская голубизна бухты, с белыми барашками на волнах от легкого ветерка притягивала взор. Впрочем, и обстановка комнаты могла поспорить красотой с бухтой. Но особо выделялся камин. Поднятый на фут над полом, высокий (рослый, под шесть футов, мужчина мог войти в него, не сгибаясь), широкий и глубокий (пони могла без труда развернуться в нем) и, несомненно, сработанный очень и очень давно. Я решил, что миссис Эймс приобрела камин в том же замке, где, купила парадную дверь. В камине даже пылал огонь. Три полена длиной в пять футов и толщиной с телеграфный столб весело потрескивали в язычках пламени, выгоняя из комнаты прохладу, что несли с собой голубые воды бухты даже в теплый майский день.