Хочу харчо (Рассказы, Монологи, Сценки, Пьесы)

— Садись, Самсонов! Не ставь нас всех в неудобное положение перед товарищем профессором! — и уже ко всем обращаясь: — Товарищи, попрошу задавать вопросы по существу, то есть относящиеся именно к поэту Державину!

Мы опять сидим, молчим. Самсонов опять руку тянет.

Чибирев подозрительно спрашивает:

— Самсонов, ты про Державина вопрос имеешь?

— Про Державина, — говорит Самсонов.

— Ну, тогда спрашивай! — говорит Чибирев.

Самсонов встает и говорит:

— Я интересуюсь, как поэт Державин строил свой рабочий писательский день? Как у него было с обеденным перерывом? Рядом у него столовая была, или ему приходилось до нее по двадцать минут в автобусе ехать?

Чибирев аж весь побагровел, кричит:

— Ты что Самсонов, издеваешься? Какие могли быть двести лет назад автобусы?

— А если не было автобусов, — говорит Самсонов, — то я уверен, что поэт Державин хорошо продумывал этот вопрос и ел вкусно, быстро и недалеко от рабочего места и тем самым способствовал высокой производительности своего труда!

Тут встает профессор и говорит:

— Товарищ Самсонов абсолютно прав. Поэт Державин не был гурманом, но очень уважал обеденное время и любил сесть за красиво убранный стол. Вот, например, как он описывал его в стихотворении «Жизнь званская»:

«Багряна ветчина, зелены щи с желтком, Румяно-желт пирог, сыр бледен, раки красны, Что смоль янтарь-икра, и с голубым пером Там щука пестрая — прекрасны!»

— Спасибо, товарищ профессор, что вы меня поддержали! — говорит Самсонов. — Я считаю, товарищ Чибирев, что после этих стихов затяжка со столовой у нас на фабрике просто неуважение к памяти известного русского поэта Державина!

Тут Чибирев смутился и говорит:

— Хватит, Самсонов. Все ясно! Завтра же на фабкоме решим вопрос со столовой! И не к чему сюда Державина путать… Нет вопросов?

— Нет! — говорит Самсонов. — Тогда все ясно!..

На этом лекция и закончилась.

Мы все расходились очень довольные.

А Самсонов сказал:

— Видите, что значит вовремя соединить поэзию с жизнью?.. Какой эффект получается!.. Вот, говорят, через неделю у нас будет лекция другого профессора про поэта Тютчева, так я под это дело вопрос о яслях поставлю…

Брюки товарища Синицына

(Рассказ непутевого человека)

Жизнь наша полна сложностей и загадок. Иногда сделаешь что-нибудь эдакое, ненужное, а зачем сделал, почему — непонятно.

Всегда получается: себе же хуже!

Вот как-то летом иду я по улице.

Солнце светит, тепло… Навстречу идут прохожие… Симпатичные, милые люди… Я иду, улыбаюсь… Мне хорошо!

Вдруг вижу: идет мужчина с портфелем… Солидный такой мужчина, значительный… На нем — коричневый костюм. И вот в этом коричневом костюме я замечаю недостаток: брюки расстегнуты.

Другой бы на моем месте прошел мимо — и ноль внимания!.. А я глупый… Мне больше всех надо!

Я хочу предупредить товарища, чтоб он, значит, не конфузил себя…

Я кричу ему:

— Товарищ! Товарищ!

Он не слышит.

Я снова кричу:

— Товарищ! Минуточку!

Он не слышит, идет быстро.

Я бегу за ним.

Он — за угол. И я — за угол. Он входит в какой-то большой дом, я — за ним. Он идет по коридору, я его почти догоняю, но тут он входит в какой-то кабинет, я — за ним, а секретарша меня не пускает.

— Вы к кому, товарищ? — спрашивает.

Я говорю:

— Я вот к этому товарищу, который прошел.

Она говорит:

— А по какому вопросу?

А по какому я вопросу? Я не знаю, по какому я вопросу…

Я говорю:

— Я по внутреннему вопросу!

Она говорит:

— К товарищу Синицыну нельзя! Он занят.

Я говорю:

— Да мне, девушка, на минутку, только пару слов ему сказать!

Она говорит:

— Скажите мне, я передам!

Я говорю:

— Вам не могу! Вопрос очень щепетильный…

Она говорит:

— Ну, тогда записку напишите, я передам.

Ладно, думаю, записку так записку…

Беру лист бумаги, пишу… Интеллигентно так пишу, чтоб, если кто в записку заглянет, не ставить товарища Синицына в неловкое положение…

Я пишу: «Уважаемый товарищ Синицын! Прошу обратить Ваше внимание на определенную часть туалета, в смысле — брюки, поскольку в них отмечается некоторое несовершенство в смысле пуговиц. С искренним уважением…» Ну и подпись…

Секретарша берет у меня бумагу и говорит:

— Сейчас отнесу! А вы, товарищ, пока здесь подождите…

Я говорю:

— Мне ждать нечего… Я пойду.

Она говорит:

— Нет, посидите… Может быть, у товарища Синицына возникнут какие-нибудь вопросы…

Какие вопросы — непонятно. Но я сижу, жду. Чего жду — не знаю. Через несколько минут выходит секретарша, выносит мою бумагу, а на ней красным карандашом крупно написано: «МИШУЛИНУ, РАЗОБРАТЬСЯ!!»

Я оторопел, верчу бумагу в руках и спрашиваю:

— Что это значит?

Секретарша говорит:

— Все в порядке. С этой резолюцией идите к товарищу Мишулину!

Я удивляюсь:

— При чем здесь какой-то Мишулин?.. Ваш начальник чего-то не понял… Это я ему писал… Дайте я объясню…

Секретарша говорит:

— Ничего не надо объяснять! Товарищ Мишулин — заместитель товарища Синицына… Идите к нему в 12-й кабинет.

Я возмущаюсь:

— Да что вы, ей-богу! Глупость какая!..

Она говорит:

— Не морочьте голову, товарищ… Идите скорее к Мишулину, а то он в главк уедет!

Положение идиотское!.. Другой бы плюнул и ушел, а я нет… Я иду в 12-й кабинет… Я бегу, потому что Мишулин в главк может уйти! У 12-го кабинета очередь… Сидят люди с бумагами, ждут… Я тоже сижу, жду… Чего жду непонятно!

Вызывают. Вхожу.

Товарищ Мишулин, коренастый такой, говорит по телефону…

Я говорю:

— Товарищ Мишулин, получилась глупая ситуация…

Он меня не слушает. Он одной рукой по телефону разговаривает, другой берет мою бумагу, читает и справа крупно пишет: «СОГЛАСЕН!»