Хочу с тобой

Он подходит ближе, и между нами остается не больше метра. Смотрит в глаза.

— Ты хотела о чём-то поговорить?

— Да, хотела.

— Пойдем в машину? — предлагает Данил. А потом улыбается!

В этот момент робость, как по велению волшебной палочки, спадает, и я улыбаюсь в ответ. Мы целовались недавно. Так горячо и долго! Он хотел меня очень сильно, а я... просила мысленно, чтобы не останавливался.

Эти приятные минуты, что мы провели в объятиях друг друга, сейчас словно растекаются между нами, воздух пропитывая, наэлектризовывая его, аж кожу покалывает.

— Не бойся, — говорит Данил, стреляет глазами на мои колени. — Расскажешь, что случилось? Твой голос звучал взволнованно. Я беспокоился.

Боже, разве можно быть таким хорошим? И чего я перепугалась? Передо мной злой добряк, он не обидит.

Из-за забора доносится музыка, кто-то явно добавил звук. Данилу звонят, он быстро отвечает и говорит, что занят, чтобы его не ждали. Начинали без.

— А что там, праздник какой-то? — Я жую нижнюю губу, стараясь выглядеть соблазнительно. Знала бы, что он в костюме, надела бы платье поинтереснее.

Данил окидывает меня внимательным взглядом.

— Старший сын Миронова женится. У него мальчишник.

Я не сразу понимаю, кто такой Миронов.

— Сын Кулака, что ли? — смеюсь, осознав, о ком речь. — Московский перец, что унаследовал целое состояние? Да, кто еще может себе позволить мальчишник в этом заведении! Везет же дуракам. Ты тоже приглашен? — удивляюсь.

Данил кивает с усмешкой. В горле пересыхает.

Мне вдруг тоже хочется на вечеринку. Сильно-сильно. Сейчас Данила колхозником язык не повернется назвать. И проблема в том, что таким он мне нравится еще больше.

— А мне можно посмотреть? Сто лет не была на вечеринках.

Вернее, ни разу. Ни разу я не была. На нормальных. Отчим воспитывает нас в Варей в строгости. Да и наш местный клуб, конечно, не сравнить с этим санаторием для вип-персон. Раз Данил приглашен, значит, его ценят. Наверное.

— Не боишься? Там толпа мужиков, — говорит Данил.

— Чего мне бояться? Я буду с тобой.

У самой сердечко из груди выпрыгивает. Я снова на него облизываюсь. Теперь Данил повторяет движение языка. Делает шаг вперед и, взяв меня за руку, тянет на себя.

Когда мы оказываемся еще ближе, притяжение рушит сомнения. Его ладони теплые, больше, надежные. Я обнимаю его за шею, привстаю на цыпочки. Данил наклоняется и касается моих губ своими. Неспешно, словно пробуя. Обнимает двумя руками. Они вновь в замке на моей спине. И это приятно.

Я дрожу, а он в себя вжимает. С нежностью и словно с... благодарностью? Это приятно! Сердце заходится, мозг отключается.

— Данил! Эй! — кричит кто-то за спиной.

Я слышу свист, крики.

Даня разрывает поцелуй, мы поворачиваем головы и видим троих парней. Узнаю только одного — Пашку, который выглядит шокированным, словно Даня ему изменяет со мной. Бледным. Данил переводит глаза на меня. Замок из его рук всё еще на моей спине.

— Они нас сдадут? — спрашиваю я заговорщически.

— Не-а, — отвечает Даня. Целует меня в лоб. — Поехали покатаемся? — С этими словами он заглядывает в мои глаза, а еще улыбается.

И в костюме этом выглядит просто невероятно!

— Нам всё еще нужно поговорить, — нахожу я причину. — Да, поедем. Мы ненадолго.

— Конечно.

Даня кивает, берет меня за руку и ведет в сторону парковки. Прижимает телефон к уху.

— Паш, мне отъехать надо. Вы веселитесь, я буду чуть позже. Посмотри, чтобы всем хватило бухла и мяса, окей?

Он убирает сотовый в карман. Мы забираемся в машину.

— Всё в порядке? — уточняет Данил, словно почувствовав мое напряжение.

— Да. Просто не ожидала увидеть тебя в костюме. Обычно ты весь грязный, потный и вообще фу.

Он смеется.

— Я раньше в Москве работал. А здесь, на хуторе, занимаюсь не только физическим трудом. Иногда нужно прилично выглядеть. Обстоятельства требуют.

— О, круто. А зачем приехал сюда из столицы?

— К корням потянуло.

Машина отъезжает от санатория и выруливает на трассу.

— Рановато что-то, — говорю я, — потянуло тебя к земле. Молодежь обычно свалить отсюда мечтает.

— Наверное, это чувство может возникнуть в любом возрасте. А у меня причина была.

— Расскажешь?

— В аварию попал.

— Тяжелую?

— Очнулся другим человеком.

— Ого.

Подсолнухи мелькают за окном, Даня берет меня за руку. Снова приятное тепло разливается по телу. Ради него, этого самого тепла, я и ехала, если уж быть совсем честной. А не чтобы предупредить о надвигающейся на хутор катастрофе. Какое мне дело до благополучия Мироновых?

Глава 20

— Куда мы едем? — спрашиваю я.

Не едем, а летим. По трассе! Скорость приличная, ощущение полета заставляет улыбаться. Не хочу домой, не хочу в теплицы на работу. Я зажмуриваюсь и загадываю желание ехать вот так с ним как можно дольше.

— Просто катаемся. Хочу тебе одно место показать. Там красиво. И местных нет.

— О, ладно. Но если это пустырь, имей в виду: моя сестра знает, куда, с кем и во сколько я ушла. И молчать она не будет.

— А отчим мент, я помню. Имел с ним знакомство не так давно, суровый тип. — Данил хмурится и добавляет загадочно: — Хорошо, что ты не пришла в тот раз на встречу.

Его избили тогда, следы драки до сих пор не зажили.

— Я и не собиралась, — фыркаю. — И сегодня не хотела, особенно после того, что было. — Прикусываю губу.

— Было очень хорошо. Я думал о тебе. А ты обо мне? — говорит он спокойно, никак не реагируя на мои попытки укусить его.

— Некогда особо было. — Я стреляю глазами вниз, потом возвращаюсь к дороге. Сомнения душат. Это не мое дело. Господи, решения, принятые сердцем, однажды меня погубят! — Я хотела тебе кое-что рассказать. Я... — мешкаю. — Подслушала утром один разговор. Не спрашивай чей. Просто не спрашивай, всё равно не скажу. Да и... вообще это не мое дело.

— Говори, не бойся, — подбадривает Данил. — Я пойму и поддержу, что бы там ни было.

Серьезный, опять хмурится. Я настраиваюсь и выпаливаю на одном дыхании:

— В воскресенье поджоги планируются на хуторе. Полицию и пожарных отправят в соседнюю станицу на объект. Так что... Опасно на хуторе будет, и помощь придет не скоро.

— Пожары? — Его руки крепче сжимают руль, и сам он напрягается.

— Мироновские всех бесят! Законы нарушают, воруют, землю отбирают. Их проучить решили по-крупному. Может, и заслуженно. Но я... — Трудно такое из себя выдавить, но раз уж начала: — За тебя переживаю. Ты мне не безразличен. Не хочу, чтобы ты, дурак, пострадал за семью эту. Сгорел там или еще что-нибудь. — Отворачиваюсь к окну.