Хочу с тобой

— Так быстро?

— Все удивлены. Будто заранее их позвали. — Лариса переходит на шепот: — Там скандал такой! Мои на кухне обсуждают весь день, но я по обрывкам разговора поняла, что новый Кулак — крутой дядька.

— Ужас. Так а кто поджигал, выяснили? — спрашиваю я.

— Пока нет. Но короче, — Лариса входит во вкус. — Мой отец же в суде работает. По секрету говорю, только никому. Он рассказывал, что Шубины недооценили наследника Кулака. Думали, он лошара столичный. Как Родион, только еще хуже. А ни фига. Там смысл вот в чём. Кулак восемь лет назад доли выкупал у старика Шубина. А тот возьми да умри в день сделки. И вот теперь непонятно, умер он до того, как бумаги подписал, или после.

— В каком смысле до... — тяну я. — Э-э-э. Земля может быть не кулацкая? Так а подпись Шубина?

— Суд будет решать, не поддельная ли подпись. Если поддельная, то Шубины себе всё заберут просто так. Но это долго и волокитно, а у нового Кулака связи есть. В общем, там ужас что творится, перегрызутся они за эту землю насмерть! Мама так плакала, когда Артём утром уходил, не хотела отпускать. А он типа «надо, и всё».

— Боже. — Варя закрывает руками лицо. — Как Семён и говорил. Война.

— Сторону приходится принимать чью-то. Как бы потом не прилетело за выбор. Страшно, — шепчет Лариса. — Артёма молодой Кулак очаровал чем-то, брат приехал под большим впечатлением. Говорит, надо помочь мужику.

Я чувствую, как у меня холодок по коже прокатывается. Мы с Варей переглядываемся.

— Надо домой тогда идти, — говорит она. — Жаль, что свадьба сорвалась. Получается, и регистрации даже не было?

— Ничего не было. Церемонию до последнего не отменяли, гости на местах, из ЗАГСа наша Матвеева приехала. А молодой Кулак в это время, оказывается, с пацанами в полях засаду устроил. — Лариса вздыхает: — Бедная невеста. Представляю, каково ей было. Столько готовиться, и зря.

— Я бы не расстроилась, — отвечаю. — Это ведь для дела нужно. Больше бы переживала, чтобы с женихом ничего не случилось.

— Добрая ты душа, — смеется Лариса. — А мне платье жалко. И макияж. И прическу.

— Действительно, у нашей блогерши есть сторис до десяти утра, — произносит Варя, уткнувшись в мобильный. — Она показывает, как собирается, красится. А потом всё. Тишина. Я утром глянула, что подготовка к свадьбе идет, а потом перестала следить.

— А когда теперь свадьба-то? — уточняю я. — Завтра?

— Завтра рабочий день. Но вообще, Артём сказал, что сегодня столы накроют для желающих. Продукты-то закуплены. Но я решила не ехать. Мало ли что там еще случится.

— Правильно. Мы тоже не поедем. Варе беременной там точно делать нечего, — решительно соглашаюсь я.

Через час мы с сестрой идем домой. Медленно идем, обсуждая ситуацию. Я нервничаю, конечно. Неспокойно мне. Если бы не сказала Колхознику о подслушанном разговоре отчима, неизвестно, чем бы закончился этот день и какие были бы жертвы.

Всё понимаю, деньги большие, земля... но ведь нужно всегда оставаться людьми. Разве нет?

Машина отчима припаркована у ворот.

— Странно, — говорит Варя. — Он ведь только завтра должен был приехать.

В этот момент интуиция вопить начинает.

Почему мама нас так легко отпустила в гости, да еще и таких красивых? Она ведь не могла вычислить тайник? Или могла?

Внутри вдруг тревога рождается, я срываюсь с места и бегу к дому. Врываюсь в ограду. Одного взгляда на распахнутую калитку кладовки хватает, чтобы понять всё. Слёзы из глаз брызгают.

— Марина! Марина! — кричит вслед Варя, догоняя. — Постой!

Я забегаю в кладовку и вижу, что коробка отодвинута. Даже проверять смысла нет. Узнали о тайнике и забрали всё. Как и в прошлый раз, до копеечки!

Дурно. Я за лавку хватаюсь, чтобы не рухнуть на землю. Пульс частит, перед глазами плывет. И такая безнадега охватывает, смешанная со жгучей ненавистью к этому месту, отчиму и матери, что я сдержать в себе это не могу.

Дышу часто.

А потом выхожу на улицу. Мама на крыльце, следом из дома отчим высовывается. Уже выпивший, видно по лицу. Злой как чёрт.

— Вот они, явились! — вскидывает руки мать. — Марина, Варвара, разговор есть. Мы ведь обсуждали эту тему и не один раз. Что опять за тайны?

Сестра что-то отвечает спокойно, ее выдержке можно позавидовать. У меня же гул в ушах стоит и сердцебиение бешеное. Безнадега на плечи наваливается! Я чувствую себя старой и вмиг обессиленной. Словно соки все выкачали. Руки опускаются и беспомощно вдоль тела болтаются. Справиться с собой не могу. Жизнь кончилась, всё было зря.

— Как только умудряются деньги проносить! Не шмонать же? — психует отчим. — Видимо, придется.

Я плачу.

— Крыска у нас в семье завелась, — продолжает Ментовский, присвистнув. — Наглая мелкая морда. Кормишь ее, одеваешь, а она из семьи тащит. Двадцать тысяч сп***ила. Ну ничего, эти деньги в бюджет пойдут. Знаю, на что их потрачу.

Обида и боль достигают максимума. Хуже просто не бывает! Несправедливость такой силы, что выдержать ее просто невозможно.

— Это мои деньги, я их сама заработала. Верните их! — кричу я, как маленькая капризная девочка.

— А то что? В полицию позвонишь? — усмехается отчим.

Его ухмылочка рождает злость, которая вскрывает резервы.

— Может, и позвоню, — рявкаю я, прищурившись. — Сегодня на хуторе много краснодарских ментов. А знаешь, откуда они узнали о поджогах? Я подслушала твой разговор и предупредила хуторских! Они. Были. Готовы. И я буду молиться в твоем любимом храме, чтобы тебя поимело всё твое начальство по возрастающей! Пусть Боженька меня услышит!

Выпаливаю это на одном дыхании и тут же жалею. Мать вскрикивает. Варя закрывает рот ладонью. Глаза Ментовского наливаются кровью. Он идет ко мне и размахивается.

Глава 27

Я не собираюсь стоять и ждать, пока меня выпорют. От страха, правда, едва соображаю, что делаю. По инерции двигаюсь: назад отпрыгиваю и чуть не падаю, запнувшись.

Мама и Варя подбегают ко мне и заслоняют собой.

— Сёма, Сёмочка, не бей ее, дурочку! — кричит мама. — Маленькая еще! Сёма, родной, она врет! Она пошутила!

Они ругаться начинают, а у меня руки дрожат. Страх липкими каплями вдоль позвоночника катится.

Он хочет меня побить. Физически. Еще немного, и он меня ударит!