Хочу тебя любить

– Нет… Нет… Ненавижу тебя!

Вот теперь бьет. Даже лупит ладонями, но я не то что боли не ощущаю. Не осознаю, куда прилетает. Единственной здравой мыслью стучит: не навреди. Поэтому не скручиваю ее, как мог бы сделать раньше. Пока я осторожничаю, Варя, извернувшись, дергает дверь. Та, естественно, не поддается. Но Центурион не сдается. Шустро юркнув между сиденьями, перебирается назад. Заторможенно выдыхая, слышу, как она тарабанит там по двери. И… бросаюсь следом. Массивное тело в тот момент, словно гуттаперчевое, принимает нужную форму и изгибы. Быстро просачиваюсь, буквально врываюсь. Когда зацепляю рукой Варю поперек талии и валю на сиденье, она визжит так громко, что я глохну. Порываюсь зажать ей рот ладонью, но она вдруг резко замолкает.

Какое-то время темноту рубит лишь наше сорванное хриплое дыхание.

– Я бросила пить таблетки… – сообщает таким тоном, будто это должно меня остановить.

– Я вытащу, – обещаю без промедления.

– Бойка… – сердито выдыхает.

Собирается еще что-то придумать. Я же падаю полностью. Забираясь ладонями ей под свитер, сдаюсь.

– Я пытаюсь не думать о тебе. Я, блядь, изо всех сил стараюсь. Но… Сука, не получается ни хрена… Варя, родная… Я скучаю… Как зверюга, киса…

Глаза закатываются, потому что она скользит ладонью мне по голове. Гладит, хотя стоило бы хорошенько треснуть.

Дыхание соединяется. Застывает, образуя трескучую тишину. А потом в какой-то момент мы одновременно слетаем с катушек. Быстро срываем одежду с себя и друг с друга. Опыт сказывается – я Варю полностью раздеваю. Ни одной нитки на ней не оставляю. С себя же с ее помощью толстовку срываю – улетает на передние сиденья. Ремень выдергиваю. На джинсах только пуговицы глухо тарабанят. Рывок – вниз по бедрам вместе с трусами.

– Бойка… Бойка…

– Ох, блядь… Ты пахнешь… Охуеть... Моя… – дернувшись выше на сиденье, подминаю Варю под себя.

– Ах… Ш-ш-ш… – трясет ее, едва член ко входу приставляю.

– Что?

– Горячий… – выдыхает горячее.

До дрожи пробивает.

– Ты тоже…

И мокрая.

Готовлюсь к взрыву. Знаю ведь, как ощущается. Но, блядь, едва толкаюсь внутрь нее, стону, хриплю и рычу – все в кучу. Раскатывает так, что чуть на этом толчке и не кончаю. Все тело – туда-сюда – пронизывают огненные спазмы. Носятся, словно молнии. Мозг и прочее содержимое из головы выталкивает бесконечный надрывный гул. Сердце размножается. Выпускает тысячу клонов. Все они разлетаются – часть по напряженному телу, часть и вовсе наружу, натягивая от меня и до неба искрящие нити. Там наш Уран. Или Нептун. Похрен. Я с одного толчка в полной нирване. Запретной, дикой и острой. И тут тоже в этот момент похрен.

– Двигайся, Кир…

Набираю полные легкие воздуха и бросаюсь в пучину. В небо с разбега. Облака под ногами.

– Целуй…

Я, блядь, и без того едва тяну. Но, целую, конечно. Умышленно запись включаю. Каждую секунду запомнить хочу. Каждую сотую долю… Как же я тосковал!

– Скучал… – именно это вслух и выдаю. – Скучал…

– И я… Я… Скучала… Я наврала… Ох…

– Что?

– Пью таблетки… Кончай…

– Блядь… Моя…

Кажется, что тверже и больше я никогда не был. Даже в наш самый первый раз. Хотя, верняк, эмоции стирают старую информацию. Не вмещаюсь в ней, но от этой тесноты так охуенно, каждый толчок выбивает искры из глаз.

И Варя течет все сильнее. Вхожу в нее с влажными зычными хлопками. Вдыхаю этот запах. Целую то шею, то плечи, то губы. Несдержанно. Голодно. Моментами жестко. Она дрожит. Она, блядь, вся мелко-мелко, непрерывно подо мной трясется. И стонет так, что колотит уже меня. Резонируем с обеих сторон. И взрываемся. Разбивая воздух сначала криками, потом рваными стонами, а несколько секунд спустя глухой тишиной. Потому что глохнем. Уверен, что оба. Говорят, что есть физиологические процессы, во время которых человеческое сердце прекращает работу. Это семяизвержение на затяжное мгновение останавливает внутри меня все. Физически ощущаю новый запуск и только после этого падаю на Варю, будто срубленное дерево. Медленно вдыхаю и шумно выдыхаю. Машинально трогаю губами ее плечо, шею... Смещаюсь к лицу.

– Тихо, – сиплю без надобности, ведь она и так молчит. – Тихо, родная… – прижимаюсь к губам.

– Почему ты на этой машине приехал?

Меньше всего ожидаю подобный вопрос.

– Потому что своей у меня нет. Ни хрена у меня больше нет!

– У тебя есть я, ты, придурок! – все еще голая, все еще задыхается, но кричит. Пробивает с размаху. – У тебя есть я!

– Варя… – натуральным образом реву.

– А ты у меня? – перебивает дрожащим голосом. – Как ты мог оставить меня? Придурок, идиот, козел… – задыхается. Приближаясь, невесомо выдыхаю ей в рот собственный кислород. Забирает. И без паузы продолжает: – Я без отца привыкла. Даже без мамы справлялась… А без тебя не могу, Бойка! Без тебя – сирота. Пон-нимаеш-шь? Ты это понимаешь?

Как тут не понять, когда ее слова резким ударом клинка входят в грудь. Сердце на части раскидывает. Где теперь эти гребаные клоны? Как мне, мать вашу, жить?

Глава 49

Перестать тебя любить – все равно что попытаться развернуть планету и заставить ее крутиться в другую сторону.

­– Родная… – все, что я способен выдохнуть, когда Варя обнимает и тянет к себе. Подставляюсь, чтобы гладила, как раньше, затылок и шею. Бешеный колотун разбивает тело. Не могу понять – отходняк ловлю или новый приход. Просто дико трясет. – Родная…

– Я люблю тебя, Кирилл… – вырывается у нее уверенно и, определенно, умышленно. Резко вдыхаю перезаряженный воздух. Как комета, по тому самому небу рассекаю – сгорая на ходу. Уже не на кайфе, а из-за всего, что сказала. И продолжает ведь говорить. – Я люблю тебя, Кирилл, – шепчет на повторе. Я тебя люблю, – акцентирует тверже и яростнее, словно всего предыдущего недостаточно, чтобы полностью вспороть мне грудь. – А ты? Скажи, Кир… Я же чувствую, что и ты тоже…

Дрожит, но не прекращает обнимать. Целует везде, куда придется. Прилетает и в шею, и в ухо, и в щеку, и в подбородок… Я сам летаю. Знаю, что падать будет еще больнее, но остановить все это не могу.

Натужно перевожу дыхание и поднимаю голову, чтобы найти ее глаза. Совсем слабо, но вижу. Набираю полные легкие воздуха, чтобы выдать то, что держать попросту не в силах.

– Пытался не любить. Поставить на паузу. Включить заморозку. Тормознуть хоть как-то… Не получается, Центурион. Перестать тебя любить – все равно что попытаться развернуть планету и заставить ее крутиться в другую сторону. Нереально, блядь, что бы меня, на хрен, ни держало, – выдыхаю поверженно. – Ты – центр, Центурион. Вокруг тебя вращаюсь, как с собой ни воюю.

– Зачем же воюешь, Кир? Почему не за нас? Ты просил не плакать, я не плакала! Я держалась. Держусь! Но… – снова целует. Просто прижимается губами к подбородку, а у меня срывает крышу. – Ты должен рассказать мне, что происходит… Из-за чего все? Что ты делаешь? Ты… Ты… Из-за того, что без машины, без квартиры… Думаешь, мне все это нужно? Думаешь? Я с тобой где угодно готова… Мне нужен только ты! Без тачки, без хаты, без шмоток! Ну, это же просто смешно! – а сама срывается едва не на плач. – Кир… Бойка мой…