Хочу тебя в мужья

– Можешь запускать блог.

– Дэн, ты уверен?

– Абсолютно! Я не собираюсь возвращать деньги, которые не брал. Пусть пошевелятся и найдут мошенников.

– Погоди, а другого способа нет? Знаешь, стрим часто приводит к необратимым последствиям.

– Например?

– Народ может пойти окна банку бить или устроит пикет возле него. Мы в кутузку загремим как подстрекатели.

– Ты боишься?

– Нет…

Но в голосе Гошки звучит сомнение. Я его понимаю. Одно дело стримить по пустякам, и совсем другое нападать на власть, связанную с огромными деньгами.

– Я просто не представляю, что ещё могу придумать.

– А внешностью не хочешь козырнуть? Ты же у нас красавчик.

– В смысле?

– В прямом. На тебя все девки вешаются, а директриса, я тут пошарил по инету, – баба одинокая, вдруг тоже клюнет. Подмигни ей, сделай комплемент, глядишь – и растечется, как мёд, липкой лужицей.

Предложение, конечно, было так себе, но и подставлять Гошку не хотелось. Да и бабуля не переживет ещё один удар, если окажусь в тюрьме. А то, что во второй привод в полицию штрафом не отделаюсь, я не сомневался.

– Уговорил, подумаю.

– Лады, бро, – я слышу, как облегченно выдыхает друг. – А я ещё в прошлом семейки покопаюсь, может, найду за что зацепиться. Подходи, если не передумаешь, на интервью.

– Я светиться не хочу.

– Не ссы, бро! Лицо спрячу. Просто расскажешь свою историю. Главное, вызвать резонанс. Этот банк и его директриса у нас ещё попляшут! Мгновенно доверие народа потеряют. Пусть не смертельный шторм, но локальную бурю мы им организуем.

«Ага, бурю в стакане,» – хочется ответить мне, но молчу. Я благодарен Гошке за помощь. Мы с ним дружим с первого класса, и ни разу не было случая, чтобы он меня подвёл.

Но голос приятеля звучит так преувеличенно бодро, что настроение падает, начинаю сомневаться в затеянном.

Резкий гудок бьет по ушам, и я подпрыгиваю. Черт! Смотрю на часы: как раз время посещения в больнице. Сажусь в маршрутку, пробираюсь к окну и закрываю очками глаза, чтобы не слишком привлекать внимание девчонок. Сколько раз ловил их за рассматриванием моей персоны. У некоторых слишком активных особ даже удалял фото из телефона.

Я всей своей жизнью обязан бабуле. Она воспитывала меня одна. Родителей даже не помню, только улыбающиеся лица на старом снимке, которые не вызывают в душе никакого отклика. Они отправились в отпуск одни, оставив меня, четырехлетнего пацана, с бабушкой. Туристический автобус, в котором они спускались с гор, потерял управление и свалился в пропасть.

Для меня это просто история, но бабуля переживала смерть сына и невестки очень тяжело.

– Осиротели мы с тобой, Динь-Динь, – плакала она и исступлённо меня целовала. – Боже, как сложно выжить в этом мире!

Ничего, мы выжили, и даже прочно встали на ноги. Неунывающая бабуля успевала заниматься моим воспитанием и образованием, работала в трёх местах, а когда получила пенсию, обучилась копирайтингу и перешла на фриланс.

Я рос, совершенно не чувствуя недостатка любви и заботы, и даже выучился на архитектора, чего всегда хотел. Обожаю городские улицы. С детства рисовал картинки, как буду перестраивать и украшать площади и проспекты. А проектировать роскошные отели – мечта моей жизни, сколько себя ни помню. Вот только работа в заводском конструкторском бюро не даёт развернуться фантазии.

Наследства у меня нет. Молодые родители не успели обзавестись хозяйством. Мы с бабулей живем в хрущевской двушке на окраине Москвы, я даже жениться не могу: некуда привести невесту. Потому не завожу долгих отношений, знаю, что пока ничего не могу дать возлюбленной.

А тут ещё и долг свалился на голову с неба. Вот и озверел от злосчастной судьбы. Встряхиваюсь: не время нюни распускать. Сначала навещу бабулю, а дальше… буду думать, как выживать в банковском серпентарии…

В лифте стационара делаю счастливое лицо. Захожу в палату с цветами и улыбкой во весь рот, счастливый, как начищенный пятак. Никто не скажет, что я только что побывал в полиции.

Реакция соседок предсказуема: они дружно охают, завидев меня.

– Ох, Ирина Васильевна! До чего же у тебя внук красивый! – говорит одна, пухлая брюнетка с кудряшками на голове.

– Парень, тебе бы моделью стать, – вторит ей другая, женщина лет сорока. – Вмиг все бабушкины проблемы решил бы.

Совет, возможно, хороший, вот только я в этот бизнес не стремлюсь. Выставлять себя на показ всему миру не хочу, что-то внутри сопротивляется такому повороту судьбы. Боюсь софитов, камер и людских глаз. Чувствую себя неуверенно и скованно, потею, бекаю и мекаю, словно баран, отвечая на вопросы.

– Так, девоньки! – закрывает рты соседкам бабуля. – Не сглазьте мне парня! Ишь чего захотели! Скромность украшает мужчину.

– Э-э-э, – сомневается дама с кудряшками. – Скромность украшает девушку, а мужчину – шрамы. Разве не так?

– А какая разница? Хотите сказать, что мой Динь-Динь не мужик?

Так, пора этих горячих штучек остудить, иначе решат ещё, что я гей. И такое в моей жизни бывало.

– Как ты? – подхожу к бабуле и целую ее в морщинистую щеку.

– Сегодня уже лучше. Видишь?

Бабушка поднимает левую руку и даже шевелит пальцами. Я смотрю на родное лицо. Оно уже выровнялось, перекос мышц пропал, рот вернулся на своё место, да и речь стала внятной. От облегчения тепло разливается в груди, и щекотно становится глазам. Тру их ладонью, нельзя показывать свою слабость.

– Я тебе кашу принёс. Вкусную!

– Неужели сам сварил? – охают соседки и вытягивают шеи, пытаясь разглядеть, что у меня в сумке.

– Обязательно! – смеюсь и подмигиваю им. – Хотите попробовать? Каша с морепродуктами.

– Ух ты! Какая ты счастливая, Васильевна!

– А то!

Женщины оживляются, бабуля украдкой вытирает слёзы. Я распаковываю сумку. Выкладываю на стол термос, одноразовые тарелки, ароматные булочки с кунжутом, овощные салатики. Все это я купил в соседнем ресторане, но об этом предпочитаю промолчать.

Я с детства запомнил бабушкины слова. Она говорила, что все родители хотят гордиться своими детьми. Самое страшное для них – разочароваться в отпрысках. Вот я и стараюсь сделать приятное любимому человеку, дать ему шанс прожить оставшиеся годы с высоко поднятой головой.

После еды мою в туалете, который присоединён к палате, посуду, а в голове крутится вопрос: что делать дальше? В полиции завели дело о мошенничестве, но надежды на то, что преступников быстро найдут, никакой нет. Упрямая банкирша стоит на своём, хоть тресни. При ее миллионах могла бы снизойти до благотворительности.

– Дэн, – окликает меня бабуля. – Хватит там возиться. Иди сюда.

В палате она сейчас одна. Соседки прогуливаются в коридоре, я слышу их возбужденные голоса. Наверняка рассказывают медсёстрам, какой вкусной кашей я их угостил.