Хочу в СССР…?
Шрифт:
Инициатором программы расселения страны из повсеместных бараков и коммуналок в относительно благоустроенные отдельные квартиры был Никита Сергеевич Хрущёв, – отсюда и название домов. Возводились они со страшной скоростью. Монтировались сразу комнатами и блоками, которые привозили по 2–3 штуки на одном трейлере. Быстро, дешево и сердито. Зато городское население из деревянных бараков пересели ударными темпами. Буквально за несколько лет управились. Хотя коммуналки, насколько знаю, и до сих пор кое-где успешно существуют.
На смену «хрущёвкам» пришли многоэтажные, но также типовые «черёмушки». Откуда, собственно, и родился сюжет любимого в СССР фильма «Ирония судьбы, или С легким паром». Те три столбика-девятиэтажки, что стоят на бульваре Толбухина, стали чуть ли не первыми в
А пятиэтажные «шедевры архитектуры» начала 60-х стоят и поныне, никуда не делись. Сегодня уже трудно это представить, но люди всё ещё ухитряются как-то в них жить. А куда же им, горемыкам?
«Хрущёвка» – это совмещенный санузел, 5-метровая кухонька, обязательная проходная комната (если комнат вообще более одной), низкие потолки. Их высоты уж не помню, но ещё в 12-летнем возрасте мог допрыгнуть без особого труда. А ведь рослым и прыгучим никогда не был.
Но главная особенность таких домов – своеобразная звукоизоляция. Я бы даже сказал: абсолютная звукопроницаемость стен. Даже не представляю, за счет чего достигался такой уникальный акустический эффект. Когда наши соседи вполголоса ругались между собой (они частенько это делали), то отрешиться от их семейных проблем не удавалось. Понятное дело, что в доме ВСЕ И ПРО ВСЕХ знали. Можно сказать, что принцип коммунального общежития плавно перекочевал из недавнего тяжелого наследия в счастливое настоящее. Что имело как свои плюсы (нескучно жилось), так и минусы (никакой приватности).
Мой папа был ученым-химиком и много работал дома. По этому поводу семья выделила ему отдельный кабинет. Поскольку посторонние шумы отвлекали сильно, то он придумал способ борьбы с ними: негромко включал на проигрывателе пластинку с любимой классикой. Вот под этот умиротворяющий фон и трудился. Когда пластинка заканчивалась, переворачивал или ставил другую. Всю свою докторскую диссертацию так под музыку и написал.
Ещё о музыке. У нас были три пианино. В смысле, у соседей. Одно – сверху, одно – снизу, одно – сбоку. И там жили девочки, по стечению обстоятельств погодки, к тому же посещавшие одну музыкальную школу. Есть у Людвига Ваныча Бетховена нежная лирическая пьеса «К Элизе». Так вот, я за три года её наслушался столько, что ещё долго вздрагивал, заслышав первые аккорды. Теперь вот подлый домофон исполняет мне того самого Бетховена. Видать – судьба такая. Что называется, «с песней по жизни».
Мы жили в третьем подъезде на третьем этаже. Однажды соседи (волею звукоизоляции там все были соседями), проживавшие на первом этаже в четвертом подъезде, отмечали юбилей хозяйки квартиры. Праздник удался на славу: весь дом ходил ходуном. Уже ночью мама решила, что пора соседское веселье призвать к порядку. Надела шубу прямо поверх «ночнушки» и выдвинулась в путь, исполненная решимости и праведного гнева.
Примерно через час папа обнаружил, что жены дома нет. Оделся более представительным образом и отправился на поиски. Нужную квартиру легко установил по шуму. Хозяева ему очень обрадовались и тут же пригласили в гости. – «У нас, у нас! Весь город – у нас!». Отцу пришлось зайти. Гулянка шла полным ходом. А за праздничным столом на почётном месте восседала мама. Прямо в шубе! Снять-то её она не могла.
У Григория Белых, который с Леонидом Пантелеевым написал «Республику ШКИД», была ещё одна прекрасная книжка. Называлась «Дом веселых нищих». Такое чувство, что он срисовал её с нашей «хрущёвки». Есть и другая аналогия: фильм «Покровские ворота». Тоже очень похоже.
Когда дом заселялся, так получилось, что жильцы подобрались примерно одного возраста, хотя разного статуса (вот уж что не мешало общению) и рода занятий. Почти все были при детях тоже близкого возраста. Где-то плюс-минус пять лет. Представляете, какая собиралась ватага для дворовых развлечений! А если учесть, что соседние дома были точно такими же, как наш… Я, во всяком случае, дома проводил времени ровно
столько, сколько требовалось, чтобы покушать и быстренько сделать уроки. И – бегом на улицу, к друзьям. А уж там было полно дел.Как-то пошли с ребятами в каштанах бульвара Толбухина ловить майских жуков. Мы их почему-то называли июньскими. Наверное, потому что они были раза в два меньше майских. Трясли каштан и потом сбивали жуков на лету. Такая типа охота. Взяли с собой картонную коробку из-под обуви, куда этих жуков зачем-то складывали. Зачем – не понятно. Дальнейших планов, что с ними делать, не было. Но никакого садизма вроде аутодафе устраивать точно не собирались. Наловили в совокупности, наверное, с полтыщи. Решить судьбу жуков отложили на завтра. Два брата, что жили в соседнем подъезде, согласились приютить добычу и коробку забрали домой. А ночью случилось страшное: коробка «дала течь» и подлые жуки расползлись по всей квартире. Они же не только ползать, они ещё и летать умели! То-то родители были счастливы. Про финал истории братья особо не распространялись, а мы их деликатно не расспрашивали.
Само собой, дом изобиловал колоритнейшими личностями. Скорее, других там и не было. Во втором подъезде на пятом этаже проживал многодетный инвалид-сапожник со своей семьей: помимо него и жены – ещё два сына и четыре дочери. Был ли он сапожником на самом деле, не знаю. Но что пил и матерился в полном соответствии с ремеслом, так это точно. Ходил на костылях, трезвым я его не видел, кажется, ни разу. Молчащим – тоже.
Свой персональный балкон использовал, как Ленин – броневик. Выходил на него по вечерам и произносил зажигательные речи. Точнее, орал их матом на всю округу. Темы рождал спонтанно по принципу «что вижу – то пою». Проехала машина – досталось машине. Притормозил послушать свежий зритель – на и тебе, получи. Власть ругал редко (пьяный, а соображал!), но на долю соседей выпадало прилично. Особенно деду-садоводу с первого этажа. Этот «куркуль» (новое для меня слово), видите ли, устроил под окнами палисадник с цветами! Так что теперь и плюнуть с балкона вниз стало противно.
Прохожие частенько задерживались послушать. Но скоро шли по своим делам: сапожник не отличался смысловым многообразием. Изредка заходил участковый для ведения плановых бесед профилактического характера. Толку от них не было никакого. Разве что фактом своего появления милиционер провоцировал свежую тему для вечернего оглашения с «трибуны».
Нашими соседями по лестничной площадке были дядя Гриша и дядя Володя. Оба любители выпить, но алкоголь почему-то оказывал на них диаметрально противоположное воздействие. Обыкновенно мрачный и неразговорчивый дядя Володя становился общительным и душевным. По пути домой охотно общался со встречными, трепал по головкам детишек. А добродушный и спокойный дядя Гриша, «приняв на грудь», становился злым и агрессивным.
Пьяный дядя Гриша очень не любил дядю Володю. О чем регулярно и сообщал ему, используя в качестве мегафона сквозную на две квартиры электрическую розетку. То есть, кричал про соседа всё, что наболело, приложив губы прямо к ней. Однажды для пущего усиления звукового эффекта надумал открутить с розетки пластмассовую крышечку и, ясное дело, получил током по губам. Контузило прилично, несколько дней был тих и печален. Ходил с ожогом на губе. Зато его мстительная жена злорадно говорила маме: «Есть-таки Бог на небесах!».
Председателем нашего «домкома» (или как-то по-другому?) был отставной полковник из второго подъезда. Мама утверждала, что он, скорее всего, из военных кавалеристов. Что не исключено, если судить по кривизне ног и походке. Но человек энергичный и ответственный. Периодически выгонял жильцов на облагораживание домовой территории. Все дружно сажали деревья и кусты, ухаживали за клумбами у подъездов. Примечательно, что практически никто не сачковал. И поныне, когда случается бывать в тех краях, восхищаюсь, как аккуратно, аллеями и «по ранжиру» растут посаженные нашими родителями деревья. А вот около других домов – абы как растут, то есть совершенно бессистемно. Прямо английские сады какие-то.