Хочу замуж!

— Серёжа, пожалуйста, перестань! У меня кружится голова!

Я кокетливо засмеялась, немного запрокинув назад голову (мои уроки кокетства перед зеркалом всё же не прошли даром!).

Мой старый однокашник с довольной улыбкой на лице опустил меня на землю. Приглаживая немного растрепавшиеся волосы и оправляя на себе платье, я незаметно бросила быстрый взгляд по сторонам.

Может, мне показалось, но в глазах Васи промелькнуло на мгновение что-то вроде ревности, он даже чуть покраснел. А Юрий Петрович хмурил брови и, по-видимому, сам того не замечая, нервно барабанил пальцами по колену своей спутницы

6

— Ась, ты чего меня не узнала? Я, что, так сильно изменился?

— Ну, конечно, Серёжа! Вон, как вымахал, настоящий Илья Муромец!

— Так ведь и я тебя не сразу признал. Всё-таки лет десять, а то и больше не виделись. А кроме того, Ась, ты тоже очень изменилась. Такая красавица стала, просто глаз не оторвать!

— Ты всерьёз это говоришь? Да ну, Серёж, перестань!

— Ещё как всерьёз, Ася! Сам не знаю почему, но будучи в армии, я часто о тебе вспоминал. Недавно вернулся на гражданку, а вчера встретился с нашими пацанами. Пытался у них что-нибудь узнать о тебе, да только тебя никто не видел. А сегодня — такая встреча! Ась, можно я тебя в щёчку поцелую? Ну, пожалуйста, один раз, на радостях?

Не успела я что-либо сказать в ответ, как Васильев сграбастал меня в своих объятиях и звонко чмокнул в щёчку. Воспользовавшись нашей невольной близостью, я принюхалась к Серёжке: трезвый, аки огурчик. Вывод напрашивался только один: я действительно изменилась в лучшую сторону, коли моя первая (и, если вы помните, безответная) любовь вдруг проникся ко мне нежными чувствами.

Я вовсе не утверждаю, что прям влюбился, но по глазам Васильева было видно, что я ему нравлюсь. И вдруг, присмотревшись повнимательнее к своему старому товарищу, я поняла, почему не сразу узнала его.

— Серёжа, а что с твоим носом случилось? Неужто ты стал жертвой армейской дедовщины?

Некогда красивый точёный васильевский нос, из-за которого-то, собственно, я в своё время и влюбилась в Серёжку, теперь стал таким приплюснутым, как будто по нему проехались танком. От моей, каюсь, ужасной бестактности, бравый десантник пришёл в замешательство и даже покраснел.

Я тоже покраснела и мысленно обругала себя за то, что этим дурацким вопросом поставила в неловкое положение своего спасителя. Ведь моя первая школьная любовь, сам того не ведая, своим отношением ко мне и искренней радостью от нашей случайной встречи, избавил меня от несмываемого позора перед супругами Козел и утёр, извиняюсь, нос моей второй любви Филимонову.

А у меня-то, между прочим, при виде моего бывшего поклонника и его жены, которые, как и все наши одногруппники, были прекрасно осведомлены о наших отношениях с Филимоновым, мелькнула ужасная мысль, что теперь мне не остаётся ничего другого, как прийти домой, напиться разных таблеток и заснуть вечным сном. А что обо мне будут говорить после моей смерти — это уже не столь важно. Так я думала каких-нибудь четверть часа назад. Однако сейчас мне уже хотелось жить, и даже очень!

— Нет, что ты, Ась, какая дедовщина? Думаешь, я за себя постоять не смогу? — Васильев подтянул живот и расправил плечи. — Нос я сломал ещё, когда в училище учился. Так, глупая драка между пацанами.

Ну, что я вам говорила? Мальчишкам от красивого носа никакого прока! Всё равно они этот нос рано или поздно разобьют, либо им помогут изменить его форму. У настоящих пацанов так всегда бывает.

Это только хилые интеллигенты (я бросила пренебрежительный взгляд в сторону Филимонова, который пытался взять себя в руки, и теперь усиленно делал вид, будто занят разговором со своей спутницей) способны сохранить свой нос в неизменном виде. Ведь они никогда не суют этот нос туда, куда их не просят. Вслух я нарочито-оживлённым тоном произнесла:

— Серёжа, ты неправильно меня понял! Все знают, что настоящих мужчин шрамы только украшают. С тобой я без всяких колебаний пошла бы в разведку! Ты — не обманешь, не подведёшь.

Васильев выпятил грудь колесом и довольно улыбнулся. Зато у Филимонова нервно задёргались губы, а его щеголеватая бородка, прежде придававшая ему в моих глазах такой неотразимый шарм, вдруг стала торчком и теперь напоминала собой бородку, ну сами догадываетесь, наверное, какого животного. Подозвав дочку, Филимонов спешно засобирался уходить, за что на моих глазах получил нагоняй от своей жены, по-видимому, недовольной их скорым и неожиданным уходом.

Вася Козел пришёл в себя и также со своим семейством двинулся в дорогу. Возможно, чувствуя неприязнь к Филимонову, который на своих лекциях в подчёркнуто-артистической манере нередко обращался к Васе с вопросом: «Ваше мнение, господин Козёл, пардон, Козел?», чем очень смешил девчонок из нашей группы (парни никогда при этом не смеялись), сейчас был вполне удовлетворён тем, что профессор-задавака оказался в глупом положении.

Кивнув на прощанье головой, Вася весело мне подмигнул. Желая поддразнить Лилю, я подмигнула в ответ. На мой взгляд, с моим бывшим поклонником и его женой мы расстались почти дружески. Мудрая Лиля Козел мне даже улыбнулась.

Свидетели, а также виновник моего несостоявшегося позора ушли, и мне стало скучно. Серёжка Васильев, не подозревавший о своём участии в без пяти минут драме, продолжал радоваться нашей нечаянной встрече.

Мы присели на скамейку, на которой ещё недавно сидели супруги Филимоновы, и я попыталась продолжить наше общение.

С моей первой любовью мы не виделись одиннадцать лет. Раньше общались, как и все дети: играли на переменах или после уроков; бывало, мутузили друг друга; иногда Васильев списывал у меня домашнее задание; на каникулах брали абонемент и вместе бегали в кино (Хорошо помню, билет на один детский фильм стоил 10 копеек. Вот было время!). Так продолжалось до тех пор, пока в четвёртом классе неожиданно для себя я не влюбилась в Серёжку. Однако он моих чувств не только не оценил, но ещё с другими мальчишками меня дразнил. Потом я перевелась в другую школу, и больше наши дороги с Васильевым не пересекались.

Казалось бы, мы так давно не виделись, что теперь разговорам на разные темы конца и краю не будет. Но разговор почему-то не клеился. Я без особого энтузиазма вспоминала нашу первую учительницу — Лидию Алексеевну. Серёжка рассказывал новости о наших бывших одноклассниках, некоторых из них я уже даже не могла вспомнить. Тогда он стал говорить о себе.

Выяснилось, что после окончания восьмого класса Васильев пошёл учиться в профтехучилище на газоэлектросварщика. Однако поработать по специальности он не успел: забрали в армию. Отслужив в воздушно-десантных войсках, вернулся на гражданку и сейчас наслаждался законным отдыхом, как человек, отдавший свой долг Родине. В скором времени вместе с друзьями собирался махнуть на юг, к морю. То ли в шутку, то ли всерьёз позвал меня с собой, но я отказалась.

Мои чувства к Серёжке давно угасли, но самое ужасное: мне совершенно не о чем было с ним говорить. У нас не было ни общих тем, ни интересов. Посидев ещё немного для приличия, я попрощалась с Васильевым.

Он попросил у меня телефончик, но я, игриво улыбнувшись, ему отказала. Пусть думает, будто бы я с ним кокетничаю, ведь сегодня Серёжка спас меня от позора, и я не хотела быть неблагодарной по отношению к своей первой любви.

7

Вернувшись домой, я отключила телефон и почти неделю провела взаперти. Мне не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Всё-таки что ни говори, а к Юрию Петровичу я испытывала сильные искренние чувства. Увы, как оказалось, для него я была всего лишь игрушкой.