Хочу женщину друга

Сгребла посуду, вымыла и расставила в шкафу. Не могу есть в грязной кухне. Протёрла стол и удовлетворённо кивнула. Теперь можно и пообедать.

Есть в одиночестве для меня не ново. После смерти отца я редко делала это в компании. Принесённый из дома салат был безвкусным, или я слишком увлечена прокручиванием в голове вчерашних и предшествующим этому дню событий. Есть у меня отвратительная черта – самоедство.

Почему Эмин вел себя так, будто я легкодоступная девушка? Может, я действительно дала ему повод так думать? Или оцепенение, в которое я впала, он принял за кокетство?

Салат кончился, открыла йогурт и застыла с ложкой во рту. Так он посасывал мою губу? Провела, метал стал теплее. Его поцелуй напоминал безумие, неуправляемую стихию. Он лишал меня кислорода. Матвей меня не так целовал. Его поцелуи нежные, губы не такие пухлые, со вкусом мятной жвачки. Эмин же целовал так, что их покалывало, губы мягкие, но напористые. Поцелуем он не спрашивал разрешения, как делал это Матвей. Он просто брал. И какого черта я сижу и сравниваю их?

На мои плечи легли руки я вздрогнула и отскочила. Готовая убежать, если вдруг нарушителем моего спокойствия окажется Эмин. Табуретка с грохотом упала, едва не попала по ноге Матвея.

– Что с тобой, Марина? – выдохнула. Это всего лишь Матвей. Мой парень. Взъерошила волосы на голове.

– Прости. Ты меня напугал.

– Ты сегодня какая-то другая. Прическа у тебя, эм… – с утра я была погружена в свои мысли и забыла сделать укладку, махнула пару раз массажкой. И все. И мой макияж состоял из блеска для губ, который я съела вместе с йогуртом. Матвей впервые видел меня такую. Обычно я даже за хлебом не хожу в таком виде.

– Прости. Я не успела.

– Ничего страшного, – Матвей помялся на месте, словно ему было неловко продолжить.

– Сегодня мой день рождения, – я забыла! Семь лет подряд помнила и мысленно поздравляли его с этим днём. А сейчас забыла! И виной тому его наглый друг.

– С днём рождения, – хорошо, что подарок давно лежит в моем кабинете. Я потратила почти всю ту сумму, что выделял мне раз месяц трастовый фонд отца, ему на галстук, так подходящий ему к глазам.

– У меня есть подарок.

– Ты же помнишь, крошка, что я хочу получить в подарок? Нашу ночь любви, – Матвей приблизился, обнял за талию. Краснея, кивнула.

– Ты станешь моей. Я буду у тебя первым. И последним, – что-то это заявление не приводило меня, как раньше в восторг. Он говорил мягче, но, по сути, о том же, что и Эмин. Но более завуалировано и красиво.

– Да, Марина? – кивнула.

– И я надеюсь, ты будешь выглядеть лучше для меня сегодня. Ты не думай, я люблю тебя и такой. Но там будет очень много богатых людей. Придется соответствовать, – опять кивнула. Матвей прав. Я должна быть красивой для него. Но у меня неприятно засосало под ложечкой, на языке осталась горечь от его слов и вспомнились слова тети Маши, о том, что он должен любить меня такую, какая есть.

Он склонился ко мне. Его губы казались чужими и мне было… Никак. В чем дело? Может, я все ещё переживаю то, что делал Эмин, нахожусь в шоковом состоянии?

Я приказала себе расслабиться, обняла его за шею и ответила. Но без прежнего энтузиазма. Матвей крепко прижал меня к себе, я чувствовала его возбуждение. Это же нормально? Мы в отношениях, он хочет заняться со мной любовью. Но я даже мысленно была не с ним.

Фантомные воспоминания подбрасывали мне те воспоминания и ощущения с Эмином. Боковым зрением выхватила фигуру во весь проем. Эмин замер, руки сжались в кулаки. Вздрогнула, когда он со всей силы ударил в косяк, оставляя вмятину. Матвей повернулся, но на месте, где стоял Эмин, никого не было. А у меня стучало в голове: как давно он стоял здесь? И что он мог слышать?

Глава 7

Эмин

Он жил в Самаре до десяти лет. Отец соблазнил его мать, но так и не женился. Алена – мать, отказывалась принимать ислам и быть второй женой. Шамиль – отец –раз в два-три месяца приезжал. Но в тот роковой день, когда не стало матери, его не было рядом.

Эмин, как сейчас помнил этот день. Она ждала отца. С утра готовили тесто для галнаш. Эмин до сих пор помнил этот чудесный запах свежесваренной баранины и запах чесночного соуса «Берам». В день приезда отца, они ели только кавказские блюда. На столе стояли лепешки из тыквы, хингалш, фаршированный требухой баарш. У Эмина текли слюни, но мама велела ждать отца.

«Мы скоро уедем к нему», – улыбаясь, говорила мать. Отец любил Алену, Эмин был первенцем. Отец решил развестись и жениться на матери Эмина. Сил ждать отца не было и он отпросился погулять.

Когда возвращался с прогулки, столкнулся с мужчиной. Тот придержал его за плечи. На Эмина смотрели черные холодные глаза, на волосатой руке была татуировка с открытой волчьей пастью. Войдя в квартиру, обнаружил мать, лежащую на полу с перерезанным горлом.

Я опять вернулся в этот город и диким смерчем вернулась та боль, и чувство беспомощности, как тогда, когда нашел мать мертвой, и ничего не смог сделать. Убийцу так и не нашли.

Шел по следу столько лет, все ниточки вели в этот город, но каждый раз человек с татуировкой волчьей пасти ускользал. Бешеная ярость поселилась во мне, бежала по венам, затуманивала ум.

Чтобы успокоиться, пришел в клуб, который мы открыли вместе с Матвеем. Я обмотал руки эластичным бинтом, колотил по груше, пока она не слетела.

– Ничего себе! – восхитился Виктор. Мы часто проводили с ним спарринг, он мечтал одолеть меня, но раз за разом я одерживал победу.

– Ты только бездушную грушу можешь колотить? Это все на что ты способен? Спорим, я завалю тебя, Эмин.

– Ты уже пробовал.

– Что очко жим-жим? Да, Дадаев? Боишься, что проиграешь чемпионский пояс?

– Много говоришь, Виктор. Хочешь спарринг? Пошли. Но учти, я не в духе. Жалеть не буду.

– Ой, напугал! – хорохорился Виктор. Но через три минуты пожалел. Я долбил его ногами, кинул, как мешок с песком. С каждым ударом злость уходила.

И тут я заметил ее. Хрупкую маленькую мышку. Она смотрела заворожено. Перепрыгнул канаты, приближался к ней. Меня привлек этот страх, он волновал меня. Я не был святым и у меня много русских любовниц, но я давно не чувствовал возбуждения такой силы.

Марина женственная, хрупкая. Было в ней что-то особенное, будило первобытный инстинкт.

После оказалось, что она занята. И вопреки моему непреложному правилу, что девушка друга неприкосновенна, хотел ее.

Это походило на безумие, маниакальную одержимость. Увидев ее, хотел ее взять, прямо там под столом, намотать черные волосы на кулак и притянуть к колом стоящему члену.

Она опять сбежала, видимо, прочитав свой приговор в моих глазах.

– Кто она тебе? – спросил Матвея, как только Марина пропала из виду.