Ход кротом
Шрифт:
Еще каспийцы время от времени обеспечивали десанты на восточный, пустынный, безжизненный берег Дарьи Хвалынской, гоняли там басмачей да облизывались на Каракумский канал… Который только еще начали оконтуривать цепочкой фортов. Этим-то каналом и перетянули мы весь Туркестан в свой лагерь, хотя англичане действовали здесь размашисто и уверенно, еще с наполеоновских времен, когда Россия лишь обозначила движение на юг, в сторону Индии — «жемчужины британской короны».
Знаменитая крепость Кушка — та самая, «меньше взвода не дадут, дальше Кушки не зашлют» — появилась именно тогда. К гражданской войне Кушка уже была мощной цитаделью, обильно снабженной всяким запасом. Одних пушек более двухсот, да пулеметов за полтысячи, да самая мощная рация в
Собрав почти сорок тысяч, подступил к стенам Кушки тот самый Энвер-паша, еще когда владел Душанбе и вполне серьезно мог получить себе всю Восточную Бухару… Половину Таджикистана, кусок Узбекистана, Киргизии, еще и с Ферганой, если нашими словами. Тогда даже Востросаблин обеспокоился и велел радисту постучать ключиком: беспокоят ли еще кого южные границы России?
Отозвались на призыв о помощи большевики в Ташкенте, за много километров к северу. Пришли в Кушку три цеппелина, выгрузили патроны, свежие газеты, агитационные материалы, новые батареи для рации, да десяток двигателей Стирлинга, работающих без топлива, на перепадах между ночной прохладой и дневным бесконечным солнцем.
Встали цеппелины на корректировку крепостных пушек, и живо кончились моджахеды у Энвера-паши. А потом и Душанбе у него забрали. А потом и вовсе пропал Энвер-паша. Кто говорил: свои зарезали, кто стращал, что еще всплывет убийца ливанцев и армян, только им уже мало кто верил.
Генерал же Востросаблин перешел на сторону красных, и не пропал никуда. И сейчас еще сидел в своей Кушке, а на мощный сигнал его рации наводились цеппелины «Юго-строя», которых туркестанцы теперь не трогали.
Они ведь строят канал!
Ценность воды знает лишь тот, кто умывался песком. Когда новости о канале разошлись достаточно широко, даже басмаческое движение заметно усохло, превратившись из всенародного возмущения «кафирами» в удел отъявленных одиночек-беззаконников. Именно таких одиночек, отказавшихся от рода, чтобы не навлекать на него кровную месть, и называли «абреками». Это уже потом название распространилось на всякого разбойника вообще.
Вот и выходит, что Каракумский Канал дело со всех сторон хорошее. Туркмены уже успели окрестить его по-своему: «Шайтан-дарья», подобно тому, как называются тут все реки: Аму-дарья, Сыр-дарья, а Каспий — Дарья Хвалынская. Все машины, паровозы, дирижабли называются, соответственно, шайтан-арба. Сильно подозреваю, что так цветасто все это именуется лишь для нас, «кафиров», а между своими в ходу названия попроще.
Впрочем, как ни назови, пароходы меж барханами вполне в русле авантюры. Что называется, в струе. Жаль только, что по несуществующей Шайтан-дарье, что по широкой бешеной Аму-дарье, можно пускать разве бронекатера.
С одной стороны, тоже флот. С другой — опять речной!
Так что вместо гордого «народного комиссариата по военно-морским делам» при наркомате обороны имелось всего лишь «управление по делам флота». Начальник этого управления как раз и назывался «замкомпоморде». Именно же: ЗАМеститель КОМандующего ПО МОРским ДЕлам.
Итак, первое: прежде, чем уговорить наркомат, его нужно создать.
Второе то, что кроме наркомата, нет пока и флота. Правда, с этим уже полегче. Формирование дивизии начинается с назначения ее командира. Формирование флота, вполне логично, с учреждения нормального Наркомата. Теперешнему Управлению под силу только сохранение больших кораблей на консервации, да обкатка поголовья лейтенантов на всякой мелочи.
Сейчас, на десятом году народной власти, промышленность СССР, наконец-то, выросла из формата: «один контейнер — завод, пара контейнеров — большой завод, а целых три контейнера — ух ты, градообразующее предприятие». Ну и грамотных людей, обученных техников, инженеров даже, появилось, наконец-то, в относительном
достатке. До свободного рынка специалистов еще как до Луны, но хотя бы на вводимые предприятия уже можно хоть кого-то распределить сразу.Даже Днепрогэс построили — почти как в той истории, к десятилетию Революции. Только с жильем и вообще организацией стройки тут все прошло намного лучше, все же наркомат Информатики чему-то научился. Но пир горой на сдаче объекта закатили эталонный. Тот самый, легендарный, где наркомы пили со сварщиками, а директор стройки танцевал с девчатами-штукатурщицами. Я-то думал, такое возможно здесь, где Союз несколько… Сказочный, скажем честно. А вот нет. В эталонной моей реальности обед на приемке Днепрогэса получился именно такой: демократичный, открытый и по-хорошему равноправный. И нарком не задирал нос перед сварщиками, и сварщики не считали наркома «начальничком». Просто — нарком, такая у человека работа. Мы вот варим, он страной управляет. Но и мы, и он — советские люди!
В общем, подошло время. Раскопаны карьеры, вышли на проектную мощность электростанции. Магнитка и Кузбасс выгоняют по новеньким рельсам новенькие Уралмашевские вагоны с пакетами свеженьких прокатных балок, бухтами арматуры и стопками тех самых рельсов. На «рабочий кредит» уже не только пальто с беличье-кошачьим воротником, уже ссуду для постройки дома предлагают. Московский станкостроительный не только токарно-винторезные, уже и зуборезные фрезерные научился делать. А как пошли станки, так ожили, задышали старые судостроительные города: Мариуполь, Петроград, Севастополь. И сразу оттуда вопрос в центр: под какие корабли нам готовить стапеля? Под большую серию мелких? Или под один-два крупных?
Надо решать. Некуда откладывать разговор о линкорах. Для меня вопрос шкурный: я — суперлинкор Тумана «Советский Союз». Вот решат здешние корифеи на манер французской «молодой школы» обойтись одними эсминцами да субмаринами, а тяжелее крейсера ничего не строить — и привет, Мишкой звали…
Снова судьба мира зависит не от молодецкого удара саблей или точного выстрела, но всего лишь от собранного в Наркомате Информатики очередного совещания. Снова передо мною люди, от которых так много зависит, и которых я впредь вряд ли когда увижу, но которых я должен вот прямо сейчас убедить, что большие артиллерийские корабли для СССР не игрушка, не блажь и не бессмысленное прожектерство.
Нет, попаданец не конструкцию автомата Калашникова знать обязан, и не таблицу Менделеева до номера сто сорок. Попаданец должен уметь свои знания донести до нужных лиц, не расплескав, и лицам этим передать. При необходимости — запихать «до характерного щелчка».
Прямо скажем, запихать мысль в большого начальника — это вам не автомат Калашникова из будущего перечертить. Здесь недостаточно правильно выбрать время: в начале дня, пока все свежие, никто на часы не поглядывает, никто домой не рвется. Недостаточно и заранее разослать повестку заседания. Большие начальники люди занятые, важные. Так они и станут читать писульки какого-то наркомата Информатики! Чтобы информация хорошо дошла, ее следует окрасить эмоционально, за живое царапнуть. Вот зачем нужен спектакль с «проверкой эргономики», вот зачем поехал Дыренков лес валить. Чтобы всякая собака в подкорку прошила и детям заповедала: работа «на отвяжись» чревата раком.
Лучше уж такая легенда, чем стотыщ христианских младенцев, расстреляных на завтрак лично Сталиным. А как оно там дальше пойдет, и что в истории останется, черт весть… Говорил же Олорин: «Мы должны оставить потомкам пашню без камней. Оставить внукам хорошую погоду мы не в силах.»
Так, это я все решительный миг оттягиваю. Сколько бояться-то можно!
— Здравствуйте, товарищи военморы!
Товарищи военморы переглянулись.
Нет, какие-то слухи всегда ходят. Но теперь, наконец-то, решится все. Быть советскому флоту — или прозябать на третьих ролях, после сухопутчиков и воздушных войск. Нету пока у СССР выхода в Мировой Океан.