Ходи невредимым!
Шрифт:
– Алла! Алла! – в гневе закричали войсковые муллы и вынесли затканный золотом портрет.
– Шах Аббас! Шах Аббас!
Бежавшие сарбазы, словно от магического толчка, на миг остановились и вновь с копьями наперевес повернули на картлийцев.
Вновь затрубил ностевский рожок. Немногочисленные азнаурские дружины, расположенные опытной рукой Саакадзе на выгодных рубежах, одновременной атакой создали впечатление общего наступления грандиозного грузинского войска. Расколов кизилбашей, азнаурская конница захватила вражеский стан. Битва уже, казалось, выиграна грузинами.
Не рискнули вступить в бой с Саакадзе и подоспевшие
Стояла полуденная жара. Саакадзе смахнул черный пот железной перчаткой. Он заметил, что князья не поддерживают его и продолжают бессмысленно топтаться у царской стоянки, явно предоставляя азнаурам своею кровью отразить главный натиск Иса-хана.
– Нетрудно разгадать коварный план владетелей, – хрипло выкрикнул Георгию подскакавший на взмыленном аргамаке Теймураз Мухран-батони, – эти блюдолизы царя стремятся обескровить нас, чтобы затем вступить в бой с обессиленным нами врагом, приписав победу своим знаменам. – И он, выхватив меч из ножен, рванулся на беглербегов, увлекая за собой мухранцев.
За мухранцами помчалась конница Ксанских Эристави. Развевающиеся красные башлыки казались пламенем, охватившим Марабдинское поле. Снова закипела кровавая сеча. Тяжело загудела земля от груд искореженной брони, от тысяч павших всадников и коней.
Зорко, с огромным напряжением следил Саакадзе за действиями своего немногочисленного войска, с удивительной быстротой поспевая всюду, где требовалась не только отвага, но и опытность полководца. Как огненная птица, победа вновь парила над знаменем Великого Моурави.
Притягательной силой владела эта огненная птица. Не выдержал Зураб Эристави и внезапно ринулся в бой, приказывая легкоконной арагвинской дружине окружить ширванского хана, двигающегося к Марабдинскому полю.
Облегченно вздохнул Саакадзе. Он видел, как на стоянке царя взметнулись княжеские знамена: сигнал к наступлению. И вдруг, покрывая гудение поля, раздались какие-то истошные вопли:
– Теймураз, Теймураз убит!.. – Кто, царь?.. – Царь… Царь убит!.. О-о-о!.. – Народ! Наро-од!.. Погибли мы!.. Царь убит!.. Царь Теймураз!..
Страшное известие мгновенно облетело ряды грузин. Саакадзе остро почувствовал: замерло сердце битвы.
Нового перевеса можно достигнуть только шквальным наступлением объединенного грузинского войска.
– Найти царя! – громовым голосом выкрикнул Саакадзе. – Оповестить войско: убит не царь Теймураз, как кричат предатели, умышленно сея панику, а славный витязь Теймураз Мухран-батони!
И, как бы предчувствуя, что гибель опытного полководца подорвет дух воинов, Моурави просил Кайхосро заменить деда на поле боя.
Под грохот ширванских барабанов тысячи тавризского и азербайджанского беглербегов обрушились на линии грузин. Фанатично выкрикивая откровения корана, сарбазы беспрерывным огнем прокладывали себе путь.
– Алла! Иалла! – пронеслось по полю от края до края. А тем временем князья уже опустили знамена и, следуя за царем Теймуразом, поспешно отходили в сторону Триалетских высот. Арагвинцы несли на руках тяжело раненного Зураба Эристави.
Несмотря на мужество горсточки картлийских пехотинцев, несмотря на усилия Кайхосро Мухран-батони, мстящего за смерть деда, несмотря на немыслимую отвагу «барсов», – ничто не могло противостоять тысячам тысяч кизилбашей.
С необычайным искусством Саакадзе вывел из окружения
остатки картлийских дружин…«Господи Иисусе, спаси и помилуй! На полях марабдинских осталось девять тысяч грузин, а врагов всего четырнадцать тысяч… Промысел божий… Да простятся нам грехи наши, да…»
Дато резко отбросил свиток. Слишком осторожно церковники вели запись о неслыханном предательстве князей и попустительстве царя, боявшегося победы Саакадзе не меньше, чем угрожающего ему плена…
На том помертвевшем поле было все значительно страшнее и кровавее, чем на вощеной бумаге… Дато схватил перо, обмакнул в красную киноварь и дописал:
"Тогда Георгий Саакадзе переломил копье и, швырнув в марабдинскую пропасть, воскликнул: «Пусть так сгинут те презренные, из-за которых сегодня погибла Грузия!..»
Странно, зачем он, Дато, в монастыре? Зачем? Чтобы просить настоятеля Кватахеви выступить с монастырским войском на помощь Моурави, ведущему сейчас против персов ожесточенные оборонительные сражения.
Отважный «барс» сокрушенно махнул рукой. Он видел, как тяжело Трифилию отказать Моурави в справедливом деле, но… католикос воспретил выступать церковникам.
– Тем более… царь Теймураз, вновь спустившийся с гор, собрал войско и…
– Он защищает Кахети, – прервал настоятеля Дато.
Вскочив на коня, он оглянулся: со стороны Носте летели ласточки. Дато снял папаху, пожелал крылатым ностевкам счастливого полета, вздохнул и умчался сражаться за Картли.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Феодальное устройство войск, к которому вновь вернул картли-кахетинцев Теймураз, предоставив этим князьям самовольно распоряжаться своими дружинами, а также отсутствие пушек и мушкетов, которыми владели иранцы и не владел Георгий Саакадзе, вынудило грузинское войско, понесшее на Марабдинском поле огромные потери, с боем отходить в Среднюю Картли.
Десять дней непрекращающихся кровопролитных сражений, перенесшихся с долин сначала к предгорьям, затем в ущелья и, наконец, на высоты, заставили Иса-хана приостановить наступление.
Не имея достаточных сил захватить Тбилиси, как наказывал ему шах Аббас, Иса-хан решил вернуться на Марабдинское поле пробиться к замку Шадимана, где за крепкими стенами ждал его этот верный приверженец царя Симона, и там дожидаться прихода царевича Хосро-мирзы с главными силами Ирана.
Но когда Иса-хан с подчиненными ему минбаши вывел на Марабдинское поле свое поредевшее войско, ни победный грохот барабанов, ни торжествующий рокот исфаханских труб не скрыли от него истины: иранское войско, занимавшее в начале боя половину поля, сейчас свободно выстроилось на одной его четверти. Особенно пострадали пушечные сотни и арабистанский верблюжий полк.
Разбив стан на поле, Иса-хан призвал к себе сына, Юсуф-хана, лицо которого казалось обтянутым бронзовым атласом, а рука уже показала силу своих ударов в миновавших битвах.
Сведя разрозненных гилянцев в две тысячи, Иса-хан приказал отличившемуся молодому хану ночью выступить и наутро расчистить путь к Марабдинскому замку. Наутро перед молодым ханом, ночь напролет не слезавшим со скоростного верблюда, оказалась последняя долинка, за зеленой каймой которой возвышалась гора, увенчанная башнями Марабды. Казалось, стоит только пересечь долинку и…