Ходить, ходить, летать

Пока я обедал, Тимба тихо, как мышка, сидела напротив и читала какую-то свою книжку. Когда же я переоделся, отыскал другую куртку и сказал, что могу идти, она достала из шкафа мамин зонт и сунула ноги в резиновые сапоги. Её отчётом о готовности снова была улыбка.

Мы вышли из дома, укрылись под серым в крапинку грибом и двинулись по знакомому маршруту на другой конец города. Дождь барабанил по нашей крыше и норовил сигануть за голяшки сапог, но нам было всё нипочём: мы шли, держа один на двоих большой зонт, шли почти в ногу и, наверное, даже думали об одном и том же.

Окажется ли господин Крид дома? И если да, то какие истории он приготовил нам в этот раз?

Дверь была открыта почти на пол ладони, и я сразу подумал о нехорошем. Пусть бы только Тимба не догадалась!

Но она, похоже, не догадалась или подумала о другом. Она позвонила, как обычно, и прокричала приветствие, как обычно, и прошла в дом обычным же шагом, и я поторопился за ней, на ходу складывая зонт, а потом даже обогнал, чтобы, если вдруг мои подозрения верны, сестра не узнала о них первой. Пусть лучше я.

Господин Крид сидел на своём прежнем месте и улыбался, и выглядел так, словно никогда это место не покидал и только тем и занимался, что целыми днями ждал нас.

Пока они с Тимбой здоровались, я пытался понять, почему настроился на дурные мысли. Старик ещё может прожить целую кучу лет, помимо артрита у него вроде и болезней-то никаких нет, а я…

– Дедушка, а ты улетал, да? – затараторила Тимба. – Я приходила, а тебя не было.

– Улетал, да, девочка моя, искал для вас новые истории, – сказал господин Крид, и сестра бросилась устраиваться в кресло. Я последовал её примеру. – Про что вам больше хочется услышать: про кошку о двух головах или о новом доме в целых десять этажей?

– Про кошку!

– Про дом!

Мы сказали это одновременно с Тимбой, потом посмотрели друг на друга, переглянулись со стариком и засмеялись.

– Ну, тогда про всё, – сказал тот, и истории полились.

Ночью мне приснился господин Крид, который вылез в окно гостиной, по водостоку поднялся на крышу и оттуда шагнул в небо. У него мгновенно выросли крылья, которые подхватили его сухое, длинное тело и понесли куда-то в заморе. Он отправился собирать истории, подумал я во сне, и мне стало отчего-то тоскливо, да так, что я проснулся и долго не мог уснуть.

За завтраком я сам, прежде чем сестра успела вымолвить хоть слово, сказал, что мы идём к господину Криду, и Тимба засветилась. Я попросил маму приготовить побольше пирожков с вареньем и пообещал ей вернуть полотенце, которым она накрывала гостинцы старику.

Едва мы вышли из дома, как я сказал:

– Давай поедем на велосипеде. Так быстрее.

– Давай! – обрадовалась Тимба.

А я обрадовался тому, что ей всего лишь семь лет и она не поняла, почему я решил взять железного коня.

Тимба держала в одной руке корзинку, а другой цеплялась за сиденье (она ехала на багажнике, который я убирал, когда участвовал в заездах), а я крутил педали так быстро, что ветер свистел в ушах. Мы промчались по городу на огромной скорости, бросили велосипед у крыльца, позвонили и толкнули дверь.

Дверь открылась со скрипом, чего за ней никогда не замечалось.

Тимба посмотрела на меня такими большими глазами, что я понял – она догадывается. А я всё ещё считаю её маленькой!

Она всё равно крикнула «Это мы, дедушка!» и вошла, я пошёл за ней, теперь уже опасаясь, что просто не увижу. Я боялся не увидеть. Мне хотелось услышать ещё одну историю, пусть даже неправдоподобную, хотелось, чтобы он просто сидел у окна, как и прежде.

Гостиная была пуста.

Радио молчало.

Тимба поставила корзинку с пирожками на стол, где мы всегда пили чай, а я прошёл к окну, тронул спинку стула, почувствовал, что она тёплая, и с минуту смотрел в окно, не в силах вымолвить хоть слово. Тимба тоже молчала. Потом тронула меня за руку.

– Он улетел, – тихо сказала она. – Улетел собирать истории.

Я отошёл от окна, двинулся вкруг по гостиной, вдоль мебели, которую раньше не замечал. Он жил здесь все эти годы, а я даже не видел, что у него есть этажерки с нашими фотографиями и огромный, набитый книгами шкаф. Взгляд скользнул по корешкам: «Степи Белого полуострова», «Города и люди севера», «Феномены центральной части континента». Всё это было частью его самого, и до сих пор эта часть меня не интересовала.

Почему?

Что-то в шкафу привлекло моё внимание, я протянул руку и взял вложенный между двумя книгами лист.

Это был листок из обычного блокнота, на каких, бывало, родители оставляли друг другу или нам с Тимбой записки. И на нём было прерывистым почерком выведено:

«Форду. Береги сестру. Книги твои. И твоя очередь рассказывать истории».