Ходоки в миры СССР
Шрифт:
Проектный располагался в отдельном крыле их научно-исследовательской шарашки и потому без меры задирал перед другими отделами нос. За это их недолюбливали и пытались постоянно спихнуть часть общественной нагрузки, считая бесполезным прыщом на здоровом теле серьезного института. Проектные в ответ платили тем же. Перемирие соблюдалось лишь в общей на весь институт столовой. Там царили иные нравы. Столовка у них была хорошей, её ценили и ею гордились. Цены, ассортимент, качество. Со стороны сюда было не попасть. В этом все отделы НИИ оказались единодушны.
— Ну что, Шура, надумал?
За его столик бесцеремонно уселся старый знакомый еще по учебе в институте Паша Кузнечиков. Фамилии он внешним видом совсем не соответствовал,
— Обязательно говорить об этом за едой?
Шурик поковырялся вилкой в «хлебной» котлете и лениво поддел макароны в подливке. Ему всегда было жалко денег на столовскую еду, и он покупал самое недорогое. Главное, чтобы сытно. Зато компот здесь был лучшим по району!
— А когда тебя еще поймаешь? Или на работе или где-то. С Лидкой хоть дома сидел.
— Заходи к нам в отдел. Поболтаем спокойно в курилке.
— Нельзя, — покачал круглой головой Паша. — У нас горячка, сдаем важный государственный объект, часть народа в командировке, свалили всю текучку на нас. Так что особо не погуляешь.
Воробьев тяжело вздохнул и взялся за компот. Единственный радостный момент в процессе поедания обеда. Кузнечиков доставал его своей идеей фикс уже второй месяц. В другое время Шурик послал бы его куда подальше. Но… сейчас в отделе появилась новенькая. Молодая симпатичная блондинка, ребячески радующаяся всем проявлениям жизни и свежему коллективу. И Воробьев был вынужден признать, что внезапно миловидная работница отдела задела его спящие доселе чувства. И мысли молодого человека все чаще возвращались к ней, чем к мутной афере, что предлагал ему старый приятель. Но опять же, какие открывались возможности.
— Не пыли, Паша! Договорись лучше о встрече с тем барыгой.
— Вот это другое дело!
Кузнецов тут же расцвел щеками. У него была тонкая кожа.
Воробьев как раз проходил мимо стола, когда заметил нечаянную оплошность. Он внезапно понял, что сейчас или никогда!
— Маша, можно вас так называть? Вы вот в левом ряду ошибочку сделали. Эти параметры прописываются отдельно в углу чертежа. А вот уже те с краю.
Блондинка вздрогнула и разом поникла. Наверное, никак не ожидала, что в первые же дни поставят на вид её некомпетентность. Воробьев её реакцию тут же заметил и невольно сам вздрогнул. Надо же, какое ранимое создание! Придется исправлять собственную оплошность. Выглядеть этаким зверем и пожирателем новичков в глазах юной девушки вовсе не хотелось. Шурик боялся признаться себе, что его отчего-то влекло к ней с необратимой силой.
— Я…
— Не надо оправдываться, Маша. Я вас вовсе не ругаю, а стараюсь помочь. Вы же человек у нас свежий, все знать не можете.
В этих синих озерах можно было утонуть! Воробьев еле сдержался, чтобы сохранить внешнее хладнокровие, хотя внутри все резко всколыхнулось.
— Поможете? Я, извините, не все еще понимаю. Нас учили не совсем такому.
— Ну, если хотите, то можно посидеть дополнительно за проектом после работы. Это не так сложно, как поначалу кажется, — осознав двусмысленность фразы, Воробьев внезапно покраснел, а Мария робко улыбнулась. — В отделе не получится, с этим строго, все опечатывается. Но знаете, у нас на этаже есть кабинет для общественной работы. Там иногда заседает местком и по вечерам постоянно свободно. Как хорошо это у нее получалось!
Маша робко улыбнулась.
— Я согласна. Мне… было неудобно кого-нибудь просить.
— Не стоит быть такой робкой, — Шурик также посмел раздвинуть губы. Раньше говорили, что у него приятная улыбка рубахи-парня. — Отдел у нас, скажем так, неплохой и народ в целом доброжелательный.
«Ты сам-то в это веришь?»
Во всяком случае первый шаг был сделан и отступать поздно. Так и жизнь пролетит, а ты ничего существенного не сделаешь.
Воробьев никак
не ожидал, что близость девушки его так взволнует. По телу то и дело пробегал жар, а затем озноб. Только бы она ничего не заметила. Вроде ничего в ней такого особенного, а так воздействует? Не писаная красавица, хоть и вовсе не дурнушка. Это, наверное, характер. Легкий, беззаботный, вдохновляющий. Шурик даже сам не заметил, как стал много шутить, балагурить, совсем как в молодости. Час неурочных занятий пролетел скоростным болидом. Маша все схватывала налету, учить её было легко. Уже уходя, она спросила:— А можно я обращусь к вам, Александр, за советом, если буду опять что-то не понимать?
— Машенька, давай на ты. А то ощущаю себя старым дедом.
Девушка засмеялась, и её белокурый локон так смешно заскакал по миловидному личику.
— Да что в… ты. И вовсе не старый!
— Тогда пока. Провожу тебя до трамвая, а мне тут пешком недалеко.
Домой Воробьев только что не бежал вприпрыжку, как подросток пубертатного возраста. Давно его так не волновали женщины. С тех пор как Лидка исчезла из его жизни, он вовсе не чурался дамского общества, но это все было как-то не то. Да и четкие хотелки у случайных подружек прослеживались сразу. Очутиться, а затем крепко обосноваться в шикарной двухкомнатной квартире старого фонда, оставшейся от родителей. Его кухня была размером с иную ячейку общества в конструкционной новостройке! Но Маша… с ней было отчего-то легко и просто. Никаких левых мыслей. Даже странно.
Внезапно Шурик с огорчением осознал, что в универсам уже опаздывает, тот рано закрывался. Так что остается сегодня без любимых сосисок. Затем в голову пришла удачная мысль зайти в продуктовый за углом. Надо остудить организм холодным напитком. Мельком заметив знакомые этикетки, он тут же прошел к кассе, высившейся в углу, и бросил пухловатой кассирше:
— Три по тридцать пять.
Затем сунул в окошко однорублевую купюру и пятак, даже не задумываясь о том, что цена на пиво может измениться. Такое в его сознательной жизни никогда не происходило. Стабильность и умеренность. Этой фразе, высказанной Великим Кормчим, их учили еще в школе. И наверное, были правы. Что бы ни говорили про страну Советов, но стабильность была её неоспоримым козырем. Пусть войны и кризисы обходят нашу великую страну стороной. Без них как-нибудь обойдемся.
— Шура, какими судьбами?
По ту сторону прилавка нарисовалось лицо одноклассницы. Он так давно ее не видел, что даже не сразу вспомнил её имя. Воробьев уставился на несколько оплывшее лицо знакомой, усиленно напрягая мозги. Отчего-то выглядеть невежливым хамлом даже перед почти посторонним человеком не хотелось. Затем расплылся в улыбке узнавания:
— Привалова?
— Уже Кобылова!
«И чего они все так гордятся своим замужеством и приобретением фамилии чужого человека?»
— Поздравляю.
— А ты как?
Говорить о себе не хотелось, благо подошли еще покупатели.
— Нормально все, тружусь в институте, делаю карьеру, веселюсь, отдыхаю!
— Ты только пиво взял? Вот бери к ним сосиски! — одноклассница участливо показала на угол витрины. А он сразу и не заметил. — Сколько тебе?
— Пару кило взвесь, пожалуйста. Ты гляди, мои любимые «Останкинские»! Это я удачно зашел!
Воробьеву стало отчего-то весело, и его губы еще больше растянулись в улыбке. Кобылова приняла её на свой счет и кокетливо поправила рабочий чепчик. Все они одинаковы, кобылы замужние!
— Дуся, пробей два сорок два! Иди, Шура, без очереди и давай сюда свою авоську.
Вот только материнской заботы нам не хватало! Но надо будет в этот магазинчик заходить и навести с бывшей одноклассницей мосты. Знакомства в торговле никогда не помешают!
После душа Шурик приготовил сосиски, открыл банку с венгерским зеленым горошком и достал из холодильника пиво. Настроение было прекрасным и мысли разом стремились куда-то вдаль. За линию просматриваемого горизонта. Давно с ним не было так хорошо.