Хохот степей

— Тихо лежи, — вышло зло, раздраженно, словно мужчина едва сдерживался, — и молись Небу, чтобы мои братья сумели сбежать от твоего илбэчина. Иначе мне не будет смысла сохранять тебе жизнь.

Вот теперь мне совсем стало дурно. О такой возможности я даже не думала, решив, что все это либо ошибка, либо просто месть Эргету. Не стоило называться его невестой. Но откуда мне было знать? В прошлый раз молчание чуть не стоило неприятностей. В этот раз все вышло наоборот.

— Конь отдохнул. Можем дальше ехать, — поднимаясь с земли и потягивая из мешка кумыс, тихо произнес сетпняк. Повернувшись ко мне, все еще оставаясь не более чем силуэтом на фоне неба, усыпанного звездами, мужчина склонил голову на бок. — Я развяжу тебе ноги и выну кляп. И даже позволю ехать на лошади, как человеку, а не мешку. Но если ты только попытаешься сбежать, змея, все вернется, как было. А может, я отрежу тебе палец. Или два. Хан Дармеш, брат нашего славного хана Куруча, что отправился к предкам не без помощи твоего илбэчина, приказал доставить тебя живой. Про то, чтобы добыча попала к нему целой — речи не было.

Я вздрогнула всем телом от последних слов, когда степняк наклонился ближе, позволяя рассмотреть его оскаленное лицо.

* * *

Следы путались и кружились, вызывая не хорошее ощущение, что я попал в ураган, и никак не могу найти выхода. Степь широка и открыта, и видно далеко, но сколько бы я не вглядывался, казалось, что-то застилает глаза. Я что-то упускал. Что-то очень важное.

Нагнали мы людей Кучура с темнотой. Следы вдруг стали видны так, словно сами духи их подсветили, рассыпав звезды под копыта лошадей. Воры и разбойники, они прятались в низине, за низкими деревьями, такими редкими в степи, рассчитывая остаться незамеченными. Может, так бы и случилось, но будь Небо на нашей стороне.

Всего трое, на что рассчитывали? Для чего прискакали к моему улусу? Что вызнавали? И почему удирали так, словно волки за ними гнались?

Множество вопросов крутилось в моей голове, пока с трудом сдерживая злость, чувствуя, как внутри, в самом животе, ворчит гром, грозя вырваться наружу, помогал нойонам и нукерам скручивать людей Кучура.

— Что вам дома не сидится? Мало крови пролито? Или с предками быстрее встретиться хотите, а смелости попросить поединка не хватает? — зло спрашивал один из моих воинов, туже затягивая веревки.

Ответом ему стал только окал и высокомерное фырканье, словно мы все же проиграли, не смотря на победу. Что-то тревожное, горькое и вязкое собралось внутри, мешая дышать. В улусе остался Тамгир и еще с два десятка воинов. Сам Кучур мертв, а его людей не имеют такой силы, чтобы нападать на мои юрты. Но все же, что-то было не в порядке.

Обернувшись в строну дома, я почти ожидал увидеть зарево пожала. Огонь — самая неуправляемая и опасная сила в степи.

— Везите их. Я поеду вперед, — стараясь придержать лошадь, что чувствовала мое нетерпение, сообщил мужчинам. Мне только кивнули в ответ, но тревога ощущалась в воздухе.

До улуса оставалось совсем немного, дым уже чувствовался в воздухе, а свет сигнальных костров, что распалили по периметру становища, разгонял темноту вокруг, делая ее зыбко и неплотной. Но это было привычно. Настораживало другое.

Люди, что ходили кругами ближе к реке, высматривая следы. Все малые шатры, в которых находились больные, перенесли ближе, управившись за пару часов, пока нас не было в улусе. Овец и лошадей пригнали ближе, держа стада и отары рядом с юртами, но люди не держались у шатров, не смотря на темноту.

Заметив среди нойонов и нукеров рыжую голову Тамгиа, я повернул туда. Предчувствуя, что слова побратим мне не понравятся, крепче сжал бока лошади.

— Что случилось? — натянув поводья, мрачно, глядя прямо на брата, спросил я.

Рыжий степняк выглядел сердитым. Казалось, попадись сейчас ему кто-то на пути — одним движением голову снесет.

Я видел, что Тамгир не хочет отвечать, но и смолчать побратим не мог.

— Говори, — сквозь зубы потребовал я, стараясь не позволить гневу прорваться наружу.

Сощурив глаза, приподняв руку, словно защищаясь от меня, побратим произнес:

— Менге Унэг пропала.

На горизонте, осветив все кругом яркой белой вспышкой, в землю ударила молния, зигзагами рассыпаясь по всем небу. Грохот добрался до улуса спустя несколько минут, заставив людей пригнуть головы, а животных испуганно зашуметь, пытаясь сбежать и укрыться от стихии.

Гром все никак не стихал, растекаясь по небу и накрывая землю, а я никак не мог сделать вдох. Меня переполняло гневом, нетерпением.

Куруч даже после смерти умудрился навредить Чоно. Верно выбрал. Как мать говорила? Если у хана не будет правого крыла — не заполучить Великому власть над всей степью. Ко мне подобраться не могли, а вот выкрасть Лисицу — хороший ход.

Мог бы быть.

Выкрасть девицу, к которой я и сам еще не успел прикоснуться. Ту, что может спокойно вынести всю силу, что дарует илбэчинам небо.

Знают ли эти псы кого украли? И догадываются ли, чем это может обернуться.

— Брат, только не выпуская грозу, — тихо, стараясь достучаться до меня сквозь грохот в ушах, проговорил Тамгир. — Придержи ее, иначе своих же накроет.

— Не бойся, брат, — сипло, чувству, как гудят пальцы, проговорил я, поднимая взгляд. Тамгир вздрогнул, посмотрев мне в глаза, а затем покачал головой. — Передай, пусть моего коня подготовят. И все, что в дорогу нужно. Я у реки буду.

— С тобой разрешишь? — с опаской, не зная, насколько крепко я удерживаю грозу, спросил побратим мне в спину.

— Нет. За улусом присмотришь, пока я невесту возвращать буду.

Тронув бока лошади, пока та совсем не ошалела от ужаса, я направился в сторону реки. Там должны были остаться хоть какие-то следы.

Глава 35

Планы Великого были обширны и серьезны: подмять степь, завоевать все соседние племена, пригнуть головы глупым жадным князьям из каменных замков. И сделать так, чтобы можно было привести в улус сына. И зеленоглазую шаманку, которую никогда не примет мать самого хана, но которая сумела все же родить наследника и поймать сердце самого хана в подол своих юбок.

И все это было не так сложно исполнить, если иметь позади крепкую основу. Но когда одна нога шатается — стул не устоит. И пусть в степи лучше сидеть на подушках, хан всегда сидит на троне. На четырех опорах.

Мысли в голове вспыхивали, и тут же гасли, вытесняясь новыми. Было пока не ясно, правда ли люди Кучура так хорошо продумали месть или это была попытка смертельно раненой собаки укусить больнее обидчика, но в любом случае, ничего хорошего этих глупцов не ждало. Внутри все клокотало и бурлило, и я с трудом сдерживал гнев, который пытался найти выход. Ничего, стоит только моей Серебряной Лисице оказаться в безопасности, как небо «рухнет на их головы», как говорит эта девушка.

Меня тянуло к реке, не смотря на темноту. Направив лошадь в высокую траву, чувствуя нетерпение и гул где-то внутри, я все же придержал поводья. У самых копыт пугливой лошади что-то блеснуло, поймав свет звезд. Не спешиваясь, опасаясь, что кобыла от испуга может сбежать, я нагнулся, ухватив руками длинные нити травы и украшение из монет, что Менге Унэг надевала сегодня.