Холод 2
Шрифт:
— Что если Гостомысл не пойдёт в атаку? — спросил Мстислав, наблюдавший вместе с нами за противником. — Они не торопятся.
— Пойдёт, — проговорил Вячеслав, не отрывая глаза от подзорной трубы. — Куда денется-то? Что, зря он ехал сюда что ли? Гостомысл хочет уничтожить нас. А мы — тут. Мы подождём — не к спеху. Готов, Даниил? — он убрал трубу и обернулся ко мне. — Ты же ещё со светлейшими не дрался?
— С «драконами» если только, — ответил я.
— Значит, опыт есть. Хорошо. Думаю, они вначале отправят дружину, попытаются прорвать нашу пехотную линию, а потом пойдут их светлейшие, и тогда-то мы по ним и ударим. А когда они сдадутся, я не оставлю в живых никого из тех, кто присягнул
— Не уверен, что это разумно, — возразил я. — Бояре не считают Гостомысла убийцей, для них, мы — виновники раздора. Лучше не убивать их, а постараться убедить в обратном. Сейчас такое время, когда не стоит заводить новых врагов.
— Вы посмотрите на него! — рассмеялся Вячеслав. — И почему это в тебе вдруг проснулось милосердие? Они пришли убить нас. А я убью их, чтобы остальные боялись. Нет, я не всех казню — только глав родов, примкнувших к отцеубийце. Они не достойны жалости. И если честно, Даня, не узнаю тебя в последнее время. Неужели два месяца, проведённые в каком-то захолустье, так повлияли на тебя?
— А между прочим, Даниил дело говорит, — встал на мою сторону Мстислав. — Ты слишком горяч, брат. Если казнишь бояр, их родня не простят нам этого. Они наверняка пожелают отомстить.
— Ага, — добавил я, — а если учесть, в какой жопе сейчас княжество, до добра это не доведёт.
— Да плевать. Нашлись советчики тут, — огрызнулся Вячеслав. — Глава рода — я; сам решу, что делать.
Солнце вышло из-за холмов, и тут же скрылось за облаками, что лениво плелись по небесной глади и с тоской наблюдали за приготовлениями к очередной драке, в которой мелкие существа в разноцветных одёжках снова будут убивать и калечить друг друга.
Но Гостомысл медлил, его дружина развернулась в боевой порядок и стояла на противоположном склоне. Тревога и напряжение нарастали. Вячеслав стал каким-то нервным. Он носился взад вперёд, отдавал приказы, а потом о чём-то долго толковал с главами родов.
Пехота выстроилась сплошной линией чуть ниже артиллерийских позиций. От полевых кухонь, расположенных на обратном склоне доносился запах готовящейся еды, от которого обильно выделялась слюна и сводило пустые желудки. Поскольку враг атаковать не спешил, было решено позавтракать. Умирать голодным никому не хотелось.
Мы с братьями и главами родов, поев, собрались вокруг костра, разведённого между двумя шатрами. За время ожидания здесь успели не только развернуть походные кухни, но и поставили лагерь. С неба падала редкая снежная крупа. Если прежде солнце нет-нет, да выглядывало сквозь пелену облаков, то теперь оно окончательно спряталось в серой непроглядной выси, и пасмурная хмарь нависла над холмами и долинами.
В основном обсуждали вопрос, кому сражаться в первом ряду, когда дело дойдёт до схватки светлейших. Воевода, настаивал на том, чтобы все братья Верхнепольские шли во второй линии, а в первую чтоб встали бойцы старшего поколения. Расчёт был прост: чем старше воин, тем обычно мощнее у него чары, а значит, именно самые старшие должны идти первыми, чтобы прикрыть молодёжь. А уже когда магические силы у всех иссякнут и начнётся рукопашная схватка, тогда можно дать волю и юнцам вроде нас.
Но Вячеслав наотрез отказался от этого плана. Он считал, что должен лично вести светлейших на битву, и как ни старались главы родов уговорить его идти во второй или третьей шеренге, Вячеслав был непреклонен.
Спор прервал связной, который сообщил, что наблюдатели засекли новые отряды противника. Мы все тут же побежали на вершину.
Подкрепление действительно подходило. Через перевал двигалась ещё одна колонна всадников. Над их головами реяли знамёна с гербами, которые,
по словам воеводы, принадлежали роду из соседнего княжества. Бояре предположили, что княгиня обратилась за помощью к своим родственникам.Теперь у противника был серьёзный численный перевес, гораздо больший, нежели тот, на который мы рассчитывали. Бояре зароптали, Заозёрный предложил отступить, его поддержали ещё два главы рода. Однако у Вячеслава эти разговоры вызвали лишь негодование.
— Я не для того тащил сюда свою задницу, чтобы бежать, поджав хвост, — возмутился он. — Мы дадим бой. У нас преимущество. Они долго будут лезть на эту треклятую гору. Неужели вас так просто напугать?
— Но их больше в два раза! — развёл руками Заозёрный. — Каким чудом мы хотим победить их? А сколько у них светлейших? Представляете?
— Сергей Всеславич, — с холодной злобой в голосе произнёс Вячеслав, — вы собираетесь уйти? Так уходите. Можете идти к Гостомыслу. Берите своих людей и валите на все четыре стороны, а я останусь и буду сражаться. Но подумайте, что потомки скажут про меня, а что — про вас. Это и вас касается, господа, — он окинул гневным взглядом остальных глав родов. — И не смейте потом возвращаться. Хоть на коленях приползёте — не будет вам прощения.
Не знаю, напугало ли это бояр, или в них заговорило чувство долга, но все сомневающиеся затихли.
— Напрасно вы так, Вячеслав Святополкович, — посмотрел укоризненно боярин Заозёрный. — Мы присягнули вам на верность и, если прикажете, будем сражаться до конца. О вас же беспокоимся, и о нашем общем деле.
— Мы одолеем их, — произнёс Вячеслав, устремив взор вдаль. — На нашей стороне правда, на нашей стороне Бог. И мы не отступим. Я ценю вашу верность, и она будет вознаграждена, клянусь добрым именем своего отца.
Новоприбывшие отряды противника спешились и выстроились второй линией. Однако бой по-прежнему не начиналась. Гостомысл медлил. Похоже, он хотел, чтобы мы атаковали первыми, но Вячеслав намеревался ждать столько, сколько потребуется. «Понадобится стоять неделю — будем стоять неделю», — так он говорил. Чего-чего, а упрямства Вячеславу было не занимать.
Но Гостомысл не стал долго испытывать наше терпение. Он всё же атаковал первым. Загудели трубы, застучали барабаны, и две разноцветные линии вражеской пехоты двинулись вперёд. Наши тоже оживились. Дружины приготовились принимать удар.
С того места, откуда мы наблюдали за полем боя, я видел лишь часть нашего войска. Обзору мешали растительность и выступы рельефа. Когда армия противника спустилась в долину, её тоже стало плохо видно. Но в целом картина была ясна.
Я смотрел, как эта орава прёт на нас, и снова засомневался: а не зря ли ввязался? Ради чего тут погибать? Но другая часть меня уже радовалась грядущей драке. Ей не терпелось поскорее ринуться в бой, круша всех на своём пути. Рядом стоял Томаш и ухмылялся.
— Иди туда, режь и руби всех, — говорил он. — Ты же для этого здесь! В этом твоя сущность.
Я посмотрел на него с неприязнью. Это ведь он во всём виноват. Не будь его, я даже в Острино не поехал бы и уж точно не согласился бы ни за кого воевать. Томаш был воплощением той тёмной сущности, что теперь таилась во мне зловещей тенью — то ли последствие сыворотки, то ли остатки разума прежнего Даниила.
Загрохотали пушки, артиллерийские позиции окутало дымом. Ядра полетели во вражеских солдат, которые начали взбираться на наш холм. Я видел небольшие фонтанчики земли, образующиеся при попадании чугунных снарядов. Но у нас имелось в наличии всего тридцать стволов, и этого было явно недостаточно, чтобы подавить противника огнём. А с такого расстояния даже попасть в кого-то — большая проблема. Если только случайно.