Холод смерти

— Макги?

Наверху кто-то завозился, и через секунду сверху свесилась голова. Выражение лица очень соответствовало названию судна. Макги сбрил свою бороду, нижняя часть его лица теперь выглядела светлее. Он постарел, осунулся, от былой самоуверенности не осталось и следа.

— Вы пришли один? — прошептал он.

— Естественно.

— Значит, вы тоже считаете, что я не виноват? — Теперь он испытывал прилив надежды даже от такой малости.

— А кто еще считает, что вы не виноваты?

— Мистер Стивенс.

— Это была его идея? — спросил я.

— Он не настаивал на этом.

— О'кей, Макги. Так чего вы хотите?

Он продолжал лежать, глядя на меня. Губы его подергивались, он словно чего-то ждал.

— Не знаю даже, с чего начать. Я думал десять лет, думал и молчал, так что теперь даже трудно поверить, что я могу говорить. Я знаю, что произошло, но я не понимаю, почему это случилось. Десять лет за решеткой без надежды на досрочное освобождение, потому что я так и не признал себя виновным. Как же я мог признаться в том, чего не было? Меня оклеветали. А теперь они хотят сделать это снова.

Он сжал руками полированный край верхней полки.

— Нет, братишка, я не вернусь обратно в Квент. Я провел там десять лет, и эта было нелегкое время. Нет ничего тяжелее, как расплачиваться за чужие грехи. Господи, как медленно там тянется время! Они не могли обеспечить всех работой, и большую часть времени я просто сидел и думал. Но теперь я им так не дамся. Я убью себя.

Он говорил искренне, я ответил ему тем же:

— Этого не будет, Макги. Я вам обещаю.

— Как бы я хотел вам верить. К сожалению, я уже разучился верить людям. Люди не верят тебе, и ты перестаешь верить им.

— Кто убил вашу жену?

— Не знаю.

— Поставим вопрос иначе. Как вы думаете, кто мог ее убить?

— При чем тут я? Не знаю.

— Вы решились на то, чтобы вызвать меня сюда, только для того, чтобы теперь заявить мне, что не можете ничего сказать? Давайте начнем с самого начала, Макги. Почему ваша жена ушла от вас?

— Я ушел от нее. К тому моменту, когда ее убили, мы уже несколько месяцев жили врозь. Меня тем вечером даже не было в Индиан-Спрингс, я был здесь.

— Почему вы бросили ее?

— Потому что она хотела, чтобы мы расстались. Мы не ладили. После моего возвращения из армии. Констанция с девочкой все годы войны провела у своей сестры, и ей было трудно снова привыкать ко мне. Признаю, что я тогда был нелегким человеком. Но усугубляла наши отношения ее сестра Алиса.

— Почему?

— Она считала наш брак ошибкой. Я думаю, что она ни с кем не хотела делить Констанцию. А я ей мешал.

— Больше ей никто не мешал?

— Нет, Алиса не выносила конкуренции.

Я решил уточнить свою мысль:

— В жизни Констанции не было другого мужчины?

— Был. — Он так засмущался, словно это его уличили в неверности. — Все эти годы я много думал, и, мне кажется, ни к чему сейчас говорить об этом. Я уверен, что он не имеет никакого отношения к ее смерти. Он был без ума от нее. Он не мог причинить ей зла.

— Откуда вы знаете?

— Мы разговаривали с ним незадолго до ее смерти. Дочка рассказала мне об их отношениях.

— Вы имеете в виду Долли?

— Да. Констанция встречалась с ним по субботам, когда привозила девочку к врачу. И как-то раз — кстати, это была наша последняя встреча с Долли — девочка рассказала мне обо всем. Ей было одиннадцать-двенадцать лет, и она не понимала еще всего, но чувствовала, что происходит что-то важное. Каждую субботу Констанция со своим парнем отвозила ее в кино на какой-нибудь двухсерийный фильм, а сами уезжали куда-то, наверное, в ближайший мотель. Констанция просила девочку не рассказывать об этом, и та молчала. А парень даже давал ей деньги, только чтобы она говорила Алисе, что была в кино вместе с Констанцией. Кстати, я думаю, что это было нехорошо. — Казалось, прежний гнев готов был снова вспыхнуть в душе Макги, но он уже столько перестрадал и передумал, что был не способен на сильные чувства. Его лицо белело на краю верхней койки, как холодная луна.

— А почему мы не называем его имя? — поинтересовался я. — Неужели это был Годвин?

— Нет, черт побери. Это был Рой Брэдшоу. Он был профессором в колледже. — И он добавил с чувством какой-то скорбной гордости: — Теперь он декан.

«Недолго ему осталось», — подумал я. Тучи над его головой сгущались.

— Брэдшоу был пациентом доктора Годвина, — продолжил Макги. — Они с Кони и познакомились в приемной Годвина. Я думаю, в какой-то мере доктор помог им.

— Почему вы так думаете?

— Брэдшоу сам говорил мне, что доктор считает их отношения полезными для душевного здоровья. Смешная штука, я ведь тогда пошел к Брэдшоу, чтобы заставить его оставить Кони в покое, я готов был даже побить его. Но к концу своей речи он меня почти полностью убедил, что правы они с Кони, а не я. Я до сих пор не могу понять, кто из нас был прав. Я точно знаю, что она не была счастлива со мной. Может, она была счастлива с Брэдшоу?

— Поэтому вы и не втянули его в судебное разбирательство?

— Это было одной из причин. Какой был смысл поднимать все это? Это только ухудшило бы положение дел. — Он замолчал. И вдруг добавил очень откровенно: — Кроме того, я любил ее. Я любил Кони, — Это было своеобразным выражением любви к ней.

— Вы знали, что Брэдшоу был женат?

— Когда?

— Последние двадцать лет. Он развелся несколько недель назад.

Макги вздрогнул. Я посягнул на иллюзии, в которых он пребывал так долго. Он откинулся обратно на койку и почти скрылся из виду.

— Ее звали Легация Макреди — Летиция Макреди Брэдшоу. Вы когда-нибудь слышали о ней?

— Нет. Как это женат? Он жил дома со своей матерью.

— Есть разные виды браков. Он мог годами не видеть своей жены, а потом снова с ней встретиться. А может быть, она жила здесь, в городе, и об этом не знали ни его мать, ни его друзья. Подозреваю, что так оно и было, учитывая, что ему пришлось уехать на изрядное расстояние, чтобы скрыть расторжение брака.

Голос Макги задрожал:

— Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

— Это может иметь очень серьезное отношение. Если десять лет тому назад Макреди находилась в городе, у нее существовал очень серьезный мотив для убийства вашей жены, ничуть не менее серьезный, чем у вас.

Он не хотел думать о какой-то женщине. Он слишком привык думать о себе.

— У меня не было никакого мотива. Я бы волоса не тронул на ее голове.

— И тем не менее вы нередко поступали иначе.

Он промолчал. Я видел только его волнистые седые волосы и большие глаза, которым он изо всех сил пытался придать выражение искренности и доброжелательности.