Холод

Рухнула последняя надежда. Что делать дальше, никто не знал. А у меня ещё и вопросов — куча. За какие-то пару часов с момента моего знакомства с этой загадочной компанией, я увидел и услышал столько странных и непонятных для себя вещей, что голова шла кругом. Но все эти вопросы сейчас отодвинул один: «Что дальше?». Мои спутники были озадачены тем же самым.

— Кто-нибудь знает этот район? — первым нарушил молчание длиннобородый Савва, оглядываясь на своих приятелей. — Бывал тут кто?

Все отрицательно покачали головами.

— Я никогда не забредал в высокие районы, — ответил Томаш с тоской в голосе. — Никто туда не ходит, кроме светлейших.

— И что делать? — пробасил белобрысый.

— Думать надо, — буркнул Йозеф.

— А что думать-то? — возразил Савва. — Надо искать дорогу.

— Если сдвиги начались, — рассудительно проговорил Томаш, — хоть обыщись. Пустое это.

— А что тогда? Здесь что ли стоять и сопли жевать?

— Зря мы это затеяли, — хмуро проговорил Вторак. — Так и знал ведь, что ничего путного не выйдет. Боги прогневались на нас.

— Ладно, мужики, спокойно. Я думаю, надо просто поискать другую точку, — рассудительно произнёс Томаш. Казалось, старик меньше всех был обеспокоен случившимся. — Вон, Ванька Блоха, говорят, несколько раз такое проделывал. Выходил в поле и настраивал порт на нужный лад. Долго это, конечно, но что ещё остаётся?

— Только он пропал два года назад, — напомнил Йозеф.

— Ванька Блоха был путеводчиком умелым, — закивал Савва. — А ты что, Йозя, не умеешь, что ли, порт настроить?

— Всё я умею. Опасно это.

— А как иначе-то? — хмыкнул Томаш. — Есть другие мысли?

— Ладно, ладно, уболтали, — проворчал Йозеф. — Только надо открытое место найти. Ближайшее поле там, если ничего не изменилось, — он указал туда, откуда я пришёл. — Туды надо.

Йозеф свернул на узкую улочку, мы последовали за ним. А у меня из головы никак не выходил дворец на скале, до которого сейчас, казалось, рукой подать.

— Что в том дворце? — спросил я у идущего рядом Томаша. Старик был настроен ко мне благожелательнее остальных, и я решил воспользоваться этим и разузнать, что смогу.

— Там живёт хранитель Велимудр, — ответил Томаш. — Он следит за Сном, знает обо всём, что тут творится. Если не по нраву ему что придётся, может и мор наслать на сноходцев, а порой, наоборот, и уберечь может. Поэтому прежде, чем в Сон идти, всегда следует принести жертву хранителю Велимудру. Вот только попасть в тот дворец невозможно, хоть его и видно почти из любой точки Сна. Сколько бы ты ни шёл, гора будет отдаляться от тебя.

— Ты, похоже, много знаешь об этом месте, — заметил я.

— Не больше, чем остальные, хоть полжизни и брожу тут. Даже вон, отметины имеются, — Томаш скривился в усмешке, указав на свои шрамы.

— Моры?

— Да, пошли как-то раз: я и ещё одиннадцать парней. Нарвались на стаю собак, вот как сейчас. Попужали их маленько. Думали — всё. А хрен там! Уже было ушли, а тут как попёрли изо всех щелей. Двое тогда выжили. Не знаю, каким чудом, но в тот день хранитель Велимудр смилостивился надо мной. Да… Бывает и такое.

— А ты слышал когда-нибудь о девушке с длинными белыми волосами, которая обитает во Сне? — спросил я, увидев, что старик весьма охотно идёт на контакт.

— А ты почему интересуешься? — прищурившись, посмотрел на меня Томаш.

— Видел, — честно ответил я.

— Стефанианцы называют её Тирской блудницей. Якобы она ихнего пророка Стефана соблазняла, а теперь ищет юношей и уводит в Кошмар, обрекая там на вечное рабство Но это стефанианские страшилки. Ни от одного сноходца не слышал ничего подобного. А где ты её видел? Может, померещилось?

— Может, и померещилось, — пожал я плечами. — А кто такие стефанианцы?

Старик рассмеялся.

— Да тебе, похоже, неслабо так голову отшибло. Кто такие стефанианцы? Да те, кто верят в Стефана Спасителя, кто же ещё? Они это место Сном и обозвали. Якобы, одна их святая спит и видит сон, — Томаш ухмыльнулся.

— А вы во что верите?

— А мы верим в старых богов, почитаем великого Тэнгри и детей его: Диеваса, Перкунаса и Фрейю. А стефанианцы отвергли родных богов, заменив их заморским Безликим Богом и своим пророком, Стефаном. Ты-то сам в кого веруешь? Али даже с этим запамятовал? — на губах старика показалась ехидная усмешка.

— Может, хватит болтовни? — обернулся к старику Йозеф. — Тут нас на каждом шагу сожрать могут.

— Не сожрут, — махнул рукой Томаш. — Не здесь, по крайней мере.

— Всё равно. Парень не в себе, а ты с ним лясы точишь.

— Почему это я не в себе? — удивился я.

— Ты два раза спал, — ответил старик, — поэтому и не помнишь ни рожна. Сон поглощает твой рассудок. Если мы не выберемся отсюда, скоро совсем ума лишишься и станешь, как Никитка Слюнявый.

— А это ещё кто такой?

— Да так, дурачок городской, — хмыкнул Томаш. — Когда-то он тоже был сноходцем, как мы, а потом что-то случилось — никто толком не знает, что именно. Говорят, уснул. Но он не рассказывает. Он вообще ничего с тех пор не говорит — только слюни пускает.

— Всё понятно… — пробормотал я.

То, что мужики нашли объяснение моей отшибленной памяти, мне было лишь на руку. Сам-то я чувствовал себя нормально, насколько нормально можно чувствовать, находясь в другом теле. А если меня и мучили сомнения в трезвости моего рассудка, то только вначале. Сейчас я уже начал свыкаться с новой реальностью.

— А что будет, если надышаться пеплом? — задал я ещё один терзавший меня вопрос.

— Поначалу-то, может, и ничего не будет, — ответил старик, — а потом твоё нутро начнёт гнить, и через месяц, а то и раньше, дубу дашь. Поэтому, когда пепел рядом, без маски ходить нельзя. И есть тут ничего нельзя. От всего жди беды. Ничего во сне нельзя в себя принимать: ни воду, ни пищу. Даже воздух местный вредит человеку. Поэтому дольше, чем на день, сюда никто не ходит.

А вот это уже плохие новости. Я же и местную пищу ел, и снег топил для питья, и пеплом наверняка надышался. И что теперь? Даже если и выберусь отсюда, то помру через месяц? Невесёлые перспективы.