Холодная комната

– Доброе утро, – сказала Юля, с градусником подмышкой выбравшись из-под тонкого одеяла и свесив с кровати ноги.

– Доброе утро.

Анька была, казалось, более склонна к общению, чем четыре часа назад. Юля Кременцова решила этим воспользоваться. Ей было, по ощущениям, чуть-чуть лучше, и очень сильно хотелось с кем-то поговорить – неважно, о чём.

– А в какое место уколы делают? – полюбопытствовала она, болтая ногами.

– В задницу.

– Чёрт! А больно?

– Смотря кто будет колоть. Илюха – не больно, особенно если перед уколом ему красивые глазки сделаешь и трусы до коленок спустишь, а Светка – так, что за жопу держаться будешь до завтрака.

Кременцову больше встревожила первая часть ответа.

– Илюха – это медбрат?

– Да, типа того. Не бойся, он симпатичный мальчик.

Вошла сестра с блокнотом и авторучкой, забрала градусник.

– Тридцать восемь, моя хорошая.

Быстрым росчерком записала, умчалась.

– Утром всегда пониженная, – сказала Анька, зевая. Затем она потянулась, села, надела мягкие тапки с кроличьими ушами, – ну, что ж, пошли на укол.

Перед процедурным была небольшая очередь – одни женщины, так как процедурный был женским. Отстояв её, Кременцова с Анькой вошли вдвоём. При виде медбрата, который, стоя перед столом, наполнял шприцы, Кременцовой стало не по себе. Проще говоря, у неё слегка затряслись поджилки. Медбрату вряд ли исполнилось даже двадцать. Видимо, это был студент. Аньку предстоящая процедура, казалось, вовсе не волновала. Её надменные голубые глаза светились сарказмом.

– Привет, Илюха, – бодро сказала она, шмыгая слегка заложенным носом, – что такой кислый?

– Доброе утро. Фамилия?

Тон свидетельствовал о том, что Илюха ночью почти не спал и потому нечего к нему лезть с дурацкими разговорами.

– Карташова Анна Владимировна, – представилась Анька таким язвительным тоном, что Кременцовой стало смешно на одну секунду.

– Готовьте руку и попу, – распорядился Илюха, глянув на назначение, – сперва – руку.

Анька бесстрашно вздёрнула кверху рукав халатика. Озорная весёлость с её лица не сходила. Распаковав два тонких шприца, Илюха наполнил их до различной степени инсулином различных видов и сделал ей два укола рядышком. А затем он взял со стола десятикубовый, уже наполненный шприц с длиннющей иглой, при виде которой сердце у Кременцовой заколотилось вдвое быстрее.

– Теперь заголяйте попу, Анна Владимировна.

Досадливо, но опять же не без иронии скривив рот, Анька повернулась носом к стене, расставила ноги, длина которых могла бы вызвать припадок зависти у любой модели, и задрала халат, обнажая белые, чуть-чуть вислые ягодицы. Халат она натянула, скомкав его повыше пупка. На попе, с обеих сторон от складки, были заметны следы уколов.

– Анька, а ты чего без трусов сегодня? – внезапно перестал важничать медработник, взяв ватку и намочив её спиртом.

– Чтоб у тебя настроение поднялось, – отозвалась Анька, повернув голову так, что стал виден красивый профиль и правый глаз с наглым выражением, – я ведь к тебе очень хорошо отношусь! А ты меня только по голой заднице хлопаешь. Коли в правую.

Кременцовой никогда прежде не доводилось видеть, как делают укол в попу. Зрелище показалось ей любопытным, поскольку попа принадлежала красивой девушке, а колол симпатичный мальчик. Справился он со своей задачей весьма уверенно – пару раз мазнул ваткой по ягодице, премило заколыхавшейся, и вонзил иголку коротким, быстрым движением. Тем не менее, обе Анькины ягодицы вздрогнули и плотнее прижались одна к другой, а она сама немножко ругнулась матом.

– Задницу надо было расслабить, – сказал Илюха, вводя лекарство, – я ведь тебе каждый раз это повторяю!

По завершении процедуры он тщательно протёр ваткой место укола.

– Можете одеваться, мадемуазель.

– Мерси, – процедила Анька, одёргивая халат. Затем повернулась. Её лицо не было признательным. Кременцова надеялась – она выйдет. Но зря надеялась.

– А как ваша фамилия? – обратился к ней молодой садист.

– Кременцова.

Медбрат нашёл её в списке и сразу взял большой шприц с длинной иглой.

– Попу!

У Кременцовой вспыхнули щёки. Растерянно и неловко вытягивая из пряжки ремень, она поинтересовалась:

– А в руку разве колоть не будете?

– Нет, мадам, вам это не требуется. Живее, живее штаны снимайте!

Приказной тон задел Кременцову больше, чем перспектива смешной школьной экзекуции. Раздражённо встав носом в угол, она спустила трусики с джинсами до колен и задрала кофту.

– Секите!

Анька хихикнула. Юный хам без тени эмоций приблизился к голой заднице Кременцовой и всадил шприц довольно болезненно. Но зловредная Кременцова даже не пикнула, не поморщилась.

– Это что за укол? – спросила она, когда хам вводил.

– Спросите у доктора.

– Ты чего сегодня какой-то бешеный? – возмутилась Анька, – мою фамилию, видите ли, забыл, укол сделал так, что я чуть язык от боли не откусила! Юлечка, это антибиотик. Пенициллин. Курс – сорок уколов, по двадцать в каждую половинку.

В палату шли, потирая попы ладонями.

– А он что колол тебе в руку? – спросила Юля.

– Мне? Инсулин. Короткий и длинный.

– А! Значит, ты – диабетик?

– Типа того.

Зашли в туалет. Его состояние ужасало.

– Здесь, вообще, когда-нибудь убирают? – вскричала Юля, кое-как свесив над унитазом больно уколотую часть тела.

– Да, разумеется. Каждый год.

Вернувшись в палату, они умылись, после чего Анька помогла Юле переложить вещи из сумки в тумбочку. Удивилась, что столько книжек. Сама она, как успела Юля заметить, читала лишь одну книгу – «Справочник по служебному, охотничьему и декоративному собаководству». Как только Юля опять легла, чтобы хоть немного поспать, хотя бы до завтрака – прибежала ещё одна медсестра, с пробирками и шприцами.

– Здравствуйте, девочки! Кто здесь у меня Кременцова?

– Я.

Поставив лоток с пробирками на край тумбочки, сестра вынула из кармана жгут и распаковала огромный шприц.

– Кровь из вены. Да ты лежи, лежи, не вставай! Лежи, говорю! Расслабься.

У Кременцовой ноги свело от страха. Но медсестра оказалась попросту чародейкой – зажмуренная больная всё ещё ожидала укола, когда она объявила:

– Сделано! Держи ватку десять минут.

Проводив её восхищённым взглядом, Юля спросила:

– Анька, что им мешает ей поручить обкалывать задницы, а тому идиоту – брать кровь из вен?

Анька, что-то мурлыча себе под нос, сидела за столиком, на котором стояло зеркальце, и подкрашивала ресницы.

– Именно то, что он – идиот. Не попадёт в вену.

– Так значит, надо его уволить к чертям собачьим!

Тут Анька вдруг повернулась.

– Ты где работаешь? Не в милиции?

– Не в милиции, – еле слышно пролепетала Юля, хлопнув ресничками, – а с чего у тебя возникло такое предположение?