Холодная зона
Шрифт:
Может, конечно, кто-нибудь согласится работать за счет будущего выигрыша…
Но это потом. Сейчас надо решить вопрос с деньгами. От волнения у Рея разыгрался аппетит. Войдя в комнату со стеной-экраном, он плюхнулся в гигантское кресло и приказал.
— Еда, доставка на дом… Первая позиция.
На экране возник зал огромной пиццерии — со столиками, официантами в белых колпаках, виноградной листвой по кирпичным стенам.
— Заказ, — привычно велел Рей, — пицца «Флоренция» большая, бутылка колы — литр. На этот адрес.
— Простите, — произнес механический женский голос, — мы не можем исполнить
Рей чертыхнулся. Вызвал банк и через минуту убедился, что денег на его счету и в самом деле нет. Раньше чип был привязан к практически бездонному счету Энрике — теперь же эта связь была аннулирована.
Есть хотелось все сильнее.
— Базис-центр Мюнхена! — приказал он. На экране возникла надпись «Ждите свободного оператора». Рей вскочил и начал ходить от окна к стене, поглядывая на экран. Ничего, говорил он себе. Сейчас побеседую с чиновницей, и мне дадут пособие. Я гражданин Федерации! Здесь никто не может умереть с голоду.
Эти разумные доводы отчего-то плохо действовали на панику, которая разгоралась внутри.
Через двадцать минут на экране появилась чиновница — брюнетка в очках и в черно-белой униформе городской службы.
— Добрый день, служащая Корнер, слушаю вас! — официальным неприятным голосом отчеканила она.
— Мне нужно пособие, — выпалил Рей, — у меня нет работы. Нечего есть. Родственники отказались мне помогать.
— Заполните, пожалуйста, анкету и подайте формальное заявление! Вот бланки!
Служащая исчезла, и вместо нее Рей увидел бланк заявления, который тут же перенес на небольшой планшет. С планшетом на коленях он пыхтел около часа.
Насколько Рей помнил, базис рекламировался как пособие, выдаваемое без проволочек и бюрократии, без всяких условий — каждому нуждающемуся. Видимо, анкета не считалась проявлением бюрократии, но чиновники хотели знать о нем всю подноготную. Некоторые пункты Рей даже не представлял как заполнять, писал, что придется. Наконец, титанический труд был окончен, и он с облегчением отправил анкету по приложенному адресу.
Служащая Корнер вновь возникла на экране.
— Благодарю за ваш интерес к нашей службе! Ваша анкета будет рассмотрена, и после этого вы получите сообщение о ходе вашего дела, — женщина всмотрелась, видимо, в анкету, — простите, в каком году вы родились?
— Это не ошибка, — терпеливо произнес Рей, — это особый случай. Я был болен раком, умер, был крионирован. Около года назад меня снова оживили!
— Вот как, — без особого интереса произнесла служащая, — я должна обратить ваше внимание на то, что вам необходимо представить документы, подтверждающие отсутствие у вас дохода, справку с последнего места работы или обучения, если у вас есть родственники, обязанные вас содержать, они также должны предоставить документы, убедительно демонстрирующие, что они вас содержать не в состоянии!
— А какие родственники могут быть обязаны меня содержать? У меня есть только племянник… — заинтересовался Рей. Служащая пренебрежительно покачала головой.
— Речь идет лишь о родственниках первой степени — родителях, детях, нынешних и бывших супругах и сожителях. Племянник, разумеется, содержать вас не обязан.
— Ясно… спасибо, — разочаровался
Рей, — а скажите, когда я теперь смогу получить пособие?— Средний срок рассмотрения заявления — две недели, — сообщила женщина. Рей подскочил.
— Подождите! Но мне нечего есть! Как я буду жить две недели?! У меня нет ни цента!
— Обратитесь в благотворительные организации, — равнодушно посоветовала Корнер, — желаю вам прекрасного дня! До свидания!
Рей молча смотрел на опустевший экран, чувствуя, как пот течет за шиворот.
Он долго размышлял, стоит ли позвонить Наоми.
Она настроена не так решительно, как племянник. Она жалела его и даже предлагала мужу купить Рею домик. В общем, разумный и милосердный выход: для племянника миллион-другой — мелочь, а Рея можно было бы обеспечить до конца жизни.
Но чем дальше, тем больше Рей понимал, что Наоми звонить бесполезно. Насколько он успел понять этот мир, даже высокопоставленные женщины здесь неплохо знали свое место и держались за него — очевидно, феминизм во время большой войны сдал позиции. Женщин-политиков тоже теперь не было видно. На вид в семье Гольденбергов полное равноправие, однако решает все Энрике. Наоми может пообещать поговорить с ним… но и только. Но может, по крайней мере, она даст ему какую-то сумму на первое время? Рей долго размышлял и наконец позвонил Леону.
Тот стоял, похоже, в раздевалке — в красно-белой форме, взмыленный, с взъерошенными мокрыми от пота черными волосами.
— Здорово, дедуля! — сверкнули в улыбке белые зубы, — как жизнь? Давно не виделись.
— Жизнь не очень, — честно признался Рей. У него не было сил на смолл ток, — послушай, Ле, у меня к тебе просьба… надеюсь, не очень обременительная. Видишь ли… в связи с кризисом твой дед… ну он не хочет больше видеть меня у себя. Я снял квартиру, но… у меня большие финансовые проблемы.
Леон взмахнул широким белым полотенцем, накинул его на шею.
— Слушай, старик, — произнес он спокойно, — давай по-хорошему. У меня через два месяца свадьба. С кризисом я тоже потерял кое-что. Мне деньги в рот не сыплются, я их зарабатываю. У тебя свои проблемы — у меня свои.
— Да что же мне, с голоду умирать? — воскликнул Рей. Леон досадливо сморщился.
— Граждане Федерации не умирают с голоду. Прекрати истерику и веди себя по-мужски. А насчет денег… знаешь, дед, я не сторонник того, чтобы вмешивать в дружеские отношения какие-то расчеты. Никому от этого лучше не будет, поверь. Ну вот дам я тебе денег. Один раз, два… а когда ты решишь свои проблемы? Когда-то ведь надо начинать их решать, не так ли?
— Но ведь у тебя много денег, — пролепетал Рей, не соображая, что говорит. Леон с экрана холодно прищурился.
— Вон как ты заговорил! Дружеский тебе совет — никогда не считай деньги в чужом кармане! Всего хорошего!
Экран погас. Рей вскочил и стал ходить из угла в угол. Не так надо говорить с ними, не так! Резко и решительно: мы еще посмотрим, какая сумма мне причитается. Я обращусь к адвокату. Мы выясним, что произошло с моим капиталом за это время.
Но он не умел разговаривать жестко и решительно. Он вырос в другое время, когда людей было принято жалеть и любить.