Холодное сердце пустыни
Шрифт:
Она лгала. Пауль не очень понимал, с чего он это взял, но она совершенно точно лгала. Обидел. Не понятно чем, не понятно когда именно, но обидел. И шайтанова девка, разумеется, сидела и дулась молча. Сидела с пиалой в руках, медленно пила терпкий травяной чай и смотрела на потолок, где кружились вокруг висящего в воздухе магического светильника глупые мотыльки. Прямо как Мег. Просто один в один.
Аман тоже не отличался разговорчивостью, он, кажется, ушел всеми мыслями во что-то, далекое от этого чаепития. Но его молчание не казалось таким чужеродным, оно вполне ему подходило, и стоило пиале Амана опустеть,
— Падме, устрой господина Ландерса наверху. Мун поспит в твоей комнате этой ночью.
— Хорошо, господин Аман.
На шее Падме рунного ошейника не было. Она была свободной. Ну хоть кому-то повезло.
Пауль тоже поднялся на ноги, он уже выпил две чашки чая, утолил свою жажду и не отказался бы все-таки лечь спать.
— Ты не идешь? — сделав два шага за Падме, он обернулся к Мун, которая так и осталась сидеть у столика на коленях, гипнотизируя взглядом пиалу перед собой.
— Мне нужно поговорить с нашим хозяином, — ровно отозвалась Мун, — приятных снов, Пауль.
7. Глава, в которой герой караулит у двери
Эльяс наслаждался новой жизнью по-полной. И к своей роли чародея отнесся “с погружением”.
В лаборатории у него творился такой кошмар, какой не творился у опытных алхимиков. Воняло серой, жженой сущностью хорлы, неосторожно сунувшейся на территорию Короля Воронов, и маслом дерева рахат, что избавляло от дурного настроения.
— Попробуй масло шафрана для благовоний, Эльяс, — приторным тоном посоветовала Мун, замершая в дверях лаборатории со скрещенными на груди руками, — говорят, настраивает на любовь к кому-то кроме себя.
— Ай, дорогая, если бы с тобой это хоть как-то помогало, я бы тебя шафрановым маслом всю обмазал. И себя тоже, — хмыкнул Эль, изображая из себя ужасно занятого изысканиями мага. С учетом того, что тут он в основном просто игрался и при этом записывал, какой эксперимент был наиболее разрушителен, — это было смешно.
Он выглядел таким невозмутимым, будто и вправду ничего такого и не происходило.
Мун зацепила взглядом какую-то реторту с очень опасно булькавшим зельем и мечтательно подумала, как замечательно бы было, если бы тут все рвануло… Можно сразу все. Чтобы точно мало не показалось.
Нет, Элю было бы абсолютно плевать, его настоящего бы даже не поцарапало, но тело бы пришлось восстанавливать. Да и дом — наверное, тоже.
В общем, это бы обеспечило Эльясу хоть чуть-чуть напряжения. А то он просто шикарно устроился.
— Ты пришла признать поражение, Салли? — задумчиво поинтересовался Эль, отрывая свой взгляд от хрупкой пробирки в своих руках.
Девушка лишь только понадеялась, что он не держал её за настолько безмозглую барышню. Неужели он думал, что она сдастся вот так просто.
— Я пришла пожелать тебе приятных снов, Эльяс, — сладко улыбнулась Мун, нацепив на лицо самое благостное выражение.
Эль, явно удивленный этим безобидным заявлением, резко развернулся к девушке, уставился на неё недоверчиво. На долю секунды Мун успела заметить черное крыло его истинной формы — самый его кончик. Эль явно попытался понять, что она задумала. Что ж, с этим ему придется испытать разочарование. Сальвадор все-таки была не по зубам всяким безалаберным божкам.
Жаль, что с этим мерзким проклятием сама
не могла разобраться. Для этого нужно было знать, где оступилась, где что-то сделала не так, знать имя того, кто тебя проклял. А она не знала. Не помнила. Найти того, кого не помнишь — сложная даже для духа задачка. Вот и пришлось искать посредника.Эльяс обошел вокруг Мун — сущностью скользнул, тело его не двинулось и с места, — но не нашел за что зацепиться и вернулся в человеческое тело.
— Ну что ж, спокойной ночи, Сальвадор, — Ворон чуть скривил губы, будто чему-то ухмыляясь. Наверное, был доволен тем разговором, что у него произошел с Паулем.
Мун развернулась на пятках и шагнула к лестнице.
— Спектакль устроила восхитительный, — заметил Эль, обращаясь к ней и явно намекая на то, что их разговор не закончен.
— Для тебя старалась, — осклабилась Мун со всей максимальной ядовитостью. Он же знал, что на колени перед ним искренне она никогда не встанет. И мог себе представить, насколько фальшивым для неё был этот жест.
Но это Эльяс привел к ней Пауля. Смертный был его пешкой. И пусть и возится с его проблемами сам. Хотя бы с частью.
— Понравился ли тебе мой ответ? — поинтересовался Ворон с такой самоуверенной рожей, что хотелось только рассмеяться.
Даже не догадывался, что на самом деле ей помог. Она ведь и вправду ощутила некую симпатию к этому непрошибаемому смертному. Он был одним из немногих хороших людей. По-крайней мере, не стал пользоваться случаем и набрасываться на женщину, с которой остался наедине. А она ведь слегка на это надеялась.
Но у него были к ней претензии. Значит, когда-то он оказывался в центре её суда. Ушел живым, но она иногда это делала. Иногда смерть не была высшей карой. Если он был под её судом — значит, кто-то просил его к этому суду привлечь. Северянин не был таким уж благородным. Просто хорошо прикидывался.
— Ты меня растоптал, Великий Ворон, — трагично сообщила Мун, с излишним отчаяньем заламывая руки, — как мог ты на моих глазах подчеркнуть, что есть в этом мире мужчины, что меня терпеть не могут. Такая жестокость. Это же для меня подлинное откровение.
Да-да, конечно.
В основном к ней шли обманутые невесты, брошенные дочери, преданные жены и просто те, кто бежал от жестокости в семье. Естественно, кто-то был источником их неприятностей.
Мужчины обычно огибали её капище издалека, даже если уважали её. Слишком ядовита, слишком опасна. Слишком много мужчин было ею признано виновными.
— Ну что ж, тогда и правда приятных снов, Сальвадор, — Ворон широко улыбнулся, — что ты хочешь, чтоб тебе приснилось? Тысяча мужских голов, насаженных на пики? О, нет, пожалуй, твой первый супруг, а? Ты, наверное, скучаешь по той, самой первой, еще смертной жизни? Желаю тебе освежить те воспоминания.
Это было не пожелание. Это было заклятие. И истинным зрением Мун увидела сорвавшееся с крыла Эльяса черное перо, тут же изогнувшееся в иероглиф. Знак вспыхнул и растаял, оставляя после себя неприятный запах порчи. А она ведь даже отбить её не могла.
Это будет очень неприятная ночь…
— Тебе мало того, что ты не дал мне уйти, да? Заставил наслаждаться твоей компанией и компанией смертного, — сквозь зубы прошипела Мун, — тебе нужно, чтобы я совершенно ненавидела свою жизнь, да?