Холодный дом (с иллюстрациями)

Должно быть, я все-таки поставила его в неловкое положение. Никогда я не видела такого смущения, такого замешательства, такого изумления и страха.

– Мисс Саммерсон, – запинаясь, пробормотал мистер Гаппи. – Я… я… прошу прощения, но мы, юристы, мы… мы считаем необходимым высказываться определенно. Вы говорите о том случае, мисс, когда я… я оказал себе честь сделать вам предложение, которое…

У мистера Гаппи как будто подступил комок к горлу, который он не мог проглотить. Молодой человек взялся рукой за шею, кашлянул, сделал гримасу, снова попытался проглотить комок, опять кашлянул, еще раз сделал гримасу, обвел глазами комнату и принялся судорожно перебирать свои бумаги.

– У меня что-то вроде головокружения, мисс, – объяснил он, – прямо с ног валит. Я… э… немножко подвержен этому… э… черт возьми!

Я молчала, чтобы дать ему время прийти в себя. И все это время он то прикладывал руку ко лбу, то опускал ее, то отодвигал свое кресло подальше в угол.

– Я хотел бы отметить, мисс… – снова начал мистер Гаппи, – боже мой!.. что-то у меня неладно с бронхами, надо думать… хм!.. отметить, что в тот раз вы были настолько любезны, что отклонили и отвергли мое предложение. Вы… вы, быть может, не откажетесь подтвердить это? Хотя здесь и нет свидетелей, но, может, этак будет спокойней… у вас на душе… если вы подтвердите?

– Ну конечно, – ответила я, – на ваше предложение я ответила категорическим отказом, мистер Гаппи.

– Благодарю вас, мисс, – отозвался он и, растопырив дрожащие пальцы, принялся мерить рукой стол. – Это меня успокаивает и делает вам честь… Э… должно быть, у меня бронхит, не иначе!.. что-то попало в дыхательное горло… э… может, вы не обидитесь, если я замечу, хоть в этом и нет необходимости, ибо ваш собственный здравый смысл, как, впрочем, и здравый смысл любого другого лица, помогает это понять… может, вы не обидитесь, если я замечу, что то предложение было сделано мною в последний раз… и делу конец?

– Так я это и понимаю, – ответила я.

– Может… э… всякие формальности, пожалуй, излишни, но так вам самой будет спокойнее… может, вы не откажетесь подтвердить это, мисс? – спросил мистер Гаппи.

– Подтверждаю полностью и очень охотно, – ответила я.

– Благодарю вас, – сказал мистер Гаппи. – Очень благородно с вашей стороны, смею заверить. Сожалею, что мои планы на жизнь, в связи с не зависящими от меня обстоятельствами, лишают меня возможности когда-либо вернуться к этому предложению или возобновить его в каком бы то ни было виде или форме; но оно навсегда останется воспоминанием, обвитым… э… цветами под сенью дружбы…

Тут ему пришел на помощь бронхит, и мистер Гаппи перестал мерить стол.

– Можно мне теперь сказать вам то, что я хотела, мистер Гаппи? – спросила я.

– Почту за честь, смею заверить, – ответил мистер Гаппи. – Я глубоко убежден, что ваш здравый смысл и ваше благоразумие, мисс… внушат вам желание говорить со всей возможной искренностью и прямотой, а посему не иначе, как с удовольствием, смею заверить, выслушаю всякое заявление, какое вы пожелаете сделать.

– В тот раз вы были так добры намекнуть…

– Простите, мисс, – перебил меня мистер Гаппи, – но лучше нам не переходить от недвусмысленных суждений к намекам. Я отказываюсь подтвердить, что намекал на что-нибудь.

– Вы сказали в тот раз, – снова начала я, – что желаете позаботиться о моих интересах и улучшить мою судьбу, начав расследование насчет моей особы. Вероятно, вы затеяли все это, узнав, что я сирота и всем обязана великодушию мистера Джарндиса. Итак, вот о чем я хочу попросить вас, мистер Гаппи: будьте так любезны, откажитесь от мысли принести мне пользу подобным образом. Я иногда думала об этом, особенно в последнее время, с тех пор как заболела. И наконец решила – на случай, если вы когда-нибудь вспомните о своей затее и соберетесь что-то сделать в этом направлении, – решила прийти к вам и убедить вас, что вы ошиблись во всех отношениях. Ваши расследования не могут принести мне ни малейшей пользы, ни малейшей радости. Мне известно мое происхождение, и могу вас уверить, что вам не удастся улучшить мою долю никакими расследованиями. Может быть, вы давно уже бросили эту свою затею. Если так, простите за беспокойство. А если нет, прошу вас поверить мне и отказаться от своих планов. Прошу вас – ради моего душевного спокойствия.

– Должен сознаться, мисс, – отозвался мистер Гаппи, – что ваши слова – плод здравого смысла и благоразумия, которые я в вас угадывал. Подобное благоразумие вполне успокаивает меня, и если я сейчас превратно понял ваши намерения, то готов принести исчерпывающие извинения. Но поймите меня правильно, мисс: я приношу извинения лишь в тех ошибках, которые мог совершить во время нынешних наших переговоров – не иначе, – что подтвердят и ваш здравый смысл и ваше благоразумие.

Надо отдать должное мистеру Гаппи – он почти перестал вилять. Видимо, он теперь был искренне готов исполнить мою просьбу, и лицо у него стало немного пристыженным.

– Будьте любезны, сэр, – продолжала я, заметив, что он хочет что-то сказать, – позвольте мне сразу высказать все, что мне нужно сообщить вам, так чтобы к этому уже не возвращаться. Я пришла к вам насколько возможно секретно, потому что вы сообщили мне о вашей затее как о тайне, которую я твердо решила хранить, да и сохранила, как вам известно. Я уже говорила о своей болезни. Нет смысла скрывать, что если раньше я слегка стеснялась бы попросить вас о чем-нибудь, то теперь мне стесняться уже не нужно. Итак, обращаюсь к вам с просьбой и надеюсь, вы меня достаточно уважаете, чтобы ее выполнить.

Надо снова отдать должное мистеру Гаппи: он смущался все более и более и наконец, сгорая со стыда и краснея, сказал очень серьезным тоном:

– Даю честное слово, клянусь жизнью и клянусь душой, мисс Саммерсон, что, пока я жив, я буду выполнять ваши желания. Ни шагу не сделаю наперекор. Хотите, могу поклясться, чтобы вам было спокойнее… Когда я в настоящее время даю обещание касательно предмета, о коем идет речь, – скороговоркой продолжал мистер Гаппи, должно быть повторяя по привычке юридическую формулу, – я говорю правду, всю правду полностью и только правду…

– Этого вполне довольно, – сказала я, поднимаясь, – очень вам благодарна. Кедди, милая, я кончила!

Вместе с Кедди вернулась мамаша мистера Гаппи (теперь она уже толкала локтем меня и смеялась мне в лицо своим беззвучным смехом), и мы наконец ушли. Мистер Гаппи проводил нас до двери, с видом человека, который или не совсем проснулся, или спит на ходу, и смотрел нам вслед, вытаращив глаза.

Но минуту спустя он выбежал за нами на улицу с непокрытой головой, так что длинные его волосы развевались во все стороны, и, попросив нас остановиться, проговорил с жаром:

– Мисс Саммерсон, клянусь честью и душой, вы можете на меня положиться!

– Я и полагаюсь, – отозвалась я, – и верю вам вполне.

– Простите, мисс, – продолжал мистер Гаппи, делая то шаг вперед, то шаг назад, – но, поскольку здесь находится эта леди… ваша собственная свидетельница… может, у вас будет спокойнее на душе (чего я и желаю), если вы повторите ваши утверждения.

– Кедди, – обратилась я к своей подруге, – вы, пожалуй, не удивитесь, милая, если я скажу вам, что никогда не было никакой помолвки…