Холоп-ополченец. Часть II

Мавра Никитична мало что поняла и сразу побежала в горницу, к Карпу Лукичу. На ходу она обернулась к Михайле и крикнула: «Веди покуда!»

Михайла выскочил на крыльцо. Степка лежит, ровно не живой. Михайла вовсе перепугался: неужто помер? Схватил за плечи, приподнял, да тяжелый больно. Парень один помог, подхватил, и вместе внесли в поварню, положили на лавку.

Тут с горницы дверь отворилась, и вошел Карп Лукич.

– Это кто ж таков, Михайла? – спросил он неприветно.

– Степка то, что от Патрикей Назарыча убёг. Козьмы Миныча племяш. Боюсь, не помер ли, – пробормотал несмело Михайла.

– Вздуй-ка огня, Мавра, – сказал Карп Лукич, не видать ничего.

Карп Лукич и Михайла склонились над неподвижным телом. Мавра Никитична светила им лучиной, стряхивая нагоревшие куски в ведро с помоями.

– Жив, – сказал Карп Лукич, подымая голову от Степкиной груди. – Возьми-ка, Мавра, теплой воды, обмой голову. Может, рана где, так обвязать тряпицей. А ты, Михайла, сказывай, кто его так изувечил?

Карп Лукич сел на лавку у начавшего сереть окна и внимательно поглядел на Михайлу. Михайла переминался с ноги на ногу.

– Путем-то и сам не знаю, Карп Лукич, – проговорил он. – Слыхал я, что будто как к калужскому вору пробрался он, Степка-то, как убёг. Боле и не ведаю ничего. Ну, а ноне вышел за ворота, а он перед воротами на снегу лежит. Ну, сперва-то приподнялся, признал меня. Я спрашивать было стал, а он только лишь поспел сказать, что на его глазах Дмитрию Иванычу голову срубили.

– Вору голову срубили? – перебил его Карп Лукич. – Да ты верно ли слыхал?

– Слышал, Карп Лукич, сказывал он – Урусов князь, и сам он, Степка-то, еле ноги унес, мало не посекли его.

Конец ознакомительного фрагмента.